Ознакомительная версия.
Александр в изнеможении откинулся на спину и провел рукой по нежному изгибу бедра Августы. Она откликнулась тихим стоном, в котором кроме признательности и наслаждения отчетливо прозвучал призыв. Александр повернулся на бок, склонился над левой грудью Августы и осторожно коснулся языком набухшего покрасневшего соска. Августа поощрительно коснулась его рукой. Прикосновение было волшебным, как и все, что происходило сейчас между ними. Александр ощутил, как к нему начали прибывать силы. Настало время неторопливых, размеренных ласк. Было так здорово ласкать языком соски Августы и одновременно гладить рукой ее тело, которое очень скоро начало подрагивать и извиваться. Поняв, что Александр не собирается никуда спешить, Августа выскользнула из-под него, заставила лечь на спину и села сверху… Ее налитые груди, покрытые капельками испарины, дразняще колыхались перед лицом Александра в такт их движениям. Александр несколько раз попробовал поймать губами сосок, но Августа решила повредничать и всячески этому препятствовала. Александр рассердился, привлек ее к себе и не отпускал до самого конца. Августа сначала пыталась высвободиться, но быстро передумала и сама начала льнуть к Александру…
Потом они долго лежали молча. Держались за руки и переглядывались время от времени. Устав лежать, Августа встала и, переступая через разбросанную на полу одежду, подошла к окну. В мягком вечернем свете ее совершенное тело казалось еще совершеннее. У Александра от восторга перехватило дыхание. Он в очередной раз подумал о том, как счастлив, и удивился тому, что, оказывается, во взрослом возрасте можно быть таким же счастливым, как и в детстве. Успел еще подумать о том, что Августа лучшая из всех женщин, с которыми его сводила жизнь, и услышал, как она декламирует:
– «Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, что бывает любовь на земле…»
Августа читала стихотворение Ахматовой негромко, но прочувственно, настолько прочувственно, что у Александра больно царапнуло где-то внутри. Он вдруг осознал, что при самом что ни на есть радужном настоящем будущего у них с Августой нет, а то, что сейчас происходит с ними, есть самый пик, иначе говоря – начало конца.
Нет ничего больнее обладания, в котором кроется предчувствие потери. Да, все на свете конечно, и сама жизнь тоже, но иногда так хочется забыть об этой самой конечности или хотя бы притвориться, что забыл.
Или помнить, но без этой щемящей боли внутри.
– «И от лености или со скуки все поверили, так и живут… – подхватил Александр, невзирая на боль, продолжая любоваться Августой. – Ждут свиданий, боятся разлуки и любовные песни поют…»[30]
– Все не так, – Августа обернулась к Александру, и в темноте ему показалось, что она улыбается. – Сегодня не двадцать первое, не понедельник, не ночь и мглы никакой нет.
– Но бездельник придумал? – со значением уточнил Александр.
– Бездельники только и занимаются тем, что придумывают! – ответила Августа.
Славно поговорили, как будто добавили перца, а потом сверху еще и горчицы положили. Раньше у Александра было ощущение, что он чего-то недопонимает, теперь же появилось чувство, словно он что-то потерял. Нет, скорее, не потерял, а проиграл.
Чувство оказалось вещим. Вернувшийся Даня с огромным удовольствием откликнулся на предложение сыграть в шахматы и дважды выиграл у Александра. Нельзя сказать, что Александр совсем не поддавался, немного поддался, конечно, но очень надеялся, что Даня этого не заметит.
В воскресенье гуляли по Васильевскому острову (место прогулки выбрала Августа), играли в боулинг на Сенной площади, долго выбирали Дане туристический рюкзак на лето и в итоге все же выбрали, пообедали в ресторане, поужинали вкусными сладостями в кафе, полюбовались замерзшей Невой. Замерзшая Нева – не самое красивое зрелище современности, но почему бы не сделать вид, что ты им любуешься?
– Знаешь, какое самое страшное оскорбление в Питере? – вдруг спросила Августа. – Такое, после которого рвутся навсегда связи и забываются номера телефонов вместе с адресами.
– Боюсь даже предположить… – улыбнулся Александр.
– Сказать гостям зимой: «Вы бы поспешили, а то мосты разведут». Хуже ничего нельзя придумать.
– Я, пожалуй, сегодня не буду подниматься к вам, – сказал Александр, притворяясь испуганным. – Провожу до дома и уеду в гостиницу. Лучше не доводить до мостов.
– Сегодня тебе это не грозит! – рассмеялась Августа. – К тому же я приготовила тебе подарок на двадцать третье февраля и как раз сегодня собиралась его вручить. Под фанфары. Так что придется тебе зайти…
– Подарок? – оживился Александр. – А какой?
– Он маленький и в коробочке, – доложил Даня. – А что там, мама мне не показала.
– Предатель! – возмутилась Августа. – Мог бы и промолчать.
Всю дорогу до дома Александр и Даня строили предположения по поводу подарка. Вариантов было много, и они прямо-таки блистали разнообразием (флешка, брелок, запонки, часы, редкая монета, значок и даже свисток), но ни один не оказался верным. Во всяком случае, Августа всякий раз качала головой и говорила:
– Холодно.
В конце концов, Александр предположил, что в коробочке ничего нет.
– Это очень мудро – подарить Пустоту, – глубокомысленно сказал он. – Настоящий буддийский подарок.
– И деньги тратить не надо, – одобрительно заметил Даня.
– Какие же вы все-таки у меня мужчины, – вздохнула Августа. – Один такой меркантильный, а другой такой недогадливый. Сказано же, что маленький и в коробочке. Почему бы не предположить, что там симпатичный веселый гном?
Гном действительно оказался симпатичным – добродушным, щекастым, улыбчивым. В правой руке он держал большую пивную кружку, а левую поднял вверх в приветственном жесте.
– Это Весельчак, – сказала Августа, дав Александру возможность всласть налюбоваться подарком. – Он будет скрашивать твое одиночество и напоминать о нас. Уверена, что вы с ним подружитесь.
– Мы уже подружились, – ответил Александр, бережно укладывая Весельчака в коробочку, хоть тот был латунным и опасность разбиться ему не грозила.
В самых потаенных мечтах своих, тех самых, что граничат с несбыточностью, он в каждый свой приезд надеялся, что Августа больше не захочет расставаться с ним и они вернутся в Москву втроем. Глупо, безнадежно глупо, потому что даже если бы Августа и захотела, то не сорвалась бы с места в одночасье, но отчего и не помечтать немного?
Мечтам иногда свойственно сбываться, пусть даже и не так, как ожидалось, пусть даже и не полностью, а частично. Мечтал возвращаться в Москву не один? Получай в спутники гнома, подаренного любимой женщиной. Ирония судьбы? Еще какая ирония! Удар ниже пояса, замаскированный под поощрительный шлепок.
Ева с готовностью откликнулась на приглашение. Приехала на следующее утро после звонка Александра и не с пустыми руками – привезла огромный букет белых роз и бутылку «Мартеля». Александру стало неловко – он же не в гости ее пригласил, а попросил приехать на работу по делу.
– Какие пустяки, – отмахнулась Ева от робких упреков в расточительстве. – Разве я не могу выразить хорошему человеку свою признательность?
«Хороший человек» смутился окончательно.
Суть проблемы Еве разжевывать не требовалось. У самой родители выступали против смены пола.
– Как они, кстати? – осторожно спросил Александр.
– С отцом иногда перезваниваемся. – Ева поморщилась, давая понять, что общение с отцом не доставляет ей удовольствия.
Про мать Ева ничего не сказала. Значит, до сих пор не общаются.
– Человек очень сложный, – сразу предупредил Александр, – с ним надо осторожно. Главное – заинтересовать его, втянуть в разговор, не получить с ходу от ворот поворот.
– У меня есть одно шикарное черное платьице! – похвасталась Ева. – Чуть длиннее маечки и декольте ниже некуда. А к нему я надену красные туфли во-о-от на таких каблах! Он как увидит меня…
– Лучше оденься поскромнее, как вот сейчас, например, – осадил ее Александр, – и начни разговор с того, что ты когда-то была мужчиной.
– Как сейча-а-ас? – разочарованно протянула Ева, оглядывая свой строгий светло-серый костюм. – Но это же сугубо деловой стиль для сугубо деловых визитов. Мне отсюда ехать на деловую встречу, вот я и оделась, как монахиня.
– Что за встреча? – полюбопытствовал Александр.
– Собеседование в журнал «Магазиниссимо», – с гордостью ответила Ева. – Им нужны регулярные потоки женского бессознательного, облеченные в бойкую форму, а из меня оно так и прет. Что же касается того, что я была мужчиной, то я им никогда не была…
– Мне-то можешь не объяснять, – укорил Александр. – Я все понимаю. Но если ты скажешь нашему оппоненту: «Знаете, Виктор Сергеевич, я раньше жила в мужском теле, а сейчас живу в женском», то разговор на этом и закончится. Если хочешь добиться результата, то всегда надо учитывать характер и интеллект собеседника. Виктору Сергеевичу надо излагать все как можно проще. Он…
Ознакомительная версия.
