– Но как?
– Очень просто. По большому счёту мы и так уже много лет живём без их участия. Это можно сравнить с беспризорниками, которым не повезло с родителями. Есть дети, у которых сильные и влиятельные отцы, которые решат все проблемы и дадут хороший старт в жизнь. Но не всем же так везёт. Есть родители, которые не только ничего не дают своим детям, но ещё и грабят, а потом ещё и алименты сдерут через суд, когда здоровье в пьянках-гулянках промотают и вспомнят «свою кровиночку». Но ведь живут же дети и при таком раскладе, и кто-то даже в люди выбивается. Конкретно я не чувствую, что мне власть и политика что-то должны или как-то очень уж мешают и притесняют. Они придумывают, может быть, какие-то нужные и неглупые законы, но некому контролировать их выполнение. Потому что всех развратила коррупция, и никто уже не хочет честно выполнять свой долг за обычную зарплату, когда постоянно слышит, как СМИ захлёбываются очередным скандалом с миллиардными хищениями. Мне глубоко безразлично кто в Кремле сидит, потому что там должен кто-то сидеть, а тот или этот – разница не большая. Всё равно туда люди приходят уже с какими-то определёнными возможностями. Я не думаю, что страной один человек управляет – наверняка, это большая группа людей, и возможно, что мы даже никогда их имён не узнаем. Они ничего не делают для людей, но не особо и мешают, потому что слишком заняты собой. Этим и надо пользоваться.
Другой раз Лизу прижали в давке к стенке кабины автобуса, на которой был наклеен глянцевый плакат в половину человеческого роста. С плаката смотрела огромная, круглая, как чугунная шар-баба, голова какого-то кандидата со сладкой улыбкой на обрюзгшем, хотя и тщательно отретушированном лице. Толстая шея, как поднявшееся тесто из кастрюли, выпирала из тесного воротника белоснежной рубашки с галстуком. Все детали даны так крупно, словно в тесном салоне кто-то рискует чего-то не разглядеть. Над головой алеет надпись: «Только с нашим блоком вы сможете…», а продолжения надписи Лиза не видит, так как оно под головой, у самого пола, где стоят усталые ноги пассажиров. Лизу прислонили прямо к носу кандидата, а по бокам от неё – два его уставших глаза с опущенными углами век, какие бывают у человека, которому всё давно обрыдло, да вот надо соответствовать. Она стоит в таком двусмысленном положении с этим «только с нашим блоком вы сможете…» и то в один глаз посмотрит, то в другой, то в один, то в другой… Одновременно жутко и как-то жалко человека на плакате.
– Почему у нас за бред величия теперь в психиатрию не направляют? – спросил женский голос позади. – Вот и нахваливают сами себя, вот и поют гимны. «Только с нами вы сможете…». А чего вы сами-то можете? Себя гениальными да великими провозглашать? Это любой дурак может. Давно известно, что нахваливающий себя сверх всякой меры человек, мягко говоря, нуждается в лечении. И куда только медицина смотрит?
– Медицина нынче платная, – ответил кто-то устало. – Время такое блядское. После войны бабы и сеяли, и пахали на себе, и детей вынашивали при этом, и это было нормой – никто их великими не считал. А теперь кто-нибудь шаг сделает, в прямом эфире чего-нибудь звучное скажет и все ахают: «Великий политик!». Народ измельчал, а у мелких людишек любой чих великим подвигом считается. Работает – уже великий. Учится – так и вовсе гений. Архимед жил и не догадывался даже, что он – великий человек, а теперь каждый недоумок себя великим и гениальным провозглашает. И даже не догадывается, что гениев много не бывает, это посредственностей всегда много. Посредственностей, которые провозгласили себя гениями. Тут была передача, депутат выступал: два часа без умолку себя хвалил. Что для страны сделал: ни гу-гу.
– Нет, в самом деле! – пошли накаляться страсти. – Страна в таком развале, а каждый политик кулаком себя в грудь стучит и доказывает, что он велик до невозможности. Согласитесь, как-то странно такое слышать в нынешних реалиях. Вот мы едем по каким-то колдобинам. Чувствуете, как автобус мотает? В салоне две лампочки горят, а кругом – великие политики. Это же просто неврастения какая-то! Великим гением можно быть только после смерти, а живым такая позиция очень мешает не только нормально работать, но и просто жить. Потому теперь никто ничего делать и не может, что все застыли в величественных позах, как уже готовые для своих постаментов памятники. Великих развелось столько, что престижней быть в стане невеликих! Я может быть плохо историю знаю, но не слышала, чтобы генсеки себя так вели. То же самое, что и самобичевание, так же отвратительно и опасно, но только с обратным знаком. На днях опять пиарили Забористого. Вы видели? Много потеряли, если не видели! Нашли каких-то замызганных дур «из народа», которые заявили, что он-де мало того, что «креативный», так ещё (не падайте в обморок) и сексапильный!
– Ха-ха-ха! С автотрассы, наверно, девок сняли за порцию горячего супа.
– И каждая от него ребёнка хочет родить. Он так важно губами пошлёпал и заявил: «Я согласен, что детей надо рожать от умных и великих мужчин, чтобы было больше умных и великих людей». А с чего он себя-то к умным причислил? Где его ум, и в каком месте? Они все умные, образованные, холёные, а мы как получали копейки, так и скатились на гроши.
– Да пусть рожают, раз больше заняться нечем! Природа на детях отдыхает, так что и от папаши-дурака могут умные детки получиться. Призывали рождаемость повышать, когда у правительства программа «по борьбе с бедностью» накрылась, а теперь социологи бьют тревогу, что половина семей с двумя детьми живут за чертой бедности. Теперь органы опеки бегают и отнимают детей у родителей, которые не могут обеспечить ребёнка самым необходимым.
– Да уж! На народ как на скот смотрят: сначала увеличь поголовье, а потом сдай государству.
– Ага, на мясо!..
– Нет, что хотите говорите, – уже шепчет какой-то экзальтированный женский голос прямо в ухо молчащей Лизы, – а я буду голосовать за Дармохламова от нашего района! У него такое лицо одухотврённое, Вы не находите? Не то, что у всех этих бл…нов потасканных! Вы согласны?
– Да, – испуганно кивнула Лиза, подумав, что ещё придавят вот так где-нибудь из-за политических разногласий.
И даже хотела что-то добавить в поддержку кандидата нервной дамочки, как её заглушил вынырнувший откуда ни возьмись визгливый мужичок, обдав всех привычным для таких типов «парфюмом» из крепкого перегара и дешёвого папиросного табачищи:
– Ну, конечно, если харя у кого одухотворённая, то сам бог велел такого засранца во власть выбрать! Самый что ни на есть достойный повод! Вот так и голосуем: один на рыло одухотворённое выражение одел и ходит – больше ничего для страны сделать не в силах. Зато у другого бакенбарды на модный манер подстрижены… Дуры вы, бабы!
– Сама такая! – парировала дармохламовская поклонница, но прожжённый женоненавистник её не услышал:
– Вот-вот, потому так и живём. Россию как дворовую девку сватают абы кому, потому что в возраст вошла – надо новых рабов спешно рожать. А она, стервь такая, артачится, план сбивает – дескать, из кавалеров и выбрать-то некого для такого деликатного делу. В наличии только конюх-дурак, пастух-садист да сам барин-самодур. И все трое к тому же – беспробудные пьяницы. Вот так поломается-покочевряжится, да и загонят её в сарай, все трое навалятся, включая барина, раз не хочешь по-хорошему! И даст стране угля, никуда не денется, глупая корова, народит новых крепостных барину. Иногда от самого же барина-борова, ха-ха!
– Что за отвратительные вещи Вы тут говорите, мужчина? – удивилась с другого бока от Лизы милая женщина, которая, стоя в этакой давке, ещё умудрялась вязать то ли носок, то ли варежку. – Здесь же какие-никакие женщины всё-таки едут…
– Вот именно, что никакие! – рявкнул знаток жизни крепостных девок, но тут же сфокусировал блуждающий взор на миловидной вязальщице и вдруг проявил неподдельный интерес: – Кстати Вы, мадам, кому отдадите предпочтение на выборах?
– Я на выборы не хожу. Зачем они мне? У меня Коля есть.
– Какой Коля? Что ещё за Коля такой? Каким боком к выборам этот Коля Ваш?!
– Это муж мой, – недоумённо пожала плечиком милая женщина, продолжая ловко поддевать петли спицей со спицы. – Он у меня на самосвале работает: и песок возит, и камень, и лес. Мне с ним никакие политики и депутаты не страшны. Цены повысят – мой Коля больше заработает. В деревне нашей совхоз развалили – мы с Колей квартиру в городе купили без всяких ипотек дурацких. Война начнётся – в Сибирь уедем, где медведь с волком всем правят. Уж мой Коля с ними общий язык найдёт, будьте нате. Я вам так скажу: политика эта нужна только бабам одиноким и неустроенным, о которых позаботиться некому. Видимо, таких в нашей стране всё больше и больше, оттого и ажиотаж такой перед выборами. Да пьяницам, чтоб можно было под водку галдеть ни о чём. А нормальным людям она ни к чему, разброд один. У меня вот золовка тоже до политиков сама не своя, звонит мне, спрашивает, какие у нас кандидаты по избирательному участку посмазливей есть, а я и не знаю никого. На кой они мне – у меня Коля есть. А у золовки как муж помер, так сразу политикой стала интересоваться, вот прям до изжоги! Конечно, страшно же, чего они там ещё придумают, чтобы беззащитной бабе жизнь изгадить и усложнить. А ей ведь ещё троих детей одной поднимать. Мне что? У меня – Коля.
