Ознакомительная версия.
– А пострадавшие кто? – поинтересовался Александр.
– Не знаю, – пожал широкими плечами Гаспарян. – Они были в капюшонах и лица замотали, совсем как грабители. А вот Барби, которая с микрофоном ходила, – узнал. Она с тринадцатого канала, я ее в новостях иногда видел. Там и микроавтобус тринадцатого канала стоял, чуть правее. Так что смотрите вечерние новости, Александр Михайлович!
– Век бы их не видеть, Вардан Аветикович, – в тон Гаспаряну ответил Александр.
Сюжет получился впечатляющим. Люди хотели высказать претензии, главный врач отказывался с ними общаться, назвал происходящее балаганом, не пускал корреспондентку пройти в клинику и даже разок грубо ее толкнул. Охранник оказался таким же хамом – пробовал нападать на оператора и тянулся широкой ладонью к объективу.
Через две минуты после показа Александру позвонил босс.
– Видел? – спросил он.
– Видел, – ответил Александр. – Впечатляет.
– Меня тоже впечатлило, – сказал босс и отсоединился.
«Продолжение следует», – подумал Александр и вернулся к чтению прихваченных из клиники медицинских журналов. На работе он их обычно бегло проглядывал, а то, что заинтересовало, читал дома, где никто не отвлекал.
Телефон снова зазвонил через час с небольшим. На дисплее высветился домашний номер матери.
– Александр Михайлович? – спросил незнакомый мужской голос.
– Да, – холодея от тревожного предчувствия, ответил Александр и спросил: – Что случилось?
– Добрый вечер. – Голос был спокоен и деловит. – Это вас коллега со «Скорой» беспокоит, Савченко моя фамилия. Мы сейчас дома у вашей мамы, не волнуйтесь – всего лишь гипертонический криз, но давление снижается плохо, и на кардиограмме есть умеренная депрессия сегмента «эс-тэ», поэтому мы ее госпитализируем в тридцать четвертую, в блок кардиореанимации.
В блоке кардиореанимации дежурили добрые люди. Недобрые бы дали Александру от ворот поворот, предложив дождаться утра и тогда уже говорить о каких-то результатах. И были бы совершенно правы, потому что дежурной смене положено заниматься больными, а не проводить психотерапию родственникам. Родственники – компетенция руководства. После утреннего обхода заведующий отделением неотложной кардиологии или старший врач блока выходит к родственникам и отвечает на их вопросы. В том, чтобы с родственниками «реанимационных» больных общался бы один и тот же человек, есть глубокий смысл. Разные люди немного по-разному оценивают и интерпретируют одни и те же состояния и могут запутать родственников, заставить их волноваться больше, чем следует.
Охранника, с недовольным видом говорившего что-то о часах для посещения и лишнем беспокойстве, Александр попросту проигнорировал. Охранник не стал возмущаться, то ли ворчал по привычке, надеясь на полтинник-стольник, то ли отвлекся на разложенные на его столе бутерброды с салом.
На звонок вышел дежурный врач – краснолицый здоровяк с необычайно доброжелательным взглядом. Представляться не стал, просто ткнул пальцем в висевший на груди бейджик. «Михаил Илларионович», – прочел Александр и понял, что коллегу небось часто переспрашивают при знакомстве, вот он и предпочитает подобный способ.
– Состояние вашей мамы стабильное. – Михаил Илларионович, как и большинство реаниматологов, избегал употреблять слово «хорошее» или «удовлетворительное» применительно к состоянию пациентов. – Давление снизилось, изменения на кардиограмме настораживают, но не пугают, об инфаркте говорить пока преждевременно, но надо понаблюдать, оценить динамику, то есть сделать несколько.
– Я понимаю, Михаил Илларионович. Я тоже врач, хирург.
– С коллегами проще! – обрадовался Михаил Илларионович. – Объяснять ничего не надо, сами все понимают. Перейду к сути: невропатолог вашу маму смотрел, завтра еще посмотрит заведующая неврологией, поснимаем кардиограммок, сделаем эхо и узи почек, а там посмотрим. Вы, наверное, хотите ее увидеть?
– Конечно! – Родственники в реанимационные отделения не допускаются, посещений там нет, поэтому Александр добавил: – Если можно.
– Можно.
Михаил Илларионович открыл дверь и отступил немного в сторону, придерживая ее рукой.
– Она спит, – сказал тихо он. – Мы ей укололи.
Названия препарата Александр не расслышал – не до того ему было. Мама лежала на ближней к дверям койке, прямо напротив сестринского поста и спала, повернув голову набок. Над головой ее мигал зеленым экран монитора. К левой руке тянулась трубка капельницы, а правую обхватывала манжетка тонометра. Александру показалось, что мама чересчур бледна, но, бросив взгляд на сидевшую на посту медсестру, которая тоже была бледной, он догадался, что в этом виновато освещение.
Было очень непривычно и страшно видеть маму в больнице, в реанимации, в подобном состоянии, подключенной к монитору. К монитору ведь подключают не просто так, а для постоянного наблюдения за показателями жизнедеятельности, подключают, когда есть риск каких-то внезапных сбоев. «А ведь мама никогда не лежала в больницах, – подумал Александр. – Да она и не болела никогда, разве что простужалась, или иногда повышалось давление. Но повышалось, а не скакало-зашкаливало. Надо же».
Александр стоял и смотрел на маму до тех пор, пока Михаил Илларионович не закрыл дверь. Потом он спросил:
– А что произошло, она вам не сказала? Почему вдруг криз? Не было никогда такого.
В субботу вечером мама выглядела бодрой, веселой, совершенно здоровой. Никаких проблем у нее вроде как не было, во всяком случае, она их не озвучивала. Собиралась в эти выходные съездить вместе с подругой на экскурсию в Переславль-Залесский…
– Стресс. – Михаил Илларионович округлил глаза и выпятил нижнюю губу. – От чего же еще будут кризы у непьющего человека? Какой именно стресс, я не уточнял, незачем заново запускать переживания, сами понимаете.
Александр кивнул. Он начал догадываться о причине стресса.
– Ваша мама сказала, что вечером пришла с работы в хорошем самочувствии, а дома сильно понервничала и сразу же почувствовала, как она сказала, «удар изнутри в голову». Двести двадцать на сто пятьдесят намерила «Скорая», а обычно у нее.
– Сто сорок на восемьдесят, – сказал Александр, ругая себя в уме самыми последними словами.
Знал же ведь, что мама, если нет гостей или каких-то важных дел, смотрит вечером новостные программы, начиная с семичасового выпуска на канале НТВ. Знал же ведь, что сейчас, когда он стал совладельцем клиники, мама стала интересоваться не только его делами, но и делами всей клиники. Значит, должен был догадаться, предусмотреть, позвонить, объяснить, что этот гнусный сюжет не имеет ничего общего с действительностью. То есть имеет, конечно, потому что он сам по себе действительность, но это чья-то подлая затея, на которую маме не стоит обращать внимания. Надо было догадаться и сразу же по окончании сюжета позвонить, поговорить, объяснить. А лучше всего – позвонить до того, подготовить, сказать, что некие люди устроили сегодня провокацию, сказать, что это неопасно, что это смешно, смешнее, чем все наши юмористы, вместе взятые. Умный и предусмотрительный сын так бы и поступил. Ключевое слово «умный». Ну а потом даже дурак бы догадался позвонить и сказать: «Привет, мам! Ты, наверное, уже слышала, что моя настоящая фамилия Бергман? Не знаешь, Ингмар Бергман мне случайно не родня? Я слышал, что после него осталось большое наследство. Уж не причитается мне чего?» Посмеялись бы, и лежала бы мама сейчас дома, в своей постели, с книжкой в руках. Идиот! Дебил! Имбецил! Олигофрен!
Олигофрен – это общее название для идиотов, дебилов и имбецилов, но почему бы не обозвать себя лишний раз, если уж заслужил? Хотелось еще побить себя немного головой о стену, но в присутствии коллеги-реаниматолога было неудобно этим заниматься.
– Я вас очень прошу, Михаил Илларионович, когда мама проснется, передайте ей от моего имени, что все хорошо, что все как нельзя лучше, и волноваться ей незачем.
– Передам, – пообещал добрый доктор, – непременно передам. А вы запишите наш телефон и можете позвонить мне утром, с половины восьмого до восьми.
Александр вбил номер в память телефона и спохватился:
– А что надо привезти? Я лучше не буду звонить, а приеду утром.
– Приезжать лучше после десяти тридцати, когда обход заведующего закончится и будет что сказать. Белье и тапочки ваша мама с собой взяла, не иначе как «Скорая» подсказала, так что вещи пока ей не нужны, это уже в отделение привезете, после. Сейчас привезите воду, простую, без газа, литра два-три, и пока больше ничего не надо. Такие состояния не способствуют улучшению аппетита, а кормят у нас хорошо. Во-первых, главный врач новый, на прежнего уголовное дело завели, а во-вторых, наш заведующий Сергей Романович любит лично снимать пробу с того, что раздают больным. С бурными административными последствиями. Поэтому супы у нас в отделении водой не разбавляют и вообще не шалят. Вы, кстати, поговорите с Сергеем Романовичем насчет двухместной палаты, как коллега с коллегой. Только денег не предлагайте, он не возьмет. Просто попросите, при возможности он не откажет, вы же свой.
Ознакомительная версия.
