Компаниями и поодиночке. Ха-ха!
Подъезжая к дому, я позвонила маме, но она даже не вышла меня встречать.
* * *
Затащив все в квартиру, разложила по полкам холодильника, я проверила еще раз, ничего ли не забыла. Уф, Слава Богу, все, как всегда. И плюхнулась в кресло в прихожей, утирая вспотевший лоб.
Шампанское – полусладкое, Токай Фурминт, две баночки с икрой, финский сервелат, плоский и белесый, шпроты. Знакомый с младенчества набор.
«Картошка, капустка, морковка, горох… И суп овощной оказался неплох!».
Юлиан Тувим. Классик детской польской литературы.
И я еще пробую юморить. Нашла время.
Ладно, смотрим дальше. Ну, все остальное тоже на местах. Майонез, горошек… По крайней мере, с тех пор, как я себя помню. Правда, я для себя еще прикупила баночку маринованных осьминожков. Но это было единственное отступление от годами установленного меню. Покупая все к празднику, семейным традициям я не изменила.
Семейные традиции – это святое, как говорит мой дед. А мой обожаемый дед – это что-то. Вот.
Но мама, мама…
Даже ключи от своей машины давала неохотно, когда я поехала за продуктами, просто пожалела меня. Не тащить же в руках такую тяжесть из магазина.
Ей не нужно было шампанское. И икра ей была тоже не нужна. И любимый Токай… Что-то такое, что еще висело на ниточке внутри, вдруг оборвалось и полетело в бездну. Без папы ей ничего не было нужно.
Она и вообще не хотела никакого праздника. И елку не стала наряжать. И мне запретила. Когда я сама достала все коробки с антресоли, мама сказала твердо и сухо: «Убери все сейчас же назад!» И сжав виски пальцами, уткнулась в подушку на своей кровати.
Ёлку мы всегда наряжали втроем. С папаней.
А Новый год приближался неотвратимо.
* * *
Обычно всеми этими праздничными хлопотами у нас в семье занимался отец, даже нас с мамой не брал. Говорил, что от нас одна суета и поросячий визг.
И тепла в нашем доме больше не было. Хоть печку-буржуйку ставь.
Однажды я застала маму, сидящую в кресле у окна. Она, прикрыв глаза рукой, монотонно и заунывно повторяла чьи-то стихи:
«Все выдует ветер в окно без стекла
В том доме, где нету мужско тепла…»
Как молитву читала. А меня аж зазнобило.
Я тихонько прикрыла дверь в спальню. ИХ спальню. Накинула куртку и, схватив шарф, пулей вылетела из квартиры. Видеть и слышать все это я больше не могла.
Может к деду с бабулей съехать? Не возьмут. Она их дочь. Дед скажет, что я предательница.
Сниму уголок у какой-нибудь старушки с кем-нибудь на двоих или троих и чтоб подешевле. После Нового года сразу и искать начну. Конечно, если степухи хватит…
* * *
Выключив свет на кухне, я приподняла штору и только сейчас увидела, что, наконец-то, идет снег. Тихо так порхает при полном безветрии, словно маленькие бело-голубые балеринки танцуют что-то волшебно-новогоднее. Ну, просто балет «Щелкунчик», только музыки через стеклопакет не слышно. Я постояла пару минут в нежных предвечерних сумерках, заполнивших кухню, наблюдая эту красоту за окном, но веселее мне не стало. Вздохнув грустно, я пошла в свою комнату переодеваться. Мне все чудилось, – вот щелкнет замок, что-то зашуршит, и запахнет свежей елкой.
Но в квартире было печально и тихо. Я одинокая маленькая дурочка?!
Все кончилось. И детство тоже. И как это я прозевала. Ворона!
* * *
Мой однокурсник и воздыхатель Митька ждал меня в метро. Я опаздывала катастрофически, пока все эти свои философии разводила.
Митяй купил два билета на новогоднее представление на катке одного из новых торговых центров где-то сразу за кольцевой. Рекламный буклет обещал столик на двоих, катание на катке вокруг которого были расставлены эти самые столики с угощением и шампанским, (коньки бесплатно всем, предъявившим студак). А в 22-00 – начало концертной программы, посвященной встрече Нового 2010 года, и приуроченное к ней празднество по случаю открытия этого самого торгового центра. А дальше – танцы до упаду и всякие конкурсы. Устроители праздника предлагали всем нарядиться в карнавальные костюмы.
Пока я возилась, собирая сумку со своим тряпьем, наводила макияж, время проскочило незаметно, и мне надо было торопиться.
Первый раз в жизни я уходила из дома под Новый год.
Нет, неправда.
И сегодня я не уходила, я просто убегала, если не кривить душой перед самой собой.
Из дома, в котором не было больше моего отца, его смеха и шуток. Его умения тончайшими кольцами резать лук. Жонглировать хрустальными фужерами, от чего у мамы замирало сердце.
Фужер разбился лишь однажды. На следующий год я должна была поступать в институт.
И поступила. Просто сдала документы и поступила. И папа сказал: «Не зря я разбил фужер на Новый год!» Не было запаха пекущейся в духовке кулебяки с капустой.
И вот сегодня, 31 декабря 2009 года я ухожу в первый раз в жизни встречать Новый Год не дома…
Мама остается одна. Я – сволочь и эгоистка.
Без отца наш дом опустел. Стал тихим и неуютным, несмотря на все мамины старания. Я ходила по компаниям, сидела допоздна в институтской библиотеке, просто бесцельно бродила по улицам, что бы прийти попозднее, умыться и провалиться в тяжелый сон. В надежде, что мне не приснится отец.
А, если честно, мне на фиг не нужен был этот Митька и этот каток с его угощением и концертной программой. В роли своего мужа я Митяя не представляла. Если только в кошмарном сне. Мне просто хотелось сбежать.
Больше всего мне хотелось зарыться с головой в подушку, наплакаться всласть и проспать до вечера первого января, а, если повезет, то и до утра второго числа. А лучше – до вечера второго числа.
Я могла остаться дома, но я боялась этого. Я не хотела поднимать бокал с шампанским под перезвон Кремлевских курантов за столом, где не было больше моего отца…
* * *
Шандор, сын друзей моих родителей, моя несостоявшаяся любовь, наверняка, еще числа 25-го, на католическое Рождество, свалил в Будапешт к какой-нибудь игривой мадьярке. Я была влюблена в него с самого детства, и ходили слухи, что вот-вот и наши семейства породнятся.
Но в последние два года мы стали общаться все меньше и меньше. И я уже решила, что у него завелась в Будапеште невеста. Жених он был завидный. Жгучий красавчик мадьяр. Язык жжет, словно надкусил перчинку Чили.
А как он однажды танцевал чардаш на моем дне рождения со своей сестрой Маргит! Они устроили целый спектакль у нас на даче. В национальных костюмах. И скрипач был настоящий, мадьярский, у которого эта музыка кипела в душе с самого рождения.
А в конце танца Шандор так браво щелкнул национальными мадьярскими сапогами, что крыша моя съехала окончательно. И, похоже, навсегда.
Но вот уже почти полгода Шандор не звонил и не появлялся. Татьяна, его мама, сидела в Будапеште, потому что Маргит должна была вот-вот подарить им с Ласло внучку. УЗИ показало.
Наши отцы, может быть, и общались, но нам с мамой это было неизвестно.
Таня, жена Ласло, перед тем, как уехать к дочери в Будапешт, была у нас в гостях.
Они пили с мамой чай в гостиной, и мама, конечно же, всплакнула. Таня сказа ей довольно холодно: «А мой Ласло, думаешь, не загуливает? Ого-го! Это у них в крови. А кровь-то наполовину цыганская. Они просто, между делом говорят, шутя, – Sedin a fejben, a vén bolond (венг.) – ну, седина в голову бес в ребро по-нашему».
Она так легко сказала об этом, словно шелуху от семечек выплюнула.
– Ну, а ты, Викусь, не бойся! Сынок-то мой полукровка. Я же русская.
А я все равно представила Шандора и вздрогнула. Но Шандор исчез.
– Только где он бродит, Ваш Шандор-красавчик?
– У них с отцом общий бизнес и в Москве и в Будапеште. Богатая невеста будешь!
И ее будто ветром сдуло. Самолет в 21-30. Зять будет встречать.
* * *
Мой поход с Митькой на этот новогодний каток был и авантюрой и желанием убежать от себя самой. Всегда делаю все наоборот. Ничем хорошим эта авантюра не могла закончиться. Девчонками в группе я объявила, что выхожу замуж за Митьку. Это назло пропавшему Шандору.
– За этого Плейбоя?! Он всех девок в соседней группе пере.., Подумай еще раз! Куда твой чернявый мадьярчик делся? Придет прощения просить – ВСЁ ПРОЩАЙ!!! – подружки по группе отговаривали меня от этой затеи замужества с Митькой. Они его терпеть не могли. Я знала, что половина из них была влюблена в Шандора, после того, как он потанцевал с каждой на институтском вечере, устроенном Единой Россией в честь дня Независимости России.
«Завидуют», – думала я, понимая, что это полная чушь. Но боль от ухода отца из семьи, и растворение во времени и пространстве Шандора, которого все считали моим женихом, подхватила меня и понесла бурным потоком по острым камням жизни. Я только успевала вынырнуть на секунду, что бы схватить глоток воздуха. И грохочущий поток тащил меня дальше.
Меня грызла совесть, что я оставляю маму одну. Я долго боролась со своим внутренним двойником, не зря же я родилась под знаком Близнецов. В результате победа досталась мне. Но какой ценой!
