– Уже скоро.
Но рутинная процедура пробуждения была нарушена внезапным вторжением.
Щуплая фигурка, возникнув на пороге операционной, стрелой метнулась к лежащему на столе телу:
– Папа! Папа!
– Какого… – Рассветов запнулся. Сработал укоренившийся с детства стереотип, что при дамах и детях выражаться нехорошо. – Сынуля пожаловал, – констатировал Николай. – Драма «у папиной постели», эпизод второй.
– Первый эпизод был «у постели мужа», – испортила экспромт находчивая медсестра.
– Значит, на очереди «у постели сына», – развил тему врач.
– Или «внука».
На подростка анестезиологи по негласной договоренности решили не обращать особого внимания. Члены наркозной бригады, особенно врач, слишком устали, чтобы реагировать на проявления сыновних чувств щуплым цыганенком. Цветом кожи парень явно пошел в отца – та же бронзовая синюшность, усилившаяся при свете операционных ламп. О круглолицей матери могли свидетельствовать лишь несколько припухшие смуглые щеки, обещающие, впрочем, исчезнуть по прошествии пубертатного возраста.
– Все закончилось? Он в порядке?
– Жить будет. – Парень, казалось, был несколько смущен таким ответом. – Тебя как зовут? – спросил его Николай.
– В-вадик, – неуверенно протянул цыганский отпрыск.
Анна сдержанно хихикнула.
– Вот что, Вадик. – Рассветов поправил съехавшую на подбородок маску. Сказался вдолбленный за годы интраоперационной работы автоматизм – о стерильности в оперзале после очередного вторжения извне говорить не приходилось. – Те, у кого все в порядке, здесь не оказываются. А сразу после операции порядка и подавно быть не может. Твой папа перенес средней тяжести операцию. Сейчас он медленно, но упорно просыпается. Его состояние в данный момент стабильное. – Врач прервался, разглядывая юного слушателя. Паренек молчал, растерянно переводя взгляд с затянутого белой марлей лица анестезиолога на смуглый габитус отца, украшенный вызывающе торчащей дыхательной трубкой, и обратно.
– Раз вопросов нет, ответь-ка мне, Вадик, какого хрена тебе здесь нужно… Хм-м… Впрочем, причина вполне очевидна… А главное, каким образом ты здесь оказался?
– Мама впустила, – с некоторой обидой произнес юноша, будто расстроенный недогадливостью врача.
Действительно, кто же еще.
– А теперь, Вадик, поле того как ты увидел живого папу, выйди, пожалуйста, из операционной. Ты нам очень мешаешь.
Подросток пытливо взглянул на отца, ища совета и поддержки, а затем, так же прытко, как и появился, сиганул к двери и скрылся в коридоре.
Очередной виток экстрима не заставил себя ждать. Не успел любвеобильный сынишка исчезнуть в вестибюле, как в пространство операционной вторглось агрессивное цыганское разноголосье. Группа разряженных худосочных тел влетела из предбанника и вмиг окружила стол с лежащим на нем соплеменником.
Испуганный вскрик Анны утонул в перебранке незваных гостей. Рассветов обескураженно разглядывал посетителей. Восемь… мужики… цыгане… ругаются… похоже, из-за больного. Нацменьшинство живо разделилось на две противоборствующие группировки. Противники оккупировали стол. Справа, во главе знакомой по коридорному инциденту троицы, Николай узнал словоохотливого борца за справедливость, столь красочно обосновывавшего давеча святую необходимость кровной мести. Молодчик и сейчас взял на себя роль предводителя. Выдвинувшись в авангард, он, ожесточенно жестикулируя, что-то горячо доказывал оппонентам. Трио соратников изредка звучно картавило, выражая согласие. Им противостояли трафаретно одетые и столь же мелкокостные соплеменники. Квартет защитников пациента, бывший, судя по всему, той самой группой поддержки, о которой полчаса назад сообщала его супруга, вел себя не менее агрессивно.
Цыган на столе интенсивно задергался, услышав знакомые голоса.
Николай жестом указал забившейся в угол Анне место рядом с собой. Она медленно приблизилась, опасливо косясь на спорщиков. Наклонилась к доктору, собираясь что-то сказать.
– Потом! – твердо пресек реплику Рассветов. Хлопнув мужчину по смуглой щеке, он привлек к себе его унесшееся к родственникам внимание. – Спускай манжету, – скомандовал врач медсестре. Кадык больного пустился в дикую пляску, отреагировав на возросший свербеж интубационной трубки. – Рот открой! – привычно рявкнул Николай, начисто позабыв о том, что пациент его, скорее всего, не понимает.
Анестезиолог с усилием вырвал трубку, проверив невольно на прочность передние зубы. Они выдержали. Пока больной хрипло откашливал вязкую мокроту заядлого курильщика, Рассветов вновь обратил взгляд на притихших посетителей. Те, в свою очередь, заинтересованно следили за процессом экстубации однокровника.
Экспресс-анализ был прерван хриплой тирадой пациента, который, выдав солидную порцию легочного секрета, то бишь слюней, приподнял голову и принялся сумбурно чехвостить присутствующих. Для только что пришедшего в себя после полостной операции говорил он много и громко, что, невзирая на щекотливость ситуации, не могло не радовать Николая как анестезиолога. «Больной в тонусе», – удовлетворенно заключил врач. Итак, наркоз окончен. Что дальше?..
Она влетела в операционную в разгар бенефиса супруга. Все та же плавность движений округлых, присущих лишь славянской женственности форм, тот же обеспокоенный, но не потерявший осознанности взгляд больших небесных глаз. Несколько мгновений женщина неотрывно смотрела на мужа, а Рассветов с напряженным вниманием наблюдал за ней.
– Уходи! – вдруг, обернувшись, велела она невидимому персонажу. – Иди к бабушке! – Взмахом полной белой руки мать подкрепила команду непослушному отпрыску.
Затем, почти оттолкнув одного из членов враждебного квартета, протиснулась к изголовью благоверного. Прооперированный замолчал и подарил жене неожиданно нежный взгляд, в очередной раз поразив Николая нестыковкой формы и содержания.
Она выдала что-то отрывисто тягучее на его родном языке и успокаивающе положила руку ему на голову.
– Зайра! – почти выкрикнул главарь мстителей, и по реакции женщины Николай понял, что было названо ее имя. – Зайра! Уходи! Это мужское дело.
Анестезистка, выполнив свою работу по экстубации пациента, вновь предусмотрительно забилась в дальний угол, частично скрывшись за металлическим стерилизационным шкафом.
В дверном проеме замаячили фигуры хирургов. Масяненко хмуро осмотрелся и, перекрывая гул цыганских голосов, крикнул Николаю:
– Больной в порядке?
– Наркоз окончен, – подтвердил Рассветов, – можно вывозить.
– Всем докторам уходить. Быстро уходить! – скомандовал оратор мстителей.
Николай обернулся к анестезистке и указал ей на дверь:
– Аня, можешь идти.
Медсестра робко взглянула на толпящихся по курсу мужчин и опасливо переспросила:
– Одна?
– Спокойно, Аня. Никто тебя не тронет.
Приблизившись к врачу, молодая женщина вцепилась ему в предплечье.
– Выходим?
– Я… – Врач замешкался, но, окинув взглядом очнувшегося пациента и ораву его соплеменников, хмуро кивнул: – Выходим.
Но сдвинуться с места ему не позволила пара теплых рук, с неожиданной твердостью ухватившаяся за другое предплечье.
– Доктор! – В ее голосе вновь слышались умоляющие интонации. – Не бросайте нас! Они ведь убьют его, доктор!..
– Зайра! Я сказал, уходи! – Тип в синей рубашке придвинулся к женщине и цепко ухватил ее за пухлое запястье. – Иди!
Она вскрикнула не то от боли, не то от обиды и, отпустив руку доктора, порывисто обернулась к врагу. Он умелым движением вывернул ей руку за спину и попытался оттащить к выходу.
Дальше сохранять нейтралитет Рассветов уже не мог. Его большая ладонь опустилась на щуплое плечо цыгана и отбросила его от женщины. Низкорослая фигура отлетела к стене. Реакция соратников не замедлила проявиться. В руке знакомого коридорного замухрышки вновь блеснул выхваченный из-за голенища стилет. Крещендо незнакомого говора затопило операционную. Дернувшийся в направлении врача стилетчик остановился, не желая подставлять спину оппонентам. Заступники пациента вплотную приблизились к мстителям. И все говорили. Много и громко.
– Коля! Уходи! Не твое это… – Олег почти кричал, перекрывая гул цыганских голосов.
Женщина кинулась к мужу. «Виновник торжества» дико хрипло зашептал: «Зайра!» – стал вертеть головой и дергать плечами, пытаясь подняться, но тугие кожаные вязки надежно сдерживали вредный для свежепрооперированного организма порыв.
Испуг анестезистки сменился тихим ужасом. Затаив дыхание, Анна сжала левое предплечье Рассветова.
Сползший было по стене оратор, издав нечленораздельный вопль, вскочил на ноги. И молниеносно предъявил свой основной аргумент. Маленький зрачок пистолетного дула уперся в широкую грудь Рассветова.
Врач замер, не сводя остекленевшего взгляда с мелко подрагивающей «мушки». Время остановилось. «Вот и все!» – успел подумать он, ощущая накатывающий вал обиды и сожаления…
