– Спасибо, – поблагодарил Родик. – Мои желания не столь глобальны. Я их Кириллу уже озвучил.
– Ну и чудненько-с. Попридавайтесь утехам-с, а я вас смею-с пригласить к себе домой. Если не возражаете, завтра вечером-с. Часов в семь-с. Это не нарушит ваши планы?
– Конечно нет. Спасибо за приглашение.
– Тотчас же хочу с вами распрощаться. Можете продолжить застолье-с. На десерт рекомендую-с попробовать имбирный пудинг.
– Спасибо. Мы тоже двинемся. По вашей милости я сейчас вроде как в Германии, а приобрести сувениры все равно необходимо. Социалистические обычаи сильны. Родственники, друзья и сотрудники кровно обидятся, если я каждому безделушку не подарю, а стандартные сувениры с символикой города, продаваемые на каждом углу, по понятным причинам, не годятся. Придется приложить некоторые усилия и приобрести нечто типичное для, как выразился бы господин Экерсон, западной цивилизации.
– Да-с. Этот обычай никому не заказан-с и существует не только у вас. Верно-с, пустячки потом-с некуда деватьс. Потеря времени-с и денег-с. Лучше дарить что-то нужное. Так что вы попали даже в полезные обстоятельства-с. Аль нет?
– Так, но…
– Успехов вам-с. Кирилл знает город лучше коренных лондонцев. Оставляю вас на его попеченье-с. Не забудьте мое приглашение-с.
Последующие дни оказались до отказа заполненными всевозможными совещаниями, докладами, диспутами, частными беседами и другими мероприятиями, а сочетание всего этого с активным осмотром достопримечательностей вынуждало к изматывающему лавированию, требующему сложнейшей координации. Только благодаря уникальной способности Кирилла соединять пространство и время Родик чудесным образом, хотя и на пределе своих возможностей, все успевал.
На удивление, такое состояние не мешало ему получать массу порой противоречивых ощущений.
Ему очень понравился Музей мадам Тюссо, но, против ожидания, бутофорское жилище великого детектива на Бейкер-стрит произвело обратное впечатление, несмотря на то что Родик старался внушать себе позитивное восприятие и даже посидел в знаменитом кресле у камина. Покупка увеличительного стекла и нескольких ножей для разрезания бумаги с ручками в виде бюста Шерлока Холмса доставила ему гораздо больше удовольствия, чем хождение по узкой лестнице и крошечным пахнущим пылью комнатушкам, где вряд ли можно было проделывать многое из того, что описал Конан Дойл.
Знаменитая смена караула у Букингемского дворца прошла перед взором Родика красочной кавалькадой, но не затронула эмоций. Сам же дворец, хотя весь его осмотреть не удалось, в сравнении с Эрмитажем показался маленькой провинциальной усадьбой, которых много в пригородах Москвы и Ленинграда, а находящиеся в не столь уж больших залах картины и другие предметы никак не вязались с мыслью о многовековом ограблении мира английскими монархами. Такое впечатление развеял Британский музей. Там хранились поистине уникальные коллекции, и Родик пожалел, что на его посещение было отведено всего несколько часов. Вечером на второй день пребывания удалось побродить по улицам. Поздним вечером он отпустил измотавшихся Кирилла и Раю, а сам в одиночестве пошел в направлении, противоположном Гайд-парку, где уже был в день приезда. Родик заблудился, но не стал смотреть имеющуюся у него карту, чтобы найти обратный путь, а двинулся наугад, подчиняясь внутреннему чутью. К полуночи, переполненный впечатлениями, он все же добрался до своего отеля.
Этот поход изменил его представления, сформировавшиеся при знакомстве с городом из окна автомобиля и при посещении достопримечательностей. Беспорядок в архитектуре и планировке обрел смысл, а объединяющие город набережные Темзы с ее живописными мостами довершали это впечатление. Сами же лондонцы на книжных англичан походили мало. В арках домов, на остановках транспорта, скамейках, каменных парапетах сидели и лежали похожие друг на друга мужчины и женщины, судя по одежде не бездомные (грязные и оборванные, с незамысловатым скарбом тоже попадались). Те же, кто заполнял улицы, показались Родику безликой серой массой, не вызывающей положительных эмоций и тем более желания пообщаться. Однако их присутствие создавало особый, до этого не виданный притягательный колорит.
Столь разные впечатления, а возможно, и недостаток времени не позволяли Родику создать однозначное мнение о Лондоне. Родик не стал мучить себя анализом, решив, что время все расставит по местам. Он просто жадно поглощал происходящие явления, которые дополнились вечером, проведенным в гостях у Алпамыса. Еще в обед он, не привыкший ходить в гости с пустыми руками и размышлявший, что взять с собой, поинтересовался у Кирилла составом семьи Алпамыса, но тот ничего не знал. Более того, он выразил удивление по поводу такого не свойственного для Англии приглашения деловых партнеров. Родик предположил, что дело в почитании Алпамысом восточных обычаев, которые требуют этого в ответ на аналогичный прием в Москве. Помятуя о нелюбви Алпамыса к спиртному, Родик решил захватить сладости, что и проделал под руководством Кирилла по дороге в гости.
К назначенному времени они прибыли, как пояснил Кирилл, в престижный район Нейтсбридж, найти в котором жилище Алпамыса оказалось нелегко, поскольку ни номеров домов, ни даже названий улиц видно не было. Кирилл пояснил, что в Лондоне это обычное явление, и принялся расспрашивать немногочисленных прохожих. Наконец они добрались до неимоверно длинного четырехэтажного здания с чередой одинаковых подъездов, входы которых обрамляли колонны в стиле барокко с покоящимися на них элегантными балконами.
Разыскав нужную дверь, Кирилл постучал, и перед ними предстал приветливо улыбающийся Алпамыс. Кирилл поздоровался и тут же ретировался. Алпамыс не сделал никаких попыток удержать его, а Родик, не желая вмешиваться, лишь пожал ему на прощание руку. Алпамыс пригласил войти, и они, поднявшись на второй этаж, попали в просторный зал, стены которого по какой-то архитектурной прихоти полукругом сходились к горящему камину. Окон не было, но затейливый рисунок на стенах, удачно перетекающий в многочисленную лепнину, гармонировал с огромным ковром на полу, создавая уютную обстановку. Немногочисленная мебель (большой прямоугольный стол, окруженный стульями с резными спинками, некое подобие комода и непонятного назначения подставка на гнутых ножках) хотя и была слегка потрепанной, но создавала ощущение дорогой добротности. Родику интерьер понравился, и он его похвалил, а хозяин скромно заметил:
– Я еще не превратился в Джона Булля и беру-с из английской культуры лучшее-с. Проходите поближе к камину. Сегодня достаточно прохладно-с, а отопление у англичан не принято-с, как, впрочем, и многие другие придуманные ими же блага человечества.
Вечер прошел за непринужденной, умело направляемой Алпамысом беседой и поглощением массы искусно приготовленных блюд, сменяемых безмолвным пожилым мужчиной, о положении которого в доме Родик постеснялся спросить. Тем для обсуждения нашлось немало. Некоторые из них были созвучны с поднятыми на конференции, но больше всего обсуждали проблемы московского быта. Родик, до сих пор не задумывающийся над тем, чем занимается народ в свободное от работы время, тут понял, что, живя последние годы в своем коммерческом «коконе», оторвался от действительности. Деньги позволяли ему организовывать свой редкий досуг вполне достойным способом, а вот основная масса россиян, вынужденных из-за нищеты во всем себе отказывать, начинали морально деградировать. Особую опасность это представляло для формирования нового поколения. Влияние такого на будущее страны могло быть катастрофическим. При анализе возникла масса вопросов, на которые Родик пообещал ответить в ближайшее время. На такой ноте он распрощался с гостеприимным хозяином и попросил вызвать такси.
Наблюдая через окно автомобиля мерцание спящего города и пытаясь анализировать высказанные Алпамысом суждения, Родик вдруг понял, что общественные отношения, ранее его не волновавшие, теперь выходят на первый план. Его технократические понятия начали претерпевать существенную ломку, способную изменить все жизненные ориентиры, но это почему-то его не страшило.
Наступил последний вечер пребывания в Лондоне, на который планировался заключительный банкет. Родик в соответствии с указанием о дресс-коде был вынужден облачиться в черный смокинг, который где-то добыл Кирилл. Родик, прежде чем примерить новый наряд, долго презрительно разглядывал пиджак с лакейскими блестящими лацканами и брюки с отсвечивающими лампасами, вызывающие брезгливость из-за того, что кто-то их уже надевал. Однако мысль о том, чтобы купить новый, он отбросил, узнав, сколько это будет стоить. Сам он, преодолев внутреннее сопротивление, приобрел в магазине только рубашку и галстук-бабочку, которую всегда считал эстрадным атрибутом, а также запонки из белого металла с небольшими стразами. Он потратил немало сил и времени, пока оделся, поскольку все составляющие его наряда вызывали отторжение. Особенно нервировал кушак, кажущийся лишним и ничего не держащий, а прилагаемый к бабочке платок никак не удавалось красиво сложить – получалось какое-то подобие столовой салфетки. В конце концов Родик засунул его поглубже в нагрудный карман и, завершив туалет, подошел к зеркалу. «Хорошо, что фрак не заставили надеть, – подумал Родик, критически осматривая себя. – Еще бы фалды сзади болтались. Вообще бы потешно смотрелся. Да и без того нелепо выгляжу и на официанта смахиваю. Что ж, придется потерпеть. Пора выдвигаться».
