Ознакомительная версия.
И, черт возьми, не было бы любви, не было бы и насилия в семье! Кто бы позволил над собой издеваться без этого божественного наркоза?
В однообразных хлопотах и заботах дни бежали незаметно. В этом году снег долго не сходил, и Нейман привык к зиме. Казалось, она воцарилась навсегда, но вдруг, как-то исподволь, подул влажный ветер, сияющий зимний пейзаж потускнел. Небо висело низкое, серое, как старое серебро, а сугробы хоть и держались высоченные вдоль дорог, но сморщивались потихоньку, покрывались черной вуалью дорожной грязи…
Приближалось Восьмое марта. Владимир Валентинович ждал этот праздник, хотя не понимал и не любил его.
Последний раз он искренне радовался ему в детском саду, когда делал открытку с мимозой для мамы. Они с воспитательницей красили маленькие ватные шарики желтой акварелью, а потом приклеивали на бумагу, где заранее нарисовали ветку. Нейман до сих пор помнил эту открытку – ее признали лучшей! А потом родители объяснили ему, что почитать женщин настоящий мужчина должен не ежегодно, а ежедневно. И Марина полностью разделяла эту концепцию. «Я хочу цветы в любой день, кроме Восьмого марта! – говорила она. – Тогда я буду знать, что ты принес их по зову сердца, а не из-под палки».
После развода Владимир Валентинович много лет праздновал Восьмое марта в одиночестве, и каждый раз этот день наводил на него тоску. Он исправно дарил цветы всем знакомым дамам, но только острее чувствовал, что рядом нет по-настоящему близкого и любимого человека.
В этом году все изменилось. В его жизни появилась Кристина Петровна, и теперь Нейман был благодарен Розе Люксембург и Кларе Цеткин за Международный женский день. Ведь влюбленный мужчина может сделать подарок даме сердца, даже если она не отвечает ему взаимностью.
Они с Кристиной работали накануне, смена заканчивалась восьмого в девять утра, и следовало поздравить ее перед уходом домой. Но Владимир Валентинович придумал коварный план: позвонить ей во второй половине дня и вручить подарок в неформальной обстановке. Вдруг она согласится пойти с ним в кафе, а то и в ресторан? И будет у него первый за много-много лет романтический ужин, спасибо Кларе и Розе.
По всем правилам военного искусства Нейман провел сначала разведку, потом артподготовку. Выяснив, что Кристина собирается в гордом одиночестве отсыпаться дома, Нейман фальшиво погрустил о несовершенстве мира, в котором прекрасной женщине не с кем отметить самый важный праздник в году. Кристина заметила, что к миру у нее никаких претензий нет, просто она не любит ни Восьмое марта, ни мужчин и не видит необходимости совмещать эти два зла.
Ясно было: если пригласить заранее, она откажется, надежда только на фактор внезапности.
В половине четвертого Нейман занял позицию возле Кристининого дома и позвонил ей – в надежде, что она уже отдохнула после суток.
– А я на работе! – весело заявила она в ответ на робкое неймановское «проходя случайно мимо вашего дома, внезапно захотел поздравить».
– Как это? Мы же только оттуда…
– Попросили поработать анестезиологом. Дежурный доктор внезапно заболел, а подмену не нашли. Вот и вспомнили, что я в прошлом анестезиолог-реаниматолог.
– Прямо как нарочно! – в сердцах воскликнул Владимир Валентинович.
– Да-да, – засмеялась Кристина. – Мы больного с утра прооперировали; как увидели черный аппендикс, сразу поняли, что это он нарочно подстроил.
Поздравив девчонок в приемном пышным тортом и бутылкой хорошего крымского вина, Нейман вежливо уклонился от бокала шампанского и поднялся в реанимацию. Сколько раз он возил сюда каталки с больными, но так и не смог привыкнуть к этому холодному, мертвенно-светлому месту. Это было странно, ведь реанимация множеством мониторов, баллонов и магистралей отдаленно напоминала центральный пост. Но когда он смотрел на неподвижные тела, подключенные к аппаратуре, ему становилось не по себе, как не бывало даже на максимальной глубине, когда корпус лодки начинал трещать от давления воды.
И совсем неправильно, что приходится поздравлять Кристину в таком тоскливом месте!
Нейман перехватил тяжелый букет и вошел. Начальница нашлась в ординаторской, она сидела над историями в состоянии крайней усталости, он определил это еще с порога. Тоже полезный навык командира – видеть, способен ли подчиненный еще на что-то или уже нет. Здесь, кажется, была стадия, которую у них называли «повесился на собственном скелете». Еще бы, тянуть вахту вторые сутки подряд… Не всякий мужик выдержит.
Кристина тускло посмотрела на него:
– Здравствуйте, капраз…
Набравшись смелости, Нейман подошел и положил руку как раз туда, где трогательно-тонкая, поникшая Кристинина шея скрывалась под воротником робы:
– Наберут детей во флот…
Ворчливым тоном Владимир Валентинович надеялся скрыть нежность, болезненно пронзившую его сердце, как только он ощутил ладонью ее кожу. Он не верил в экстрасенсов и биополя, но зажмурился и представил, как его энергия перетекает в Кристинино тело.
Кристина прикрыла глаза:
– Капраз, а вы можете еще так подержать? Я прямо чувствую, как оживаю.
– Сколько угодно.
– Вы уж простите, что я не принимаю ваше поздравление должным образом. – Она легонько провела пальцем по бутону розы. – Это очень трогательно, что вы нашли время сделать мне сюрприз, но…
– Не оправдывайтесь, Кристина Петровна. Какие счеты между товарищами по оружию?
– Нет, сегодня на редкость сумасшедший день!
Я-то надеялась, что праздник, народ отдыхает и нам даст отдохнуть, так нет же! Сначала наш доктор с аппендицитом, потом без антракта – ущемленная грыжа! Главное, двадцать лет мужик с ней ходил и все нормально было, и вот, пожалуйста, ни раньше, ни позже… Только вышли, чаю попить не успели – алкоголика везут! Белая горячка сделала свое черное дело. Друган покойный ему звонит прямо на мозг и советует выброситься из окна. Разумный, в общем, совет, если масштабно мыслить. Потом инфаркт, отек легких и прочая рутина. Одна надежда: что должно было сегодня случиться, уже случилось. Иначе я до утра не дотяну.
Она тактично вынырнула из-под его руки, якобы поставить цветы. «Да, наверное, неловко, что я так долго касался Кристины, – кисло подумал он, – хотя она сама попросила не отпускать… С женской логикой не соскучишься». Он достал из кармана основной подарок:
– Примите, пожалуйста. Как говорится, с наилучшими пожеланиями и от чистого сердца.
– О?..
– Я знаю, что духи дарить невежливо, – буркнул Нейман, – но мне очень хотелось вас порадовать.
Она засмеялась:
– И вам это в полной мере удалось, дорогой Владимир Валентинович! Это мои духи, как только вы догадались?
– У меня чрезвычайно тонкое обоняние.
– Лариса сказала?
– Да…
Они расхохотались, и Нейман почувствовал, что Кристина потянулась к нему… Нет, она по-прежнему стояла возле раковины, но он вдруг ясно ощутил, как душа ее открывается ему навстречу. Они сейчас были как две лодки в глубоких водах, слепые, затаившиеся, но жадно ловящие малейшее движение друг друга.
И тут вошел Холмогоров! Нейман и раньше недолюбливал этого молодого человека, но сейчас просто возненавидел.
– Ты жива еще, моя старушка? Жив и я, привет тебе, привет! – Поэтический экскурс предварил довольно пошлое, на взгляд Неймана, объятие. – Посмотри, моя лапочка, что я принес! Как говорится в наших научных кругах, кофеус натуралис.
– Какая прелесть! – Стряхнув руку Холмогорова со своей талии, Кристина подмигнула Нейману: мол, ничего личного.
Да, наверное… Владимир Валентинович стал привыкать к медицинскому этикету, хоть после аскетической службы на лодке это давалось нелегко. Тут были в ходу такие приветствия, после которых в поселке подводников или получали по физиономии, или делали предложение.
– Сей бодрящий порошок я выклянчил в терапии, – гордясь собой, продолжал Холмогоров. – За консультацию одной старушки. Думаю, он поможет тебе продержаться до утра, моя кошечка.
– Что тебе надо, Холмогоров?
– В смысле?
– В смысле, что ты сам добровольно пришел в реанимацию, куда тебя калачом не заманишь, да еще не с пустыми руками. В чем подвох?
– Тут, Кристина, одна неувязочка вышла… Я по ошибке в чужую историю констатацию смерти записал. Что делать?
– Что делать? Ну не историю же переписывать!
– Да я уже все исправил! Глупо так получилось, карта поступившей больной прилипла к карте умершей. Я не проверил, что мне сестра подала, и записал: так, мол, и так… Я вот что переживаю, Кристина: девчонка молодая, могла бы и амбулаторно лечиться, я больше для плана ее положил, и тут такие дела. Как бы беды не вышло.
– Да все нормально будет! Меня один раз тоже в покойники записали, и ничего.
– Когда это?
– Сто лет назад уже. Вызвали меня как-то подежурить в реанимации, подменить доктора, у которого вышла срочная транспортировка в областную больницу. Он неожиданно быстро обернулся, и в три часа ночи я была уже свободна. Зашла в приемник, говорю: отметьте меня в журнале экстренных вызовов. А девчонки замотанные… В общем, берет одна журнал и пишет: Бондаренко Кристина Петровна, ля-ля, тополя. В то время у нас еще работал доктор Немчинов, и у него был ритуал: приходя на работу, он первым делом брал журнал регистрации трупов и выяснял, кто из постоянных клиентов перестал нуждаться в его услугах. Тем утром он, как обычно, схватил талмуд и обалдел. А потом как закричит на всю больницу: люди, Кристина сегодня ночью умерла! Ему говорят, посмотри внимательно, может, однофамилица? А он – нет, тут написано: врач «Скорой помощи». Нет бы сообразить, что профессию в трупном журнале не пишут!
Ознакомительная версия.
