Он вспомнил страшную Лешкину смерть – в плену ему отрезали гениталии и засунули ему в рот. Он увидел как наяву Серегу Казначеева, ползущего без ног и кричащего: «Не бросайте меня тут!» Вспомнил, как душманы, узнав, что Юлиан музыкант, отрубили ему мизинец, пообещав наутро отрубить следующий палец. И если бы их не освободили, так бы и сделали.
Он смотрел на сцену и не видел ее, перед ним проплывали другие картины. Как он радовался, когда возвращался домой, и не знал, что дома его уже никто не ждет, и он остался совсем один.
Вспомнил свою первую жертву – толстого, как боров, директора рынка, которого он уложил одним выстрелом в лоб, с чердака шестиэтажного дома за полквартала. А вечером напился до бесчувствия, – все же это была не война, это стала уже просто работа. Сколько их было потом – сосчитать невозможно, в стране шел передел, и стрелки были нужны.
Музыка открывала в его душе все новые и новые двери, которые ему казалось, он замуровал в себе навсегда.
«Почему так повернулась моя жизнь? – задавал он себе вопрос. – Я мог так же стоять на сцене и творить музыку, а я творю зло. Зачем я живу?»
На лице не отражалось бурлящих в его голове мыслей, просто по щекам текли слезы.
Казалось, овации будут бесконечными. Юлиан до боли отбил ладони, но все равно продолжал хлопать. Понемногу все утихло, музыканты покинули сцену. Он продвигался к выходу в гомонящей толпе. И вдруг у выхода увидел своего клиента, тот стоял рядом с маэстро и держал за руку своего сынишку лет пяти.
Когда Юлиан оказался рядом с ним, то услышал, как клиент сказал: «Мой сын тоже стал учиться на скрипке играть, хочет стать таким, как вы». Мальчик высоко поднял голову и с детской непосредственностью заявил: «Я лучше буду!» Все засмеялись, и Юлиан тоже улыбнулся.
Недалеко от стоянки, в темноте среди сосен, он аккуратно прикрутил глушитель и встал недалеко от машины клиента, – тот должен был объявиться здесь с минуты на минуту.
Клиент медленно подошел к машине со своим сыном, они говорили о музыке, о том, сколько она приносит человеку радости и чистоты. После этих слов у Юлиана перед глазами снова возник силуэт отца, его первые наставления…
Хлопок выстрела был почти не слышен, так как дуло было приставлено вплотную. Тело завалилось лицом вниз на тротуар и замерло без движения. Поднять руку на отца, быть может, будущего великого музыканта он не хотел и не мог. Да и порядком все надоело!
Что имел в виду знаменитый философ Диоген, когда сказал Александру Великому на предложение разных благ: «Не заслоняй мне собою солнце!»
Диоген просил не заслонять от него мир – иллюзией богатства. Тот, кто погружен в подсчет собственной прибыли, редко смотрит на звезды. Золото так ярко блестит, что оно может затмить разум, главное богатство философа, и он превратится в обычного мещанина.
Поэтому завоеватель и говорил: «Я бы хотел стать Диогеном, если бы не стал Александром». Эти две короткие фразы – удел великих.
Наше благополучие закрывает от нас несчастие других, мы живем в маленьком, выдуманном мире и становимся от этого еще более убогими, чем те, кто стоит с протянутой рукой.
Недавно в одной компании мне пришлось наслаждаться беседой с одной более-менее состоятельной дамой. Каким-то образом разговор коснулся богатства. На вопрос, в чем счастье, я услышал самый типичный ответ современной женщины: «Денег побольше, мужа побогаче, машину получше!». Слово «любовь» она или не знала, или просто забыла.
Когда я задал каверзный вопрос: «Как же быть с теми, кто каждую минуту умирает в мире от голода, благодаря тому, что мы живем так хорошо? И может ли нормальный человек, созданный по образу и подобию Божьему, быть счастливым, когда рядом есть те, кому плохо?»
Она посмотрела на меня презрительно, словно один из тех несчастных, о которых было упомянуто, это я: «Вы идеалист!»
Мне стало грустно. Да, я идеалист. Мне противна демократия, где выбирают лучшего среди богатых и для богатых, а не лучшего среди лучших.
И я вспомнил историю об одной настоящей женщине, для которой было не все равно, как существуют люди рядом с нами, и слово «любовь» во всех его пониманиях не было для нее пустым звуком.
Жизнь бросает нас по белу свету или держит взаперти на одном месте, мы ее ругаем, проклинаем, но все равно с радостью встречаем новый день.
Когда приходит весна, мы всегда ждем чего-то необыкновенного, быть может, чуда под названием любовь, а может, просто чего-нибудь нового. И не имеет значения, где ты в этот момент находишься – во всем мире весенние ручьи бегут одинаково. Наверное, и в Париже люди лишены долгого таянья снега и журчащих весенних ручьев, но зато вместо них тут в воздухе витает аромат желания, который не меньше радует сердце.
Минночка остановилась в отеле с звучным названием «Де Пари», окна ее номера выходили на маленькую площадь возле входа в Лувр. Каждое утро она наблюдала молодого человека, изображавшего из себя статую худого Самсона, обсыпанного чем-то вроде муки, потом живая скульптура превращалась еще в кого-то, а ближе к обеду собирала свои вещи и уходила под арку соседнего дома, где натягивала на себя штаны, рубаху и убиралась восвояси.
Париж никогда не меняется, он живет жизнью, обособленной от тех, кто обитает в нем, от тех, кто в нем рождается, кто делает его еще прекрасней. Потом они уходят, а город продолжает жить. Потомки Дюма, Бальзака, Мопассана и множества других летописцев этого города продолжают так же пылко любить, невинно изменять и просто жить самой обычной для французов жизнью.
Булочная возле собора Сакре-Кёр ничем не отличается от сотен подобных ей заведений, разбросанных по всему городу. Но именно сюда ранним утром, сама не зная зачем, зашла Минночка – то ли ей просто захотелось чашечку ароматного черного кофе, а может, ей кто-то «постучался в сердце».
Ему тогда было уже за сорок. Конечно, он слегка молодился, но Минночка этого совершенно не заметила. Многим молодым женщинам нравятся мужчины постарше, и седина в их волосах кажется им чем-то респектабельным, стабильным, даже если в голове с подобным обрамлением непрекращающийся ветер вечной юности.
Краешком глаза она видела, что он наблюдает за ней, ее это почему-то страшно смущало, и она не отрывала взгляда от чашки кофе, рассматривая черную гущу с пенкой. И вдруг незнакомец произнес: «Прошу прощения, вы очень похожи на француженку, но мне кажется, что вы из Польши». Он сказал это так легко и просто, что Минночка с легкостью ему ответила: «Вы ошиблись, я родилась в России». Он обрадовался: «Вы первая русская, с которой я разговариваю. Как приятно!» «Мерси, я там только родилась, но живу в Германии», – улыбнувшись, поблагодарила она. «Жан де Лувье», – представился он.
Через час они уже прогуливались по набережной Сены и болтали о всяких пустяках, на которых обычно завязываются все знакомства.
Минночка приехала в Париж из Германии по заданию Второго Интернационала, что уже ее ставило в первые ряды борцов за свободу, равенство и братство рабочего класса, а находиться тогда в этих рядах – это уже говорило о незаурядности человека. В большинстве случаев это были высокообразованные люди с обостренным чувством несправедливости этого мира, и уже потом к ним присоединились представители того класса, за интересы которого они так ратовали. Но что такое все мировые проблемы, когда на горизонте появляется любовь? Так, ничто!
Они встречались каждый день, и через пару месяцев потомок известного французского рода уже перечислял деньги на счет II Интернационала. И вовсе не из-за политических убеждений, просто он полюбил эту стройную маленькую женщину с потрясающими карими глазами и сумасшедшей энергией. А еще через три месяца он уже принимал активное участие в ее работе.
Из гостиницы она переехала к нему в дом недалеко от берега Сены, где в окно наблюдала, как по реке скользят прогулочные катера с шумной публикой. Ей казалось, что жизнь уже почти сложилась – рядом удивительный мужчина, и она борется за свои идеалы в этом мире. Но тут, в связи с их политической деятельностью, им приходится покинуть Францию. Она скрывается в Германии, а он быстро уезжает в Южную Америку.
С тех пор на каждый ее день рождения и в тот день, когда они познакомились, посыльный еще много лет доставлял Минночке букеты белых роз.
«Фройляйн, могу я узнать ваше имя?» – обратился к ней приятный молодой человек примерно ее возраста. Она обратила на него внимание, когда он выступал с речью о недопустимости прихода к власти нацистов. «Минна», – ответила она. «Густав», – и они по-партийному обменялись рукопожатиями.
Свадьба прошла скромно, так у них было принято. Еще до регистрации из Южной Америки прислали огромный букет красных роз с маленькой открыткой, на которой была всего одна фраза: «Я бы отдал все на свете, чтобы быть рядом с тобой». Это чуть не испортило весь праздник, но что-то все же взяло верх над воспоминаниями, и они уехали расписываться.
