Елена Кочергина - Жизнь в стёклах (сборник)

Ознакомительная версия.

– Ты не будешь больше страдать, – раздался спокойный голос из темноты.

– Кто здесь? – испуганно спросил мужчина. – Уходите, я умираю.

– Тебя привели на крест моя воля и промысел божий, – прошептал невидимый собеседник. – Ты недооцениваешь ресурсы, скрытые в твоём молодом организме. Кровь может восстанавливаться. Ты можешь провисеть здесь неделю. Я буду поить тебя и отгонять от твоего тела комаров. Сколько времени для покаяния! Покаяние не может быть таким коротким, как твой ум. Но я могу избавить тебя от мучений и забрать к себе.

– Уходите, я хочу помолиться на дорогу!

– Да ты и сейчас молишься – разговариваешь с богом. Я есть истинный бог. А Иисус – обманщик. Просто человек. Я древнее его, я могущественнее его. Я – его отец. Иисус хотел отвоевать часть моего царства себе и переставил всё с ног на голову. То, что он называет царством небесным – на самом деле ад. Пугая геенной огненной, он пугает вечным общением со мной. Но что может быть вожделеннее и блаженнее для простого смертного, чем общение со мной, богом отцом?

– Я тебя знаю! – закричал мужчина. – Я всегда тебя знал!

– Конечно! Кто меня не знает? Ведь я – творец мира. И читатели этого рассказа очень хорошо меня знают. Если б они знали Иисуса так же хорошо, как меня! Я для них – что-то тёплое, родное, то, что всегда было рядом, с самого рождения. А Иисус – острое лезвие, обжигающий огонь. Вы правильно делаете, что не принимаете Иисуса. Он пришёл нарушить гармонию моего мира, отколоть кусочек чужого царства. Если бы Иисус был богом, разве стал бы он действовать, как тать ночью? Стал бы хитрить, раскидывать наживку, уподоблять себя рыбаку? Рыбак ворует у моря, но море не изменяется от его жалких потуг. Он крадёт для себя пропитание, чтоб не умереть от голода, а рыбок съедает. Разве изменился мир за две тысячи лет, прошедших с момента его дурацкой смерти? Разве перестали умирать младенцы, исчезли стихийные бедствия, стало меньше зла? Любому идиоту заметно, что ничего не изменилось. Только жалкая группка помешанных приносит и приносит свои души на алтарь новому богу, насыщая его бездонное чрево, жаждущее власти. Что ему ещё оставалось делать, кроме как объявить себя богом? Все другие способы ловли были исчерпаны задолго до его пришествия. «Прими моё покаяние, Иисусе!» Как тебе не стыдно, сын мой! Если бы Иисус был богом, разве не пришёл бы он на Землю вместе с двенадцатью легионами ангелов и не поработил бы всё население Земли? Но ведь нет, он сделал всё, чтобы его пришествие было как можно менее заметным. Эллины? Зачем это они нужны? Не дай бог, увидит кто-нибудь! Ангелы? Какие там ангелы! Ещё бог отец пронюхает! «И смотри, не рассказывай никому, что я тебя исцелил!» Трус и мелкий воришка, вот кто так себя ведёт!

– Уйди! Уйди от меня! Дай мне побыть одному!

– Да никуда я теперь от тебя не уйду, чадо моё! Я – твой создатель и спаситель. Проси у меня что хочешь – всё дам тебе!

Вдруг мужчина весь подобрался, из ран потекли струйки крови. Он собрался с силами и трижды плюнул на невидимого собеседника.

– Отрекаюсь от тебя, сатана, и сочетаюсь Тебе, Христе! – выкрикнул распятый. – Пусть этот крест будет мне в истинное крещение, а моя кровь станет водою крещальной купели и омоет меня от грехов моих!

Голос в темноте смолк, а из леса снова выпорхнули две горлицы. Они летели бок о бок и несли в клювиках лжицу [23] с кровью и плотью Господа Иисуса Христа.

Причастившись, мужчина счастливо улыбнулся и прошептал: «В руки Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой!»

Один санитар придерживал стремянку, а другой, стоя на верхней ступеньке, плоскогубцами выдёргивал гвозди.

– Миша, он улыбается! – говорил санитар на стремянке. – Лицо как будто живое, как будто светится! И запах какой-то приятный. Никаких следов разложения. Интересно, сколько времени он здесь провисел? Какие же сволочи это сделали?

– Знаешь, кто такие «сволочи»? – спросил Миша. – Я, когда на историческом в Ленинграде учился, в одной книге читал: были такие ямы за городом. Туда за ноги сволакивали самоубийц и всех, кто умер внезапной смертью. Утонул, там, или лошади затоптали. А раз в год, на праздник какой-то, яму закапывали и новую рыли. Представляешь, какая вонища там стояла? Все эти трупы сволочью называли. Стало быть, когда ты человека сволочью обзываешь, то желаешь ему смерти без христианского приготовления, что, по народным представлениям, равнозначно попаданию в ад.

– Надо пойти свечи поставить за упокой, – сказал санитар на стремянке.

– И ещё говорят, что у нас самая циничная профессия! – засмеялся Миша. – А среди нас каждый второй – верующий! Да он, небось, и без твоих свечей в рай попал!

– Да я за родителей своих покойников…

Возбудили уголовное дело. Следователь прокуратуры пришёл в нотариальную контору, но нотариус так и не смог обнаружить документ, оставленный убитым. Бумага таинственным образом исчезла из сейфа. Нотариус вспомнил только, что в ней говорилось что-то о православии и об искуплении. Видимо, убитый предчувствовал свою кончину и хотел поделиться чем-то с окружающими.

Священник Никодим Андреев дал следующие показания: «Это был тихий скромный молодой человек, я регулярно исповедовал и причащал его. Без сомнения, он стал жертвой одной из трёх тоталитарных сект, действующих в нашем городе. Я как будто вижу, как негодяи требуют от него сказать, что Иисус Христос – не Бог. Но юноша не соглашается и до последнего исповедует Христа Богом. Вот они уже прибивают его к кресту, но мужественный христианин готов страдать до последнего, чтобы принять мученический венец и славить Господа в Царстве Его Небесном!»

Случай действительно был предельно загадочным. Никаких улик, отсутствуют отпечатки пальцев. За неимением других версий происшедшего, следствие вынуждено было согласиться со священником, что убийство «носит ритуальный характер и стало следствием религиозной нетерпимости».

Это зверское преступление попало даже в столичные газеты. Отец Никодим издал брошюру «Мученик Христа ради благочестивый прихожанин Олег С…», где художественно изложил свою версию событий. «Лет через десять, если даст Бог дожить, мы будем требовать у Священного Синода прославления Олега, – заявил он в интервью одному известному журналу. – В наше время с канонизацией затягивать нельзя: мир очень быстро стал вертеться. Уже известно два случая исцеления от тяжёлых болезней у людей, прикоснувшихся к его святому телу, пока оно покоилось в морге во время судмедэкспертизы». Брошюра быстро разошлась, и в скором времени перекладину креста, окроплённую мученической кровью, верующие разобрали на щепки и унесли по домам. А дощечку с надписью «Соискупитель Царя Иудейского» кто-то сжёг, посчитав жестокой насмешкой сектантов над своей жертвой.

Трое членов преступной группировки стояли на отчитке. Им не пришло в голову исповедовать своё деяние в таинстве Покаяния – они не считали совершённое грехом. Они мало что понимали в православии, но верили, что Олег стал соискупителем Христа. Они были правы. Наши мечты всегда сбываются, а желания исполняются, но совсем не так, как думаем мы. Для спасения нашего Господь выворачивает всё по-своему. Олег хотел стать соискупителем и стал им, но не ради себя, а ради Христа. Все истинные христиане, как Симон Киринейский, помогают Господу нести крест Его, а значит участвуют в деле Искупления. Почему не назвать их соучастниками Христа – соискупителями? Разве это противоречит правилам словообразования в русском языке?

Я был верующим человеком, православным христианином. Когда я умер, я, как и следовало ожидать, не исчез. Я знал, что душа человека бессмертна. Я взлетел над своим телом и подумал: как хорошо без телесных оков! Теперь я могу носиться туда-сюда по воздуху, словно птица! Но тут же моё сознание пронзила мысль: я – это я или моя душа? То, что я считал собой, лежало внизу мёртвое. А у того, чем я был сейчас, не было видимых очертаний. Если у меня нет глаз, тогда чем же я вижу? Если у меня нет мозга, чем же я думаю? Я испугался и подумал, что я – это всё-таки не я, а моя душа. Потому что я – это душа вместе с телом, а тело моё воскреснет только в день Страшного Суда.

Я ещё долго висел над своим мёртвым телом, а потом мне это надоело, и я решил: чем бы я не был, надо что-то делать. Я помнил, что у меня в запасе всего три дня, и решил не тратить их на то, чтобы наблюдать за своим трупом. Решив непременно явиться к своим похоронам, я отправился посетить кое-какие места. Сначала я заглянул в дом к своим родственникам: интересно было, чем они занимаются. Но пролетев сквозь стену, я очутился в туалете и столкнулся со своим братом, который тужился на унитазе. Брат страдал запорами. После этого желание понаблюдать за родственниками сразу улетучилось, и я полетел на Афон. Побывать на Святой Горе – моя давняя мечта. Но ничего интересного на Афоне не обнаружилось, и я решил не терять времени и сгонять в Египет. Я хотел посмотреть на святые места, но подумал, что там то же, что и на Афоне, и завернул к пирамидам. После осмотра мумий у меня почему-то возникла мысль навестить президента США. В Вашингтоне была ночь, и я застал президента в постели с какой-то женщиной лет на тридцать моложе его за непристойным занятием. Впрочем, не знаю, может быть, это была его жена, и тогда занятие было вполне пристойным. Я навестил ещё нескольких известных политиков, потом заглянул к папе римскому, плюнул ему в лицо и назвал еретиком. Жалко, он ничего не почувствовал. Потом я слетал в Австралию: давным-давно хотел посмотреть на сумчатых и утконоса в естественной среде обитания. Ещё немного попутешествовав по Земле, я заглянул на орбитальную станцию к космонавтам. Потом слетал на Марс и Венеру и уже собирался отправиться к какой-нибудь звезде, как вдруг почувствовал, что моё время истекло.

Ознакомительная версия.