Плетнев не понял ничего, но упомянутой задницей почувствовал, что ситуация нездоровая. И чревата дополнительными капельницами и уколами. И ему, и, не дай бог, Лере.
Гена принялся делиться новостями из театральной жизни, но с таким же успехом их можно было рассказывать пингвину. Старлетка, представившаяся Светой, достала из пакетов и разложила на тумбочке больничный набор – упаковку сока, яблоки, бананы, кефир, пачку печенья и стопку газет. Один банан съела сама, закусив его яблоком, словно доказывая, что ничего не отравлено. Подкрепившись, принялась незаметно оттаптывать коллеге ногу – мол, пора уходить.
– Давай, Юра, поскорее выздоравливай. Без тебя все встало, – Гена, поднявшись, пожал Плетневу руку, попрощался с соседом и вышел из палаты.
Света, казалось, только этого и ждала. Едва за ним закрылась дверь, она наклонилась к Плетневу максимально низко, словно для того, чтобы Плетнев смог разглядеть цвет ее бюстгальтера.
– Юра, я все понимаю, – зашептала она, – но ты уж как-то вспомни, что я на третьем месяце, и что-то надо решать. Денег у меня нет. Ты ведь придумаешь что-нибудь, да?
Очередная загадка. Что такое «третий месяц»? И что надо решать? Вызывающе покачивая бедрами, она покинула палату.
– Старик, а ты, оказывается, по части баб рецидивист! Одно слово, богема! – заметил восхищенный сосед. – Но, по-моему, ты все-таки косишь. Да ладно, я бы тоже в несознанку шел, если бы детями к стенке приперли. Мой совет – денег ей не давай ни в коем случае. Еще доказать надо, что она от тебя залетела.
До самой ночи Плетнев размышлял над собственным нравственным обликом. Как ни крути, а получалось, что он тот еще ходок. Непонятно только, зачем ему при роскошной жене понадобились эти две потертые кобылки из театра? И самое неприятное – Лера о его изменах знает. Обо всех или нет – неважно. Главное, знает. И он в ее глазах, наверно, выглядит не слишком положительно. Что угнетало.
Ночью, как и договаривались, пробрались к компьютеру, оставленному в сестринской без присмотра. Сосед набрал в поисковике «Иванов Юрий Иванович, режиссер».
– Ох, ни фига себе! – вырвалось у него, едва открылась страница.
С экрана на них смотрел Плетнев. Голубой свитер, повязанный вокруг шеи шарф. Короче, типичный творческий работник. Пояснительная записка гласила, что на снимке – Юрий Иванович Иванов, тридцати трех лет. В настоящее время – режиссер экспериментального московского театра имени Гоголя.
* * *
Излеченный и обласканный вниманием, Золотов, наконец, смог облачиться в костюм, привезенный по его просьбе из коттеджа лично Ланцовым.
Пока «подранок» переодевался, Купидон решил времени зря не терять и сразу взял известное парнокопытное за рога. Рассыпался в заверениях, что командировка Антона Романовича – пустая формальность, а повод для нее – небольшое недоразумение.
– Ради бога, Антон Романович, извините… Это чистая случайность, что так вышло с этими лекарствами. Безо всякого умысла. Мы провели расследование, экспертизы. Все виновные нами уже наказаны, сами убедитесь. Сейчас заскочим перекусить, потом отвезем вас на рабочее место. Кабинет готов.
– Так, может, здесь перекусим? – предложил наивный Золотов. – Кухня отличная. Вон в буфете… Здесь есть буфет?
Буфет-то есть, да не про нашу честь – чуть не сострил Ланцов.
– Антон Романыч, здесь не у всех так, – смущенно признался он и поглядел на Золотова глазами честного сиротки. – Вы ведь лежали в спецпалате.
Раненый удивленно хмыкнул и впервые за все время пребывания в лечебном учреждении вышел в коридор. Сразу за дверьми ему открылась забавная картина. Сомкнутыми рядами вдоль коридора выстроились железные кровати, заправленные застиранным до дыр тряпьем. На них сидели и лежали, спали и ели простые великозельские больные. Бьющий в нос запах вареной капусты вперемешку с ароматом мочи способен был у любого неподготовленного вызвать рвотный рефлекс.
Вячеслав Андреевич приоткрыл ближайшую дверь, за которой обнаружил обшарпанную палату на десять койкомест. В ней пребывали отдельные счастливчики, волею судеб избежавшие лечения в коридоре. Кровати были сдвинуты – некоторым больным довелось лежать вплотную с соседом, другим же повезло утыкаться головой в чужие ноги. Давно не мытые окна с трудом пропускали свет, наводя на мысль, что в больничном дворе дела обстоят еще хуже, и туда лучше не смотреть.
Золотов прикрыл дверь и мрачно взглянул на Ланцова, ожидая объяснений.
– Что делать? Бюджет, – заместитель мэра опустил повинную голову. – В московских стационарах, наверное, тоже не санаторий.
Золотов, как опытный чиновник, все понимал. Но не сочувствовал. Все-таки у слуг народных, как и у братвы, должны быть хоть какие-то понятия. Что можно, чего нельзя. С больничкой – нельзя. Его красноречивый взгляд «Ну как же так, Иван Михайлович, в натуре?» выбил Купидона из равновесия. Вот незадача вышла с этой больницей! Эх, надо было предвидеть: москвича с кордона везти прямиком в коттедж и туда доктора доставить. Но разве спросонья все сообразишь? И взгреть некого – сам команду отдал. Да, теперь придется сумму увеличивать, к бабке не ходи! Маруся снова будет вопить: «Где деньги брать?» Надо подсказать: раз больница виновата, раз следователя в здравоохранении копаться кинули, значит, из здравоохранения и возьмем. Больница без ремонта стояла и еще постоит. Кому на роду написано помирать, тот и в хоромах не выживет.
– Но… мы изыскиваем средства, – неуверенно заверил Ланцов. – Ремонт со дня на день начинаем. Вот прямо сегодня после обеда материалы завозим…
Только бы с этим следаком больше ничего не приключилось! Никак нельзя его снова сюда везти.
Золотов мысленно себя одернул. А стоит ли бублик крошить? Ему что, больше всех надо? В конце концов, не время и не место права качать. О собственной шкуре нужно думать. Отсидеться и домой, в Москву. А они пусть уж сами разбираются. И со здравоохранением, и с культурными памятниками.
– Это правильно, – поддержал он и поспешил на выход. Подальше от смрада и нищеты.
– А слышали новость, Антон Романович? – Отдышавшись на улице от больничной вони, Ланцов поспешил сменить тему. – У шефа вашего обыски в Москве. У Лузана. Не знаете, почему?
– Нет. Не в курсе, – изобразил легкое волнение Золотов.
Час от часу не легче! Что они там в Москве – с цепи сорвались? Весь город пересажать вздумали? Лето на календаре, всем в отпуск пора, в том числе и силовым структурам. Одна надежда – не вспомнят про Золотова, то есть про Плетнева, в Великозельск сосланного.
– Хотя это же не прямой ваш шеф. Вы ж из Калининграда. Вы, кстати, какую кухню предпочитаете? У нас японский ресторан недавно открылся. Вас, москвичей, не удивишь, конечно, а у нас народ ходит, привыкает потихоньку.
– Ну да, шеф не мой, – рассеянно подтвердил Золотов, – но все равно неприятно.
Интересно, а этого Плетнева есть за что посадить? Наверняка. У нас даже мертвого при желании осудить можно.
– Японский ресторан – это прекрасно, хотя и не патриотично, – отогнал он от себя неприятные мысли. – Давайте в японский.
– Да, неспокойное время настало, – озабоченно протянул Ланцов. – Мы для вас в отделе полиции кабинетик решили освободить. Так сказать, поближе к органам правопорядка. Мало ли что? Вы не против?
– Конечно. Почему я должен быть против? – с энтузиазмом согласился Золотов, резонно решивший, что в ментовке его искать точно не станут. – Это очень, очень удачная идея. Действительно, а мало ли что? Спасибо вам, Иван Михайлович, за заботу.
* * *
Мелкий романтик, он же гражданский должник Дима Федоров, отложив в сторону желтую метлу, не курил, не пил и не матерился. Просто сидел во дворе отдела на пару с водителем древнего служебного «козлика», выслушивая справедливые жалобы на необходимость ремонта транспортного средства. И что тут ремонтировать? Вчера еще надо было сдать по программе утилизации. Днище у машины давным-давно проржавело и отваливалось по кусочкам. Так, что педали натурально висели в воздухе. А деньги, выделенные на ремонт, ушли в фирму, поставляющую спортивные тренажеры.
Может, это даже своеобразная политика такая у физкультурника: когда весь транспорт из строя выйдет, придется сотрудникам по городу на своих двоих носиться. А бег трусцой – тоже спорт. Как там американцы его называют? Джогинг!
В чисто подметенный двор вкатился крутой джип. Вышли из него двое, деловито направились в здание отдела. В одном Дима признал того самого спутника Насти, что прибыл из Москвы по культурной линии. Которого Пузин с приятелями отметелили. Второй – и узнавать нечего, весь город в лицо знает! – заместитель мэра по уголовным… тьфу, по общественным делам.
