Отец Борис обвёл взглядом свою паству, порадовался про себя: дружные, добрые, отзывчивые и на уборку в храме, и на поездку по святым местам, и на помощь в беде. У каждого свои дары и таланты. Есть поющие, есть отличные повара, есть кому и занятия в воскресной школе вести. Взгляд споткнулся на сидящей напротив Татьяне: с ней явно было что-то не так. Вид совершенно расстроенный, слёзы на глазах.
Татьяна выделялась особыми талантами. Средних лет, врач в поликлинике, деловая, быстрая, инициативная. Отличный организатор. Уже несколько паломнических поездок организовала: и в Дивеево съездили, и в Оптину.
Сейчас вот собирались в Черногорию. Поехать за границу могли только четверо с прихода, остальные писали им с собой записки для поминовения в черногорских монастырях. Как обычно, заводилой стала Татьяна: всё разузнала, обо всём договорилась, загранпаспорта сдала. До поездки оставался один день.
После обеда хотел позвать, но она подошла сама:
– Батюшка, у меня неприятности: так мечтала о паломничестве, всё приготовила – и вот незадача: загранпаспорт просрочен.
– Да как же ты не заметила? А как у тебя его в паломнической службе взяли? Они ведь проверяют…
– В том-то и дело! Как будто кто закрыл глаза и мне и им. Я всегда к документам ответственно отношусь, вы же знаете, а тут как будто завеса какая-то… И главное, позвонили они мне из службы, я бегом к знакомой, она как раз в системе УФМС работает, попросила, уговорила, обещали успеть мне паспорт продлить.
– Успели?
– В том-то и дело, что успели, да человек, который этим занимался, на полчаса опоздал. Позвонил на полчаса позже, когда закрылся офис – и вся моя поездка накрылась медным тазом! Так обидно, батюшка! Всё организовала – а сама-то и не поеду! Сапожник без сапог…
В голосе Татьяны послышались слёзы. Отец Борис подумал: да, на эту поездку явно нет воли Божией. Но вот почему – совершенно непонятно. Вспомнил, как учил его духовный отец, старец Иоанн (Крестьянкин): когда начинаешь какое-то дело, попробовать тихонько, посмотреть, хорошо ли пойдёт, не будет ли препятствий. Есть ли воля Божия на задумку. Как говорят на Афоне: «ипомони и сига-сига» – терпение и помаленечку-потихонечку. А то ведь некоторые как: дверь перед ними закрывают – так они в окно. Да ещё гордятся своим пробивным характером. А ведь дверь-то неспроста закрыта.
Постарался утешить несостоявшуюся паломницу:
– Ничего, Татьянушка, не расстраивайся. Помнишь, преподобного Амвросия за трапезой читали: «Иди, куда поведут, смотри, что покажут, и всё говори: да будет воля Твоя!»
Татьяна хмыкнула в ответ:
– Вот и буду все ноябрьские праздники дома сидеть! По телевизору, что ли, смотреть, что покажут?! Мыть да стирать?! Вот уж польза-то духовная – нечего сказать!
Так и не удалось отцу Борису утешить свою деловую прихожанку, не привыкшую отступать и терпеть неудачи.
Прошло несколько дней. Группа паломников уехала в Черногорию без Татьяны, отец Борис отслужил молебен о путешествующих.
Поздним вечером в доме батюшки стояла тишина. Он сам читал вечернее правило, малышка Ксения уже спала, школьник Кузьма читал книгу и на настойчивые уговоры матушки Александры ложиться в пятый раз отговаривался последней страничкой. Последних страниц, видимо, было много, а вставать в школу рано. Тёща Анастасия Кирилловна, приехавшая погостить, вязала тёплый свитер для любимого внука – только спицы мелькали.
Внезапный звонок заставил всех вздрогнуть: Кузьма выронил книжку, спицы в руках тёщи замерли, матушка ахнула. Отец Борис взял трубку и услышал взволнованный голос Татьяны. Прерывая рассказ слезами, она поведала о случившемся.
В другом районе города у неё жила мама. Вполне ещё бодрая старушка, она никогда особенно не жаловалась на здоровье и сама себя обслуживала. Таня ездила навещать маму, но из-за загруженности по работе не очень часто. Гораздо чаще её навещала Танина сестра, Надежда, которая жила в соседнем с мамой доме и была уже на пенсии. Она могла зайти к матери и рано утром и поздно вечером и, чтобы не тревожить старого человека, имела свой ключ от её большой железной двери. На праздники Надежда уехала в деревню.
У Татьяны ключа не было, так как мама прекрасно открывала ей дверь сама. И вот как раз на следующий день после отъезда паломнической группы в Черногорию мама позвонила Татьяне. Но звонок этот был странный: в трубке раздавалось непонятное мычание. Да-да, нечленораздельное мычание. Таня поняла, что матери плохо, раздетая выскочила из квартиры, поймала такси и тут же поехала к ней домой. Добралась за минуты. Уговорами, увещеваньями она смогла довести маму до двери. Старушка буквально на четвереньках подползла к выходу, кое-как отодвинула тяжёлый засов и упала к ногам Татьяны без сознания. Инсульт.
Тут же её доставили в больницу, оказали быструю и своевременную помощь: поставили капельницу, все необходимые лекарства, откачали – и, в общем-то, спасли жизнь. Ведь если бы Таня уехала в паломническую поездку, то вернулась бы только через пять дней. Надежда собиралась пробыть в деревне дня три, сотовая связь там не работала. И мама, потеряв сознание, за это время наверняка бы умерла.
Заканчивая свою историю, Татьяна сказала решительно:
– Батюшка, я раньше думала: настойчивость – качество хорошее. Вижу цель – иду к ней! Радовалась, когда меня называли настойчивой и целеустремлённой. А теперь, знаете, охота стены пробивать пропала. Как там преподобный Амвросий учил? Да будет воля Твоя!
Про деда Фёдора и Царствие Небесное
Стоял солнечный морозный декабрьский денёк, снег искрился и скрипел под ногами. Отец Борис шёл исповедать и причастить деда Фёдора, своего давнего прихожанина и верного помощника.
Дед очень любил старый храм Всех Святых, считал его родным и ревностно следил за порядком: подметал осенью листву, на Троицу приносил пару молоденьких берёзок, а на Рождество ёлочку, зимой топил печь и чистил снег.
Передвигался он в свои восемьдесят лет с трудом, сильно шаркая больными ногами, но всю работу исполнял загадочно быстро и ловко. Вот ещё только плетётся за лопатой, смотришь – а уже весь двор перед храмом от снега очистил.
Руки золотые были у деда: лестницу сколотит – хоть десять человек на неё взбирайся, проводку починит быстрее любого электрика. Суп варил. Посмотришь: стоит важный такой, продукты собирает для своей похлёбки: три морковки, пять картошин да пара луковиц – и какой там суп? А сварит – запах чудесный, вкус отменный! Ешь – не наешься. С молитвой всё делал.
Такой вот незаменимый дед.
Этот Рождественский пост дед Фёдор неотлучно стоял на каждой службе, исправно топил печь и уже стал поговаривать, как раздобудет на Рождество отличную такую, самую пушистую ёлочку, но перед самым Новым годом занемог так сильно, что и не вставал с кровати. Старый радикулит замучил, больные ноги отказали, сердце прихватило – в общем, собрался дед помирать.
Без него стало худо. После службы то один, то другой молодой прихожанин предлагали помощь, суетились, быстро бегали с лопатой в руках, быстро откидывали снег – а так чисто убрать двор, как у деда Фёдора, у них не получалось. Новые помощники забывали просушить с вечера дрова, как это всегда делал дед, и печь чадила, дымила, в храме было холодно, и отец Борис закатывал рукава подрясника и сам затапливал печку.
Батюшка открыл занесённую снегом калитку, нашёл в сенцах лопату, почистил вокруг избушки, отряхнул снег с ботинок и зашёл в дом. Дед Фёдор лежал на видавшем виды диване, на столе – потрёпанный молитвослов, какие-то старинные книги. В ногах у деда – старый плешивый, большеголовый, умудренный долгой жизнью кот. Открыл глаза – умные, цепкие, оценил обстановку и гостя и снова зажмурился.
Никаких лекарств не было видно – дед их не признавал, предпочитая поддерживать жизненные силы Святым Причастием. В доме тепло, от печки шёл жар: ровесница деда Клавдия, по-простому баба Клава, тоже чадо отца Бориса, ежедневно заходила к больному.
Отец Борис достал гостинцы от матушки Александры – ещё тёплый пирог с капустой, кастрюльку с пюре и рыбными котлетами. Достал мандарины – гостинец от сына Кузьмы. Дед даже носом не повёл на вкусные запахи. Лежал, такой маленький, сухонький, большие жилистые руки бессильно протянуты вдоль тела – руки, которые так много трудились и сделали так много добрых дел.
Неужели они останутся без деда Фёдора?! И никогда больше не попробуют его фирменный супчик? И Рождество встретят без него?! Без его застенчивой улыбки и такого привычного старческого шарканья подшитыми валенками, без его детской радости пушистой ёлочке?!
Батюшка стал читать канон за тяжелобольного. Старый кот грузно спрыгнул с дивана, ушёл к двери, всем своим видом демонстрируя: дело важное, я мешать не буду. Дед лежал бледный, полузакрыв глаза. Отец Борис несколько раз останавливался, не мог читать – что-то перехватывало в горле, какой-то комок. Кот деликатно отворачивался.
