Ознакомительная версия.
– Ты чем в жизни занимаешься, сотрудник?
– В ФСБ работаю, – буркнул Карл, ибо на такой вопрос мычанием не ответишь.
– Что это – «фээсбэ»?
– Федеральная Служба Безопасности.
Отстанешь ты или нет, старый черт?
Слово «старый» применительно к человеку – неприличное, гораздо неприличнее, чем слово «черт». Это на Карла плохо влияли отношения с невежливой Каролиной. Раньше он никого не обозвал бы старым даже мысленно.
– А-а, отражаешь происки врагов? Но ведь у нашей Федерации врагов больше нет? Раньше были, а теперь нет. Так ведь?
– Мм.
Ветер неопределенно покачал бритой головой.
– Раньше много чего было, – вздохнул сосед. – Тебе, сотрудник, сколько лет?
– …Шестьдесят девять.
– Молодой совсем. Еще, поди, все зубы свои, и суставы тоже?
– Мм.
– …Сто лет назад, когда я был маленьким, люди ездили не по Трубе, на бесшумных пневмо-экспрессах, с двойной скоростью звука, а под снегом и дождиком, по железной дороге. Она называлась Транссиб. Ты такие поезда только в кино видел. Колеса постукивают: дадам-дадам, да-дам-дадам. Вагон покачивается. Люди в купе, вроде нас с тобой, называют друг дружку на «вы» и по имени-отчеству. Я это еще помню. – Сеньор хихикнул. – Во множественном числе, представляешь? Вот твоего отца как звали?
– …Магелланом, – не сразу вспомнил Ветер. Его мать говорила об отце редко и называла только по фамилии.
– А тебя?
– Карл.
– Представляешь, я тебе: «Как поживаете, Карл Магелланович?» А ты мне: «Вашими молитвами, Андрей Иванович».
Морщинистые щеки затряслись от мелкого смеха. Ветер тоже растянул губы. Подумал: вежливость – добровольное рабство современного евразийца. С детства тебе вдалбливают: будь приятен, сдерживайся, никого не обижай. А Каролина сейчас сказала бы: «Ты что, Андрей, не видишь – я читаю? Отвяжись».
Представил себе, как у надоедалы отвисла бы челюсть, и засмеялся, теперь уже искренне.
– Веселая книга?
– Да. Комедия.
Предупреждая следующий вопрос, Ветер показал обложку. Сам тоже посмотрел на портрет классика. Подумал: А.П.Чехову (1860–1904) было всего сорок четыре года, а выглядит на нынешние восемьдесят.
Говорливого сеньора, слава богу, заклонило в сон. Повесил седую бороденку на грудь, умолк.
Так, читаем дальше.
«Вершинин. Что ж? Если не дают чаю, то давайте хоть пофилософствуем.
Тузенбах. Давайте. О чем?
Вершинин. О чем? Давайте помечтаем… например, о той жизни, какая будет после нас, лет через двести-триста.
Тузенбах. Что ж? После нас будут летать на воздушных шарах, изменятся пиджаки, откроют, быть может, шестое чувство и разовьют его, но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая. И через тысячу лет человек будет так же вздыхать: „ах, тяжко жить!“ – и вместе с тем точно так же, как теперь, он будет бояться и не хотеть смерти».
Карл задумался.
Прогноз почти весь ошибочный. На воздушных шарах не летают – это слишком медленно. Пиджаков не носят – неудобно. Шестого чувства не развили. Смерти не боятся. Жизнь нетрудная. Полная тайн? Ну вот это пожалуй. Иначе сейчас не тащился бы на край света. Счастливая ли?
Словно разрешая сомнения, на шее завибрировал визофон: два раза коротко, потом длинно; два раза коротко – длинно. Каролина!
Конечно, счастливая.
Ветер быстро сдернул окуляры, вместо них поднял наглазник, вставил в ухо наушник. Мир разделился пополам: в левой половине появилось хмурое женское лицо (Каролина не любила улыбаться). Вторая половина, в которой купе, посерела и утратила значение.
– Просто так, – недовольно сказал в левом ухе хрипловатый голос. – Черт знает. Почему-то.
Не разбудить бы сеньора. Карл поднял ко рту экранчик на гибкой проволоке – звукопоглотитель.
– Я тоже по тебе соскучился.
Говорить этого было не надо. Каролина не выносила телячьих нежностей. Разговор сразу и закончился.
– Скучаешь – значит, с тобой всё в порядке. Я, собственно, только это.
В ухе щелкнуло. Картинка погасла. Но жизнь безусловно была счастливая, в этом Тузенбах не ошибся.
А сеньор все-таки проснулся. В таком возрасте сон чуткий.
– Чему улыбаемся? – Увидел еще не спущенный назад, на шею, визофон. – Кто-то позвонил? Жена? Ты женат, Карл?
– Нет.
Всякому терпению есть конец. Золотое правило вежливости: если хочется кого-то треснуть по башке, улыбнись и уйди.
Карл улыбнулся и встал.
– Отлучусь.
Ничего. До Красноярска можно посидеть и в ресторане.
Устроился у стойки, открыл бювар.
Чехов подождет. Надо хорошенько подготовиться к разговору с Сильваном.
Но опять не повезло. Сзади, сдвинув два стола, расположилась группа иностранных туристов – похоже, студенты. Судя по выговору – мексиканцы. Гид, а может быть, профессор, объяснял им про Трубу.
К сожалению, Ветер знал испанский. Но деваться было некуда. Пересядешь от стойки к столику – опять попадешь на кого-нибудь разговорчивого.
– …Страна, которую сейчас называют «Евразийская Федерация», в прежние времена именовалась по-разному. Ну-ка, кто вспомнит?
Все-таки не гид, а преподаватель.
– Россия, – ответил молодой голос.
– Союз Светских Социалистических Республик, – неуверенно сказал другой – и был поправлен: «Советских».
– Российская империя, а перед этим Московское царство, а перед этим Великое княжество Московское, а еще раньше Великое княжество Киевское, – оттараторила отличница.
– Молодец, Эвита. В прошлый раз я вам рассказывал, что после распада коммунистической диктатуры (У него уже и будущие мексиканцы – белогвардейцы!) эту большую страну долго лихорадило. Сначала от нее отделились национальные окраины: республики Средней Азии и Кавказа, Прибалтика, Украина, Белоруссия и так далее. Потом на несколько стран распалась и собственно Россия. С крахом локальных диктатур куски бывшей России снова объединились, но опасность нового раскола сохранялась. И тогда сторонники единого государства поняли одну важную вещь. В таком огромном сообществе народностей, местных эгоизмов, разнокультурных сословий и плохо ладящих между собой социальных групп обязательно нужен некий универсальный клей, который будет удерживать страну вместе – некий Общий Интерес, объединяющий всё население. Возникла концепция, автором котором стал человек, портреты которого вы видите здесь повсюду. Его звали… Правильно, Эвита. Только не Шупов, а Щщщупов, такой немного свистящий звук. В Федерации Александра Щупова обычно называют Садовником. Почему? Правильно, Эвита. Потому что он разработал проект Оранжереи – той самой, через которую мы сейчас движемся.
Ветер прикрыл уши ладонями, но голос был профессионально-пронзительный, от такого не заслонишься.
– …Тогда, век назад, всё началось с дискуссии о национальной идее, которая была бы привлекательна и понятна для всех. Гениальность Щупова заключалась в том, что он сказал: «Эта идея не может быть абстракцией. Абстрактными мечтами нас уже кормили при коммунистах. Они предложили народу самую красивую из идей – построение земного Рая Справедливости. Сами видите, что из этого вышло». (Вот гнида!) Большинство людей, говорил Щупов, не верят в абстракции – по недостатку воображения и природному прагматизму. Прочнее всего народ объединяется не идеологией, а общим делом, неким великим совместным трудом. Нужно нечто такое, ради чего нам захочется трудиться вместе. Тогда мы будем не просто соседями, а со-трудниками. Общее дело может быть небыстрым в реализации, но оно должно быть непременно выполнимым, да чтоб первые свои плоды приносило с самого начала, а не в отдаленном будущем. Самое главное: результаты этого труда должны быть выгодны всем без исключения регионам и всем жителям нашей страны.
Para todos los habitantes de nuestro país[3], пробормотал Ветер, затряс головой и попробовал сосредоточиться на отчете патологоанатома.
Нет, не получалось.
– …Сеньор Щупов не ограничился теоретизированием. Он предложил проект, учитывающий географические и климатические условия этой огромной холодной страны. Щупов был специалистом по коммуникациям и инфраструктурам, в прошлом руководил строительством нескольких больших междугородных магистралей и отлично владел предметом. «Смотрите, в чем главная проблема России, – говорил он. – Наше население, наша экономика, наша транспортная сеть распределены неравномерно. Территория вроде бы огромна, но пригодные для нормальной жизни земли занимают не более 15 процентов. Это наглядно видно по карте плотности населения: средняя и нижняя зоны европейской части коричневые; полоса, тянущаяся от южного Урала к Тихому океану вдоль китайской границы, желтая, а выше всё белое – там почти никто не живет. Люди приезжают в неуютные северные края на время, чтобы заработать денег, а потом возвращаются туда, где теплее и светлее. Есть регионы, которые нужно все время подпитывать извне – потому что природные и бытовые условия там комфортнее, но негде зарабатывать. Существует огромный разрыв в качестве жизни между мегаполисами и провинцией. При этом жители городов болеют от скученности и плохого воздуха, а сельские жители страдают от необустроенности и культурно-социальной обделенности. Зимой нас заваливает снегом, мы мерзнем. Осенью и весной дороги приходят в негодность. На их ремонт, как в бездонную бочку, из года в год тратятся колоссальные средства…»
Ознакомительная версия.
