Водитель «козлика» при виде московского гостя зачем-то спрятал за спину сигарету, словно опасаясь штрафа за курение на рабочем месте.
– Василич, кто это с Ланцовым? – прикинулся незнайкой Федоров. Всегда и всё лучше у водителя спрашивать. Водитель обычно новости первым узнает, потому как рулит, а сам слушает.
– Из Москвы. Со Следственного комитета. Проверять что-то приехал. Велели обеспечить полный комфорт. Тринадцатый кабинет для него освободили.
– Понятно…
Ох, мутный тип! Надо бы последить: кто такой, чем дышит? Дима тут же достал телефон и позвонил Насте. Но Настя была вне зоны. Связь в Великозельске тоже не отличалась высоким качеством.
Зато Золотову удалось ей дозвониться с первого раза. Он же здесь на особом обслуживании.
– Алло, Настя? Я вернулся. Нормально съездил. Ты хотела с каким-то человеком меня познакомить…
– Да, я помню… Я договорюсь с ним и перезвоню. Хорошо?
– Очень хорошо.
Вячеслав Андреевич включил стоящий на столе ноутбук. Пока тот загружался, оглядел добротно обставленный кабинет. Попутно заглянул в пустой сейф. Проверил, работает ли чайник, приоткрыл сахарницу. К его приему подготовились основательно – сахар был, была и коробка с чаем, банка с кофе. Даже вафельный торт и знаменитые местные конфеты предусмотрительно положили в ящик.
Выйти в интернет не получилось. Всемирная сеть была недоступна как коммерческая стоматология гастарбайтеру. Да, Ланцов говорил о том, что случаются перебои – кабель периодически тырят. Перебои были некстати – Вячеславу Андреевичу срочно требовалось выяснить некоторые подробности собственной биографии.
Пришлось звонить Овалову в Москву.
Макс звонка от товарища словно ждал и бодро отрапортовал, что в столице все по-прежнему. Вопрос он решает. Подал на кассацию, теперь ищет выход на судью. Вроде пообещали добрые люди посодействовать. Слепень не остыл пока, поэтому Золотову в Москву возвращаться рано.
– Слушай, у тебя есть связи в Следственном комитете? – выслушав отчет, поинтересовался беглец.
– А то! В нашем деле связи – всё.
– На днях там некоего Лузана обыскивали. Можешь узнать, какое отношение к нему имеет Плетнев Антон Романович? Следователь из Калининграда. И зачем его отправили в Великозельск. Постарайся побыстрее, очень надо.
– Ну ты времени не теряешь, как я погляжу, – восхитился Овалов. – Говори, что замутил?
– И второе, – не спешил раскрывать карты Золотов, – сгоняй в больницу к тому мужику. Узнай, не пришел ли в себя? Это очень важно.
– Я так понимаю, что тот мужик и есть Плетнев? Не, что-то ты, Славка, мутишь. Ты там осторожно смотри…
– Макс, ничего я не мучу! – осерчал Вячеслав Андреевич и нажал на отбой. Не докладывать же Максу, что он нагло пользуется чужим служебным положением. Тем более по телефону.
* * *
Свидание с Настей Великозельской помогло на время переключиться с мрачных дум на позитивные. Золотову импонировала ее увлеченность, перемешанная с чудачеством. Он и сам мог отнести себя к категории людей увлеченных – ах, какие увлекательные дела они творили с Максом. Но если Настина увлеченность была со знаком плюс, то его – со знаком «евро». У него в Москве – суета, суды, разводка лохов, у Насти здесь – природа, курганы, скифы, борьба за справедливость. Хрупкая упрямая девушка верила, что может изменить этот мир к лучшему, а он давно уже не верил. И тихо порадовался, когда она сказала, что арестовать Пузина-младшего не получилось, и давать показания не придется. Курганы – гораздо привлекательнее. Правда, придется пообщаться с каким-то мужичком, зацикленным на их изучении.
– Самарин очень интересный человек! Сам увидишь! – отрекламировала Настя.
Золотов с большим удовольствием услышал бы: «Ты – очень интересный человек!
И я хотела бы провести с тобой не только день, но и ночь», – но услышал другое:
– Правда не без странностей, зато о курганах знает все, – она не очень умело объезжала ухабы. – Хотя по основной специальности химик. Ничего не поделаешь – многие учатся одному, а занимаются другим. У меня та же история.
Настя привлекала Золотова гораздо больше, чем все местные историки и химики вместе взятые. Ее даже не портил смешной цветастый сарафан, совсем не сочетавшийся с деловым пиджаком, вследствие чего она заслуженно претендовала на роль жертвы «Модного приговора».
Выяснилось, что она по образованию экономист. Мама настояла. После института трудилась в бухгалтерии цементного завода. Того самого, который потом обанкротили и продали на запчасти. А писать начала случайно, когда обокрали подружку. Правда, ее на запчасти не продавали. Но вынесли все ценное. Настя не смогла остаться в стороне, тем более что никто гадов искать не собирался – даже дела не возбудили. Тогда она провела собственное мини-расследование и вышла на воров. Точнее – вора. Им оказался бывший парень подружки, которому та дала от ворот поворот. Брошенный любовник решил отомстить. В перерыве между отсидками. Поскольку милиции было не до того, Настя пришла в редакцию местной газеты. Но там прямо и честно ответили: у нас авторы – люди занятые, о подобной ерунде писать некогда. Хотите – сами пишите. Настя вернулась домой и попробовала – получилось. В школе ей всегда за сочинения ставили пятерки. И учительница русского и литературы у них была замечательная, хоть и старенькая. В редакции Настю похвалили, статью напечатали почти без исправлений, благо никого из политического истеблишмента она не касалась. А вора посадили. Из чего Настя сделала далеко идущий вывод – пятая власть все-таки может что-то изменить в этом мире к лучшему. Воодушевленная успехом, предложила газете свои услуги. Сначала была внештатным корреспондентом, а потом взяли в штат. Теперь, правда, опять за штатом – поплатилась за любовь к справедливости.
Если б машина умела говорить, она бы заявила протест. Но не умела и молча терпела дорожные издевательства. Золотов, ощущавший раненым задом каждую выбоину в асфальте, постоянно морщился, еле сдерживаясь от боли. Но Настя Великозельская того стоила.
Журналистка краем глаза замечала гримасы боли на его столичном лице, мысленно прощаясь с вожделенным грантом.
– А ты где учился? – попыталась отвлечь культурного чиновника от дороги.
– Я – юрист, – Золотов в очередной раз выразительно скривился. – Мать с сестрой уговорили в Москву ехать поступать. Тогда это престижно было, на юридическом учиться.
– Вот! Мне моя то же самое говорила! Ну и где этот престиж? – Настя затормозила у невзрачного домишки и указала рукой на высокого худого мужчину лет пятидесяти, стоявшего на крыльце. – Приехали.
Археолог Самарин, не поздоровавшись, радостно озвучил благую весть:
– Настя, ты представляешь, дорогу к городищу ремонтировать собираются! Технику уже подогнали. Неужели дошло наконец? Что историческое наследие пропадает?
Словно не веря самому себе, Самарин добавил:
– Если, конечно, кто-то особняк не задумал там строить… Ну ладно… Лишь бы дорогу сделали.
Археолог энергично потряс протянутую руку Золотова.
Внешне знаток курганов выглядел точно так, как обыкновенно изображают ученого: долговязый, сутулый, в роговых очках. Похожий на Паганеля из «Детей капитана Гранта». Только чувствовался в нем какой-то надлом – то ли из-за дорог, то ли еще из-за чего.
Вспомнив, зачем его позвали, Самарин сразу оседлал своего конька. Могилы… Говоря о них, он как-то сразу приосанивался, молодел и, если можно так сказать – обновлялся, словно компьютер.
– Обычай хоронить усопших на курганах был присущ многим кочевым племенам. Но у скифов одно важное отличие – их курганы буквально нашпигованы золотом и драгоценными камнями! Причем, как у знати, так и у рядовых граждан…
– Так вас что больше интересует, золото или история? – с улыбкой уточнил Вячеслав Андреевич – воодушевление оратора на него не действовало. Он сохранял свой обычный деловой и прагматичный подход. То есть чисто европейский.
– Конечно, история! Разумеется! – Археолог испугался, что повел разговор не в то русло. А на кону – грант. И поспешил исправить ошибку: – Это же уникальнейший, богатейший материал! По значимости не меньший, чем египетская Долина царей! Пойдемте! Здесь недалеко исключительно интересное место.
Самарин подвел молодых людей к старому колодцу, заваленному сухими ветками.
– Курганы, Антон Романыч, имели сложную конструкцию, – вещал он, разбирая завал. – Помимо насыпного холма, внутри есть подземные ниши и катакомбы. Иногда рыли коридоры, выходящие на поверхность довольно далеко от самого кургана. Как правило, выходы были оформлены в виде колодца. Их делали, так сказать, на всякий случай, если вдруг что-то забыли положить при погребении. Колодцы тщательно маскировали от грабителей.
