Ознакомительная версия.
Трижды лично Шамиль Басаев выходил на переговоры с Юсупом. Уговаривал, воспитывал, упрашивал, грозил, требовал. Но каждый раз получал один и тот же ответ: «Идите туда, откуда пришли». Басаев скрипел зубами, его бойцы стреляли в воздух, потом поворачивались и уходили. А через час начинался новый бой. Юсуп потерял шестерых товарищей, сам был контужен. Но бандитов на своем направлении они удержали. А на рассвете подошла группа полковника Булгакова, отряд Юсупа отодвинули в тыл, и теперь они контролировали дороги, мосты, дежурили по ночам на блокпостах и заставах.
Карима познакомили с Юсупом. Улыбнулись, пожали друг другу руки.
– Это ты привез продукты из Москвы?
– Я. Меня Булгаков к вам направил. У меня автомат есть, патроны.
– Автомат – это хорошо. В армии служил?
– Служил. Под Калинином.
– Что делал?
– Артиллерист, – соврал Карим. Почти два года он резал хлеб в солдатской столовке.
– Артиллерии у нас нет, но люди нам нужны. Иди на блокпост, найди там Рыжего Магу, скажи – от меня. Он скажет, что делать. – Юсуп еще раз пожал Кариму руку и ушел.
Почти три недели Карим просидел на этом блокпосту. Дежурили по двое. Четыре часа охраняешь дорогу, четыре – отдыхаешь. Конечно, можно было бы присочинить, что Карим мужественно воевал, совершил три подвига, пристрелил с десяток бандитов и так далее. Но ничего этого не было. Не довелось. Война – это не всегда тяжелые бои и много стрельбы. Для Карима война осталась в памяти как постоянная борьба со сном, холодом, сыростью, запорами от однообразной пищи. И все это под монотонные разговоры товарищей по оружию на непонятном ему аварском языке.
Потом в райцентр Ботлих приехал Путин и много другого начальства. Был праздник, вручали правительственные награды. Кому – заслуженно, а кому и не очень. Карим сдал свой автомат Юсупу, на попутке доехал сначала до Буйнакска, а оттуда в Махачкалу. Переночевал в гостинице «Спорт», а утром улетел в Москву.
sms Карине
Готовь хинкал. Поставь водку в морозильник. Прилетаю завтра в 13–10.
Больше часа Карим провел в ванной. Смывал следы окопной жизни. Он бы с удовольствием сделал это накануне, но в махачкалинской гостинице не было воды. Никакой. Когда он, наконец, вышел, Карина спросила:
– Так куда ты летал?
– В Африку. – Карим забыл, про какую страну он врал перед отъездом.
– Не был ты ни в какой Африке, тебя в Дагестане видели. Ты летишь в Дагестан, мне сочиняешь, что в Африку. Зачем?
– Я не хотел, чтобы ты нервничала, переживала.
– Спасибо… Ладно, живой – здоровый вернулся, и слава Богу. Будем праздновать.
Карина с Алиной накрыли стол, сели ужинать. Карим ел молча и все время смотрел на младшую дочь. Бутылку водки так и не открыли, один он пить не хотел. Во всяком случае сегодня. Когда принялись за арбуз, Карина неожиданно сказала:
– Ну, давай, герой, расскажи семье, как ты воевал с бандитами.
– Да рассказывать особенно и нечего. Сидел все время в штабе, иногда дорогу охранял.
И вот тут у Карины внезапно началась истерика. Она запустила куском арбуза в телевизор, разревелась в голос и между всхлипываниями все время спрашивала, спрашивала:
– А ты про нас подумал? Ты подумал, что будет с твоей семьей, если с тобой, идиотом, что-нибудь случится? Неужели нельзя было не лезть? Неужели без тебя они не разобрались бы?.. Почему тебе всегда больше всех надо? Подвига захотелось! Что тебе не сидится рядом со своими детьми? Дурак, какой же ты дурак! – И снова громкий плач. А потом опять те же вопросы по второму кругу.
Карим открыл таки бутылку, налил полный стакан, выпил и молча вышел во двор курить. Карина плакала еще минут сорок, потом отправила за ним Алину.
Уже на следующий день Карим все узнал. Выяснилось, что через два дня после того, как он прибыл в Махачкалу, Карине позвонила их бывшая соседка по каспийской квартире. Оказалось, что она работает в администрации города Махачкалы и видела, как Карим выходит от мэра. Она разузнала, зачем он приходил и куда направился из мэрии. Где она нашла их московский номер телефона и зачем вообще звонила, неизвестно. Но после этого звонка Карина уже практически не спала. Все, что она знала, что он в Дагестане, а в Дагестане война.
Когда обида, тревога и напряжение последних дней выплеснулись бурным потоком слез и обилием жестких слов и выражений, в доме воцарилась семейная идиллия. Алина играла с младшей сестрой в детской. Карим устроился на диване перед телевизором, а Карина рядом, на ковре, сделанном руками их дочери.
– Карим, давай Алину замуж отдадим, – вдруг ни с того ни с сего заговорила Карина.
– Ага. В эти выходные или следующие?
– Почему ты всегда шутишь, когда я с тобой говорю серьезно?
– А как я должен реагировать на предложение отдать семнадцатилетнего ребенка замуж?
– Во-первых, она уже давно не ребенок, во-вторых, я же не предлагаю прямо сейчас. Через год. Может, через полтора.
Карим немного помолчал, видимо, что-то обдумывая, потом встал с дивана, поискал сигареты, закурил и вернулся к своему исходному положению. Потом он позвал из детской Алину. Она вошла с улыбающейся Каришей на руках.
– Ты замуж хочешь?
– Ничего себе вопросик под вечер. С чего это ты вдруг?
– Да вот мама предлагает тебя замуж выдать.
Алина спустила сестру с рук, села на диван рядом с отцом и спросила с иронией:
– Может быть, у вас и жених уже припасен?
Карина поднялась с ковра и направилась на кухню.
– Я пойду чайник поставлю. А вы тут без меня пока посекретничайте. Вы же любите это делать.
Алина с удивлением посмотрела на отца. Но, оставшись на время без мамы, они действительно не упустили возможность обсудить некоторые детали.
– Я приблизительно догадываюсь, почему она решила меня замуж выдать. За мой моральный облик переживает.
– То есть?
– Пару раз позвонил один товарищ, пару раз пришла домой после десяти.
– И ты это с такой легкостью мне заявляешь. Да я тебя не замуж, я тебе ремня сейчас организую.
– Папа, не говори глупости. Ты же меня знаешь. И мальчик этот не мальчик, а одуванчик. Денис из моего класса.
Тут уж Карим полностью перешел на сторону жены. Он всегда строил отношения с дочерью на основе доверия. И вот теперь впервые в жизни засомневался в том, правильно ли он воспитывал свою Алину. В комнату вошла Карина. В руках у нее был поднос с чаем, лимоном и вареньем. Карим принял из ее рук поднос, поставил на стол и спросил у жены:
– Раз уж ты заговорила о замужестве, значит, у тебя и жених есть на примете, так?
– Есть. В клинике у Цимлянской я видела одного молодого врача. Навела о нем справки. Он наш парень – дагестанец. Закончил в Москве Второй медицинский в прошлом году. Ему 25 лет. Не женат, живет с родителями и младшей сестрой в Химках. Квартиру они снимают, родители тоже врачи. Отец – кардиолог, мать – терапевт. Но главное, что мне в нем нравится, – он все время улыбается. Говорит с тобой и улыбается, что-то пишет – улыбается, машину ведет – улыбается. Такой хорошей, наивной, детской улыбкой.
– Откуда ты знаешь, как он машину ведет?
– А он три недели назад подвозил нас с Алиной домой после моих процедур.
– Мама, он же старый. 25 лет! Знала бы, что ты собираешься меня за него замуж отдавать, в жизни бы не села в его машин у.
– А я тогда и не собиралась. Это я позже узнала, что ты ему понравилась. Он звонил мне на прошлой неделе. Вроде бы по поручению Цимлянской, а сам все время, как бы между делом, про тебя спрашивал, как зовут, где учишься, что любишь и так далее…
– Какой кошмар. Всё, я попала. По-моему, здесь уже всё решили.
– Тихо, тихо. Я еще ничего не решил. Во-первых, нужно больше про семью узнать, во-вторых, про мальчика этого. Как его зовут для начала?
– Хизри его зовут. Он тебе понравится, Карим. На тебя похож двадцатилетнего.
Все остальные детали разговора Карима, Карины и Алины не имеют существенного значения. Через месяц состоялся официальный визит родителей Хизри, и безымянный палец правой руки Алины украсило кольцо. Свадьбу решили сыграть через восемь месяцев, в июне будущего года.
Следующие три месяца Алина просыпалась с красными от слез глазами. В июле она без особых проблем поступила на филологический факультет МГУ, потом ждала начала занятий, готовилась к студенческой жизни. Теперь ее окружали умные и одухотворенные мальчики и девочки со всей страны. Они говорили о русской литературе и современной музыке, они читали Шекспира в подлиннике днем и тусовались в клубах вечером. А она была вынуждена ехать на машине Хизри к себе домой, потому что каждый день после занятий он ждал ее у факультета и контролировал каждый ее шаг. Она не просто его не любила, она его терпеть не могла. Он в десятый раз спрашивал: «Что я тебе сделал, почему ты так ко мне относишься?» Она отвечала ему вопросом на вопрос: «Зачем ты 25 лет назад родился?». Он никогда на нее не обижался и, улыбаясь, слушал ее злые, короткие реплики. Ее это раздражало, и она злилась еще больше.
Ознакомительная версия.
