Знаю, что тебе тоже было трудно, грустно и обидно. Но впереди у нас самая долгожданная, самая заслуженная, а потому – самая радостная встреча. С мыслями о ней нам легче будет провести это время.
Не грусти, не скучай и не беспокойся обо мне и помни, что я теперь уже чуть-чуть всегда беспокоюсь о тебе. Ну, оставайся, моя милая кукла, а я еду дальше.
Желаю тебе успехов во всем. Здоровья и сил для ожидания нашей встречи. Целую тебя крепко-крепко. По-прежнему всей душой лишь одну тебя любящий и всегда только твой – Борис.
* * *
24 июля 1949 года, г. Рославль
Инусенька! Здравствуй, моя любимая кукла!
Ну, вот я и приехал и устроился на новом месте.
Расскажу тебе все по порядку, хотя это очень долго и неинтересно. Приехал я в Рославль в 1час25 минут ночи с 23 на 24 июля. Как и следовало ожидать, меня, конечно, никто не встретил, и мне пришлось одному блуждать сначала по вокзалу, а потом – по городу.
Мои опасения об отсутствии гостиницы в городе оказались излишними. Я отыскал гостиницу, но к несчастью там не оказалось мест. Помогло мое дипломатическое искусство. После длительных рассуждений и убеждений мне, наконец, удалось дежурную заставить отыскать мне одно свободное место по соседству с занятой уже койкой. Отдельных номеров здесь нет, чего мне, конечно, не понравилось. Утром я проводил своего соседа и упросил начальника отдать всю эту комнату в мое распоряжение. Сейчас я ее и оплачиваю и занимаю один, а потому – расположился как дома.
В 11.00 я переправил сюда свой чемодан с вокзала и теперь весь здесь.
Доехал благополучно, хотя и не так хорошо, как думал, судя по разговорам ранее ездивших. Всю дорогу помнил, думал и сейчас думаю о твоем отъезде.
Ну, а теперь коротко о моих «служебных делах».
Только заранее предупреждаю, что не буду распространяться, а сообщу в общих чертах.
– Ввиду того, что лица, которые мне были нужны, не изъявили желания встретить меня, мне пришлось коротенькой записочкой через посыльных оповестить их о моем приезде и предложить встретиться в моей гостинице. Через час я получил ответную информацию с высокомерным заявлением и отказом сделать это, и с предложением прийти самому к месту, куда я командирован. Бесспорно, мне пришлось пойти самому,
Идейное единогласие было достигнуто, конечно, нелегко и непросто. Обо всех подробностях расскажу, когда приеду. Будет и смешное, и серьезное.
Казалось бы – осталась лишь другая сторона, организационная. Но как уладить ее за самый короткий срок? Как мне хочется быстрее все сделать и от всего этого заслуженно отдохнуть с тобой, моя хорошая, любимая, родная.
Инночка! Расставил на столе все твои безделушки, разложил письма, поставил твою маленькую фотокарточку «с цыпами» и даже большой букет живых хороших цветов. И мой уголок и здесь стал уже уютный, теплый, как и там, дома. У меня стоят две койки, одна свободная.
– Кукла! Иди ко мне, нам не будет тесно. Я знаю, что ты не захочешь…
Ты сейчас уже в санатории, отдыхаешь, загораешь, танцуешь. И бесспорно, чуть-чуть думаешь обо мне.
Но не забывай, кукла, что я тоже чуть-чуть волнуюсь за тебя, хотя твое письмо, написанное мне на прощание, так уверенно требует выбросить из головы все сомнения.
Признайся, ведь и ты немного беспокоишься и все чуть-чуть преувеличиваешь, не правда ли?
Ну, хорошо, родная моя! Отдыхай, поправляйся и жди, жди, жди меня. Привет и самые хорошие пожелания НАШИМ папе и маме. (Ты разрешила мне называть их нашими, и я называю их так, лишь когда с тобой).
Обо мне не беспокойся. До свидания и скорой встречи
Целую и обнимаю тебя крепко-крепко. Всегда только твой – Борис.
27 Июля 1949 года. Г. Рославль
Инусичка! Милая моя! Здравствуй!
Ну, вот и прошел еще один день.
… Придется сказать, что он был, по-видимому, предпоследним днем моей подготовительной работы. Но ведь это еще только подготовительной, а сколько еще ее основной!
Ты только не волнуйся, родная, и не беспокойся за меня, положись на своего упрямого дипломата. Правда, мои расчеты на упрощение моих дел провалились. Но это не должно ни пугать, ни огорчать как меня, так и тебя. Ведь ты же знаешь, что я решительный и настойчивый, и на полдороги не остановлюсь.
А ведь ты не знаешь, сколько мне пришлось выдержать идейной борьбы, и нужно сказать, что это было далеко не последним и немаловажным вопросом. Я расскажу тебе обо всех деталях, когда приеду.
Надеюсь, с тобой ничего не случится плохого, и мы встретимся так же тепло, как расстались.
Инка! Милая! Ты беспокоилась, что я могу здесь измениться под влиянием новых людей, условий! Если бы ты знала, как это все не так, как ясно передо мной всегда встаешь ты, любимая, далекая, родная!
Страшно скучаю и жду твоих писем. Но когда они еще успеют прийти ко мне. Хочется побывать в своей комнатке и прочесть твою записочку, которую ты оставила у меня на столе.
А сейчас пока я читаю твое письмо, написанное мне тобой на прощание, и его смелые заявления всегда радуют и успокаивают меня.
Инусенька! Любимая! Ну, пиши же скорей! Как ты отдыхаешь, поправляешься, думаешь о нашей встрече?
Передай мои самые хорошие пожелания маме и папе. Будь благополучна и счастлива. Крепко обнимаю и целую тебя. Всегда всей душой тебя лишь одну любящий и всегда только твой – Борька-киндерёнок.
* * *
29 июня 1949 года. Г. Рославль
Инночка! Здравствуй, любимая!
Я очень ждал сегодня твоего первого письма, но оно не пришло, и поэтому мне сейчас как-то обидно за это…
…Мои основные дела затягиваются, отчего у меня немного неспокойное состояние, но я еще не теряю веры в благополучное их разрешение. Только очень не хочется так бестолково проводить здесь дни и думать о том, как хорошо можно было бы провести их вместе. Ют этих мыслей становится неприятно и обидно, а обижаться приходится только на самого себя.
Тогда я беру в руки настольное зеркало с твоим портретиком, ложусь на диван и, глядя на тебя, вспоминаю и представляю тебя сейчас, жду и предугадываю нашу встречу.
Инка! Ты не думай, что я выдумываю что-нибудь лишнее про тебя. Мне почему-то никогда это не приходит в голову. Я вспоминаю тебя, какой ты была в месяцы нашего первого знакомства и знаю, как осторожна ты была со мной, и как мало вольностей позволяла при обращении..
Не думаю, чтобы за месяц ты могла с кем-нибудь сдружиться больше, чем со мной за прошедший год. А потом – я ведь каждый день беспокою тебя своими письмами и не даю тебе отрываться надолго от мыслей обо мне.
И знай, что я пишу тебе ежедневно не только потому, что мне самому необходимо поговорить с тобой и что нужно успокоить тебя, но и потому, что я все-таки чуть-чуть волнуюсь за, и поэтому стараюсь как можно чаще поворачивать твои мысли в нашу общую сторону.
Мне будет в тысячу раз легче и спокойнее, когда я получу твое первое письмо. Ведь ты обещала мне писать очень часто, поэтому я имею право надеяться, что буду получать их каждый день. А как мне хочется увидеть эти скромные листочки, написанные некрасивым, но таким знакомым и дорогим мне почерком.
(Это надо же! Еще и критиковать взялся! Почерк ему не нравится, видите ли! Ревнивец несчастный и самовлюбленный пингвин! Шутка!)
Как мне хочется в конце твоих писем снова видеть самые теплые и самые дорогие слова и подпись: – всегда твоя и только твоя Инка-кукла! –
В них для меня так много ласки, тепла и любви, в них столько прекрасных пожеланий твоих и заботы обо мне, в них так много надежд и счастья! Мне с ними всегда хорошо, приятно и радостно, и я жду, жду и жду их давно.
Пиши чаще, быстрее, больше. Отдыхай хорошо и спокойно, не волнуйся за меня. Со мной все будет хорошо, и я всегда останусь твоим любимым киндеренком.
Привет твоим родным. Крепко обнимаю тебя и горячо целую много раз.
Всегда всем сердцем любящий тебя и всегда только твой – Борис.
18.25. г. Рославль
Любимой Иннусичке 31 июля 1949года. От Бориса
– Прекрасны мысли о тебе, родная!
И легок слог, и радостен мой стих
к тебе! –
Далеко от тебя, в незнакомом тебе городишке,
Среди новых людей, ежедневных сует и тревог,
Здесь, у тихой реки, на обложке захваченной книжки,
Я писал, вспоминал и мечтал о тебе, сколько мог.
Я один здесь. Лишь ветер срывает листочки,
Да река вот со мною. Ведь ты же ко мне не придешь?
Я с любовью пишу эти буквы, слова, эти строчки.
Да и ты их, я знаю, ведь тоже с любовью прочтешь.
Мои письма ты любишь ведь вместе со мною,
Ты их ждешь и скучаешь, когда они долго в пути.
Ты счастлива, когда они вместе с тобою,
С ними легче тебе и мечтать, и любить, и идти.
В моих письмах ты видишь меня как живого,
В них и нежность, и ласка, и счастье, и радость, и смех.
В них так много любви, оптимизма такого большого,
Что не только для нас, но мне кажется – хватит для всех.
И сейчас я сижу, может быть, мне и очень обидно,
Мне так скучно, так грустно, так хочется видеть, любя.
И дорог к нашей встрече сейчас пока, кукла, не видно,
И как хочется ласк твоих, шалостей женских, тебя!
Но не время для грусти, тоски и печали.
Знаю я, ты давно и всегда ждешь с любовью меня.
И хоть много причин, от которых другие скучали б,
Мы не будем скучать, свои чувства и мысли склоняя.
Будем верить, что все-таки скоро откроют
Семафоры на встречных путях, впереди,
И для наших экспрессов когда-то ведь все же устроят
Радость встречи и счастье стоянки в пути.
А сейчас я хочу, чтоб была ты успешной повсюду,
Хорошо отдыхала, надеялась, встречи ждала.
Чтоб всю ласку свою и всю женскую нежность свою бы
Ты сумела сберечь и при встрече бы мне отдала!
Всегда-всегда горячо тебя любящий и всегда только твой – Борис.
