Ознакомительная версия.
К Вале в магазин прибежали соседки и тут же все доложили – что сваты приезжали, что их не встретили по традиции, а Мадина и вовсе не девушка, вот они и уехали. Никакой свадьбы не будет. И наверняка эта женщина специально в кафе зашла, чтобы все знали, почему они отказались от Мадины. Все ее слышали, даже те, кто не хотел. А Руслан молчал. Слова не вымолвил. Тот еще жених!
Валя бросила товар, бумаги и побежала домой. Мадина лежала на кровати и уже даже не плакала. Смотрела в стенку.
– Ничего, все образуется, – сказала ей Валя, – это они не из-за тебя, из-за денег. Увидели, что мы бедно живем, вот и отказались.
Мадина даже не пошевелилась.
– Дочка, еще будет у тебя счастье! – уговаривала ее Валя. – Ты же у меня такая умница!
– Не будет. Больше ничего не будет, – шептала Мадина.
Она ходила на работу, возвращалась домой и из-за забора даже не показывалась. Лежала на кровати и смотрела в стенку. Не ела, только воду пила. Совсем отощала.
– Дочка, надо поесть. А то у тебя совсем кожа да кости останутся, – уговаривала Валя.
– Ну и что? Я буду одна. Всю оставшуюся жизнь. Какая разница?
– Так дети пугаться будут! И родители скажут, что учительница – больная. – Валя как в воду глядела, когда это говорила.
– Ничего не хочу. Зачем?
– Ну давай уедем в другое село. Дом продадим, – предлагала Валя.
– Нет, я ничего плохого не сделала, чтобы сбегать. Это он от меня отказался. Я не преступница, чтобы скрываться.
– Иди хоть в кино сходи с подружками, – умоляла ее Валя, – индийское привезли. Все ходят.
Мадина засыхала. Похудела, осунулась. Соседки языками цыкали, когда ее видели – больная, совсем больная. Мало того что не девушка, опозорилась, сватам не понравилась, так еще и хилая. Точно замуж не выйдет. Даже мечтать не стоит.
Валя не знала, как вернуть дочь к жизни. И тут в городе объявили конкурс самодеятельности. И директор школы Нина Теймуразовна, которая очень любила Мадину, решила выставить от села именно ее. У Мадины был талант, который она скрывала. Просто не афишировала. Она очень хорошо играла на осетинской гармошке и пела – старинные народные песни. Не только осетинские – грузинские, армянские, адыгейские. Голос у Мадины был потрясающий. Но для выступления нужны были костюм и гармошка. Ни того ни другого у нее не было, поэтому ни в каких конкурсах она участвовать не могла. Стеснялась.
Нина Теймуразовна пошла по дворам и под свою ответственность нашла для смотра самодеятельности и богатый костюм, и гармошку, и даже искусственные косы, чтобы сделать Мадине прическу.
– Я не смогу, – отказалась та, – не хочу снова в город ехать.
– А кто село представит? – возмутилась Нина Теймуразовна. – Поедешь. Только костюм не испачкай.
Мадина заняла на смотре первое место – она пела так, что члены жюри плакали. И была красавицей – с двумя роскошными косами, которые спадали по плечам, в дорогом костюме. У нее появились и грудь, и талия. Мадине было все равно – она не волновалась, не переживала. Она пела о своей судьбе, о чувствах, о женщинах, которые, как птицы, заперты в клетках. Когда она закончила, потрясенный зал молчал. И Мадина решила, что нужно спеть еще – колыбельную, которую ей пела мама. Детскую простенькую песенку, на которой выросло несколько поколений детей. Она пела, оплакивая свою судьбу, которая не позволит ей стать матерью. Ведь если нет мужа, то и детей не может быть. Мадина пела, склонив голову, обращаясь к собственному ребенку, о котором даже мечтать больше не смела. После этого поклонилась и ушла за кулисы под гробовое молчание зала. Она не видела со сцены, что женщины плакали, а мужчины смотрели в пол.
В подарок за победу Мадине подарили гармошку и национальный костюм, расшитый серебряными нитями. И выдали почетный диплом. Уже за кулисами к ней подходили какие-то люди и предлагали выступить на областном смотре, представлять город. Мадина безучастно кивала, мечтая добраться до дома, лечь на кровать и отвернуться к стене.
Валя не могла насмотреться на роскошное платье, лучше свадебного, с такой вышивкой, что никаких денег не хватит такое купить. Протирала тряпочкой новенькую, сверкающую свежей краской гармошку. А диплом поставила в сервант за стекло.
– Ну, видишь, какая ты умница, – говорила она дочери. – Нина Теймуразовна тебя так поддержала. Теперь никто против тебя слова плохого не скажет. Ты же гордость села! Хватит лежать. Иди сходи в кино, развейся. Что дома сидеть? Не надо ничего бояться! Ты же диплом привезла! Больше никто тебя не обидит!
И Мадина согласилась, уступила матери. Пошла в кино. И там перед сеансом, на виду у всех, ее избили мужчины, совсем молодые парни. Порвали ей платье, проволокли по улице за волосы. Женщины только плакали, но не вмешивались.
– Чтобы знала, как себя вести нужно, – сказал один из парней и плюнул Мадине в лицо.
И этот самосуд, публичная порка, стали таким позором, после которого нельзя жить. Женщины или сбегают, или руки на себя накладывают. Потому что никто не заступится, не посмеет. Не скажет слова в защиту. И будут шарахаться, как от прокаженной.
Мадина, в порванном платье, избитая, вся в крови, чудом дошла до дома – никто не помог, не довел. Валя плакала. Она сразу все поняла и винила себя – не нужно было дочь отпускать из дома.
А на следующий день к ним пришла Нина Теймуразовна и принесла трудовую книжку.
– Прости, но я не могу тебя оставить, – сказала она. – Сегодня родители пришли. Не хотят, чтобы ты к детям подходила.
– В чем я виновата? – спросила Мадина.
– Ни в чем, – ответила директриса, – но я не могу. Пойми. После того что случилось…
– Что мне делать?
– Уезжай в город. У нас тебе все равно жизни не дадут. За ворота не сможешь выйти. Женщины первые заклюют. От страха.
– За что?
– Было бы за что, вообще бы убили. Что я тебе объясняю, ты и сама все понимаешь. Не надо было в машине с мужчиной ездить. Где была твоя голова?
– Ничего не было! Мы разговаривали! – закричала Мадина.
– Ты никому ничего не докажешь. Слухи живут дольше, чем правда. Уезжай.
– Здесь мой дом, куда я поеду? К кому? – Мадина плакала. – Не выгоняйте меня. Хотите, я к врачу схожу, справку принесу, что я девушка? Что мне сделать?
– Я не знаю, что делать… Говорят, я тоже виновата – тебя на конкурс отправила. А не должна была. – Нина Теймуразовна покачала головой и ушла.
Вечером пришла с работы Валя. Села на стул и не двигалась.
– Мама, что случилось? – спросила Мадина.
– Меня хотят с работы уволить.
– За что?
– Говорят, что плохо тебя воспитывала. Недоглядела за тобой.
– Мам, ты же знаешь, что ничего не было!
– Знаю, все знаю. Только как мы жить дальше будем? Мне сказали, что Нина Теймуразовна к нам приходила. Тебя уволили?
– Да. Родители потребовали.
– Ой, дочка, как мы выдержим? И помощи попросить не у кого. Кто нас защитит? Ни родни, ни мужчин.
– Мама! Хочешь, я уеду? В город! Ты одна будешь спокойно жить!
– Не смогу я жить без тебя. Какое спокойствие, когда ты далеко? И где ты там будешь? Что люди скажут? Что-то мне нехорошо, пойду на улицу, подышу.
Валя села под старым абрикосовым деревом, единственной гордостью их крошечного участка. И вот не везет так не везет. Своей главной ветвью, на которой вызревали самые красивые и сочные плоды, дерево клонилось на наш участок, оказываясь за забором. Вот в этот момент, когда Валя села под дерево, я вышла сорвать абрикос.
– Ольга? Ты, что ли? – удивилась Валя. – Когда приехала?
– Сегодня, в отпуск, – ответила я.
За всеми волнениями и переживаниями Валя пропустила мимо ушей сплетни женщин. А уж когда я приезжала, у них рты вообще не закрывались.
– Что-то случилось у вас? – спросила я. – На тебе лица нет.
– Такое случилось, Олечка, что даже сразу и не знаю, как рассказать, – вздохнула Валя и заплакала. – А тебе мать ничего не говорила?
– Нет, только грозилась, что брюки мои разрежет. Все как всегда, – засмеялась я. – И ты же знаешь: мать за слухами не следит. А где Мадина? Как у нее дела?
И тут Валя не сдержалась. Заплакала горько, в голос, как плачут на похоронах. Ну и что мне оставалось? Только пролезть через дыру в заборе и сесть рядом. Она мне все рассказала про жениха, про то, что Мадину из школы уволили за аморальное поведение, а ее хотят из магазина выгнать, и тогда вообще жить не на что будет. И самое страшное – парни Мадину избили, за волосы волокли. Никто не заступился. И что теперь с ними будет – никому не известно. Она и уехать готова, и дом продать, лишь бы дочь руки на себя не наложила. А у нас ее довести быстро могут – до магазина дойдет, а домой не вернется.
– В магазине мне сказали, что у нас есть неделя. Собраться и уехать.
Ознакомительная версия.
