Куда уж яснее. С силой захлопнув за собой дверь, девушка вышла, оставив мужчину в бессильной ярости посреди каминного зала. Оба прекрасно поняли, чего добились этим разговором: их холодное перемирие только что с треском лопнуло. Лена объявила Зарецкому войну, и он с готовностью принял ее вызов.
Жадно отхлебнув коньяк из пузатой бутылки, Марианна визгливо выругалась и потрясла в воздухе острым кулачком. При этом движении ее прозрачный халатик распахнулся, обнажив прекрасное женское тело в кружевном белье и чулочках с поясом.
– Я покажу тебе, ты еще увидишь! Так меня оскорблять, – со стуком поставив бутылку на тумбочку, Марианна упала на пол и зарыдала, истерично выкрикивая угрозы и стуча кулаком по густому ворсу ковра, но быстро успокоилась и снова потянулась к заветной бутылке. – Я, значит, тебе не хороша? Что ж, не хочешь любить, будем воевать!..
А как все здорово складывалось! Она дозвонилась, старший Зарецкий согласился прийти в гости – замечательное начало вечера! Марианна оделась так, чтобы выглядеть раздетой, сохраняя приличия: никто ведь не запрещает ходить по дому в халате, а если тот распахивается на каждом шагу, это не ее проблема! У нее отличная фигура, которую грех прятать под одеждой! И если бы гость остался подольше, посидел за столиком, выпил бы с ней по рюмочке коньяка, он бы все заметил и оценил. Но этот кретин не пожелал даже в комнату войти! Так и вывалил на нее все прямо на пороге!.. «Милая Марианна, я понимаю, что вам сейчас одиноко, вы скучаете по моему сыну, но он очень занят, давайте будем вести себя как взрослые люди, скандалы нам не нужны, будьте к нему снисходительны» – и бла-бла-бла в том же духе. Словно она позвала его затем, чтобы говорить с ним о его простачке-сыночке!..
Отхлебнув из бутылки еще немного коньяка, Марианна пошарила рукой в ящике тумбы и достала органайзер Арсения. Она им всем покажет, будут знать, с кем связались! Дураки эти Зарецкие! Сын глуп как пробка, к тому же нищ и бос, а его отец… Черт, как она ненавидит его! Открытым текстом попросила его остаться, намекнула, что он нравится ей как мужчина, строила глазки, кокетничала, а этот пень не отреагировал ни на одну из ее уловок. Тупо улыбался в ответ на ее улыбки, говорил комплименты, но, когда она, изящно привстав на носочки, прижалась к нему всем телом и поцеловала, резко отстранил Марианну, отвернул от нее лицо, как от прокаженной! Сказал, что она пьяна, хлопнул дверью и уехал! Будто с ней можно поступать, как с какой-то сопливой девчонкой! Отвергнуть ее, унизить! Ее – Марианну, известную певицу, роскошную и желанную для миллионов поклонников!..
Что ж, будет вам война. Нахмурив лобик, девушка внимательно пробежала глазами список работников ресторана. Где этот чертов бармен, как его – Саша, Сережа?.. А, пожалуйста, у Арсения все записано. Потыкав крепким розовым ногтем по кнопкам телефона, Марианна прижала трубку к уху и, прислонившись спиной к тумбе, блаженно вытянула длинные ноги и расслабилась.
– Привет, Саша, это Марианна. Конечно, ты меня узнал, я не сомневалась… Да, твой номер я взяла в книжке, и там есть кое-что еще интересное. Не хочешь встретиться и поговорить об этом?* * *
– Мама, ну о чем ты думала, скажи мне, пожалуйста? – Изольда вздохнула и, мельком взглянув на измученную мать, отвернулась к плите.
Как все ужасно вышло там, в больнице, и у нее такое неприятное ощущение, будто ситуация с каждой минутой ухудшается, из просто плохой превращаясь в невыносимую! За что бы Изольда ни взялась, все валится из рук: у сумки сломался замок, горелка под кастрюлей не зажигается, пельмени не отлепляются друг от друга, к тому же страшно разболелся глаз, в который попал кусочек туши. Но она-то молодая, ничего с ней не будет, а вот мать жалко. Уже третий час ревет: всю дорогу от кардиоцентра до дома проплакала, скрючившись на заднем сиденье такси, потом в голос рыдала в своей комнате – Изольда даже сквозь шум воды в ванной слышала мамины завывания! И сейчас все еще всхлипывает, сидя за кухонным столом и с затравленным видом наблюдая за действиями дочери.
– На вот, поешь, – поставив перед мамой тарелку с пельменями, Изольда полила их кисло-сладким кетчупом и покрошила сверху зелени. Для себя она разогрела в микроволновке бутерброды, оставшиеся от их недавнего пиршества с Максом. – Тебе кофе? А хочешь, выпьем коньячку?
Накрывая на стол, девушка предусмотрительно достала из серванта початую бутылку «Хеннесси», которую принес Райнис: сам он выпил только одну рюмку, а Изольда вообще редко пьет коньяк. Вот вино или коктейль – это да… Но теперь, пожалуй, и она не против крепкого алкоголя. После такого тяжелого дня надо расслабиться!
– Ничего я не хочу, – вяло придвинув к себе тарелку, женщина поддела один пельмень вилкой и поднесла ко рту, но, едва надкусив его, тут же отложила в сторону. – Да, давай выпьем… За здоровье человека, который… Который мне очень дорог. Хотя теперь ты, наверное, ненавидишь меня за то, что я…
Голос Зинаиды Ситниковой сорвался, и она снова заплакала, причем слезы не просто потекли из ее глаз, а брызнули двумя фонтанами – как у циркового клоуна. Вздохнув, Изольда поднялась из-за стола и, достав из шкафа стопку бумажных салфеток, протянула их матери.
– Мам, да хватит тебе, давай выпьем за Нурлана! Я виновата перед ним, а он… он и правда очень славный. Я вполне понимаю, за что ты его любила… любишь! – Разлив коньяк по рюмкам, девушка нежно погладила мать по руке и, задержав свою ладонь на маминой, поцеловала женщину в мокрую щеку. – Это тост за твою любовь, давай, мам!..
Две женщины, мать и дочь, молча «чокнулись» рюмками и, не сговариваясь, выпили их содержимое залпом. Изольда тут же налила по второй; вообще-то она не то чтобы очень хотела выпить, но коньяк неожиданно понравился ей – таким приятным теплом разлился по телу и при этом не обжег горло. И у матери, слава богу, глаза заблестели и на щеках появился румянец, а то сидела с лицом – желтым и неживым, как у восковой куклы, смотреть было страшно!..
– Предлагаю второй тост за нас, женщин. – Откусив кусочек хрустящего хлеба с докторской колбасой, Изольда подняла рюмку со второй порцией коньяка и хитро улыбнулась матери. – За нас – умных, красивых, сильных и удачливых! Давай-давай, до дна! А то за любовь пила, а за нашу удачу не выпьешь? Нет уж!..
Ловко опрокинув вторую рюмку, Изольда с неожиданным аппетитом накинулась на еду: доев свои бутерброды, стащила с маминой тарелки пару пельменей, все равно мать к ним даже не притронулась, затем принялась за хрустящий лучок и петрушку… Странно, она зверски оголодала! Такое чувство, будто у нее только что упала тяжесть с души – такое неимоверное облегчение, что девушка не может удержаться и все ест, ест!.. Что же ее так обрадовало, интересно?
– А знаешь, мам, я даже рада, что Нурлан мне не отец, – слизнув с нижней губы прилипший кусочек петрушки, Изольда хмыкнула и снова взяла бутылку, намереваясь в третий раз наполнить рюмки. – Теперь я могу не комплексовать из-за того, что у меня нет слуха… А то я все детство с ума сходила. Помнишь, как ты водила меня по музыкальным школам, хотя все тебе в голос твердили: она никогда не будет петь, она ни одной ноты не может повторить, не сфальшивив десять раз!.. Вот был кошмар. Я так мучалась, а ты всем отвечала – нет, вот увидите, у нее такие гены, она по природе музыкальна!..
Засмеявшись, девушка вскочила с табуретки и подбежала к холодильнику: достав из него лимон, вымыла его и ловко нарезала тоненькими кружочками, затем, красиво разложив на блюдце, поставила на стол.
– Лучше поздно, чем никогда!.. Мам, а вот ты мне скажи одну вещь… – Изольда одним пальчиком пододвинула матери наполненную рюмку, провезя ее через весь стол. С гордостью отметив, что не разлила ни капли, девушка быстро затолкала в рот кружок лимона и скривилась. – Кислятина какая… Так я вот про что. Мне все понятно, мам, ты любила Нурлана и хотела, чтобы я считала его своим отцом. Ладно, это дело твоего личного вкуса. Но я одного никак не пойму: зачем ты меня маленькую повела к нему? Для чего вообще нужна была эта встреча? Продолжала бы обманывать меня, держа от Нурлана на расстоянии, я бы тебе верила… А так – ерунда какая-то получается!
Высоко подняв руку с рюмкой, Изольда посмотрела сквозь нее на лампу под потолком; придирчиво изучив светло-коричневую жидкость на свет, она осталась довольна дорогим напитком. Удовлетворенно кивнув, девушка поднесла коньяк к носу и понюхала его, забавно сморщив нос. Незабываемый аромат – тонкий, изысканный, роскошный!..
– Мам, а давай выпьем за правду? – оторвав взгляд от своей рюмки, Изольда наконец посмотрела на мать, да так и застыла на месте, не веря своим глазам.
Еще мгновение назад напротив нее сидела если не довольная жизнью, то, по крайней мере, вполне успокоившаяся и пришедшая в себя женщина, а теперь на нее в упор смотрит самое несчастное существо на свете! Красноглазое, растерянное, с хлюпающим носом и нервными руками, без передышки снующими по столу.
