– Спасибо за поддержку, стажер!.. – ответил Зинченко с суховатой иронией.
– А вы б там поторопились, – бросил Гущин Валере, и тот с радостью бросился исполнять. Он зажегся новой волной энергии в предвкушении счастья.
В штабе, услышав диалог между Гущиным и Зинченко, тоже радостно переглянулись. Отец посмотрел на Тамару Игоревну, она невозмутимо продолжала рисовать каракули на листе. И никто не имел понятия, что все это время творилось в ее душе.
Но нужно было переправлять остальных. Пассажиры стали передавать теплые вещи обратно. Наталья натянула какие-то свитера и курточки на своих детей – впрок, остальные вещи вернула в люльку. Гречанка стянула и передала свою куртку. Андрей и Валера сложили в люльку теплые вещи и отправили ее за борт, сделав знак: подымайте. Рабочий помог им и спросил Андрея:
– Замерз? Подменить?
Андрей отрицательно кивнул и указал в глубь самолета.
– Лучше за сыном присмотри.
– Да он мне не сын… – со вздохом сказал рабочий.
– Как это? – Андрей удивленно посмотрел на него.
– Да пацан соседский, – в сторону проговорил рабочий. – Мать убило. Не знаю, как ему сказать…
Рабочий обернулся. Вова внимательно поглядел на него из глубины салона. Рабочий снова тяжко вздохнул и покачал головой.
Пассажиры начали поднимать люльку назад. Дело двигалось медленно: среди них было мало мужчин, а женщинам такая работа была не под силу.
– Тянем, красавицы! Мы женщины или тряпки? – подбадривала их Александра.
Она и сама устала. Устала смертельно. Но знала: стоит только расслабиться – и уже не поднимешься. Поэтому действовала на пределе, будто включив специальную программу, работающую на максимуме возможностей. И всем, кто стоял рядом, будто передался этот импульс. Даже ноющей женщине. Она хоть и продолжала причитать и говорила, что не пойдет никуда, но тянула канат вместе со всеми. Все тянули – и вулканолог, и Попова, и Свен… Рядом, держа его за полу куртки, стояла Сесиль. Она не тащила канат, но от ее присутствия у Свена словно открывались дополнительные возможности.
Пустая клеть шла обратно от пассажирского к грузовому. Зинченко пытался удержать трясущийся штурвал и поглядывал на дрожащую стрелку уровня топлива.
– Горючее на пределе, – сказал он в микрофон.
Гущин тем временем удерживал лайнер в нужном положении. На лбу у него выступили мелкие, будто бисеринки, капельки пота.
– Успеем. Успеем, – твердил он самому себе.
Беженцев погрузили в люльку. Ольга, придерживая на весу склянку с лекарством, крепко обняла Сашу и укутала Олега. Александра затолкнула в люльку женщину-врача, серую от ужаса, потом ту, что стонала. Оглянулась на Крылова, сказав ему:
– Идите с ней!
– А вы? – спросил тот.
– Идите!!! – крикнула Александра.
Она про себя твердо решила дождаться Зинченко. Решила, что не пойдет без него.
Вулканолог все пытался передать свой рюкзак, но Александра отобрала его. Пассажир с чемоданом все так же снимал на видео. Сесиль вновь осталась со Свеном, который тянул трос вместе с Ченом. Александра дала сигнал на спуск. Из чрева грузовика показалась люлька с новой партией беженцев, она медленно двигалась к пассажирскому.
Турбулентность усиливалась. Погода явно ухудшилась – впереди виднелись проблески молний. Гущин сжал штурвал, изо всех сил пытаясь стабилизировать полет. Сквозь окно было видно, как люльку швыряет на ветру.
– Теряю высоту, – сказал Зинченко.
Грузовик ушел ниже. Люлька остановилась.
– Леонид Саввич, спускаюсь ниже, – сказал Гущин.
Люлька с людьми медленно двигалась по тросу. Ветер свирепствовал. Крепление клети подорвалось. У всех вставали волосы дыбом от страха, люди кричали от ужаса. На такой высоте, над разверзшимся внизу океаном каждый чувствовал себя беспомощной ничтожной песчинкой. Клеть продолжала движение. Александра и другие пассажиры пытались удержать трос.
Наконец, Андрею удалось подцепить люльку и втащить ее внутрь. Люди вывалились из люльки, и наступил второй акт драмы. Все так же плакали и обнимались, как и первые спасенные. Те же чувства, те же эмоции, то же пьянящее облегчение…
Оставшись один, Андрей ждал новую партию, забившись в угол багажного отсека. Его колотило от холода и усталости. Но он, так же, как Александра, не позволял себе расслабиться ни на секунду. Нельзя, нельзя… Все потом. Если оно будет, это потом.
Ольга продолжала держать на весу медицинскую склянку, не зная, что делать. Нужно было погружать мужа в люльку, а она одной рукой при всем желании не могла этого сделать. Увидев ее состояние, ей помогли рабочие с месторождений – они втащили носилки с Олегом, действуя слаженно, как один человек. Бортпроводница Вера распорядилась, чтобы носилки поставили в вестибюле, где было больше места.
– Спасибо!.. Спасибо!! – говорила Ольга, не выпуская склянки.
У нее затекли руки, стали деревянными, и она больше всего боялась, что перестанет их чувствовать и выронит бутыль с жидкостью, поддерживающей сейчас силы и сознание ее мужа, и сжимала пальцы крепче.
Бухгалтер рвал тряпки на бинты, передавая юристке, а та перевязывала раненых. Лю всматривалась в новоприбывших – нет ли среди них Чена. Но его не было, и Лю, заткнув рот маленькими детскими кулачками, забилась в угол – ждать, ждать…
Маша тоже вытянула шею, выглядывая своего вулканолога. Всем, кто проходил мимо, она сообщала:
– Здесь занято, извините. Здесь занято!
Врач осматривала пострадавших. Крылов внимательно вгляделся в ее посеревшее лицо.
– У вас валидола нет? – спросил он.
Врач отрицательно покачала головой.
– У меня есть. Положите под язык, – сказал Крылов. – Слушайте, что говорю! – повысил он голос.
– Я летать боюсь… – выдавила из себя женщина.
– В шахте страшнее!.. – обнадежил ее Крылов.
Валера и бортпроводница пытались рассадить вновь прибывших на свободные места, а люлька уже ехала обратно.
Зинченко становилось все сложнее справляться с управлением. Турбулентность усилилась, грузовик колотило…
В кабину вошла Александра.
– Леонид Саввич, отправляю последних пассажиров.
– Иди с ними, – не отрываясь от штурвала, коротко приказал Зинченко.
– А вы?
– Иди, сказал! – В голос закричал Зинченко.
Александра молча вышла из кабины. На глазах ее блестели слезы.
В люльку набились последние пассажиры, в том числе и мужчина с чемоданом. Правда, сейчас он был без чемодана – его пришлось оставить в трюме. Вулканолог пытался протащить свой рюкзак, но Александра закричала на него страшно, и он подчинился. Однако перед входом в люльку на ходу запихал в карманы образцы пород.
Александра действовала как в ступоре. Мысль о том, что Зинченко спасает их всех ценой своей жизни не давала ей почувствовать ни малейшей радости. И она продолжала работать механически – рассаживала, проверяла, отдавала распоряжения – и старалась не думать вообще ни о чем. Иначе сердце могло просто разорваться.
Какая-то женщина, споткнувшись, едва не выпала из шлюза. Представитель авиакомпании подхватил ее и запихал в люльку. Попова влезла внутрь и забилась в угол.
Александра осмотрела оставшихся, чуть ли не силой заставила Вику сесть в люльку. За ней представитель авиакомпании затолкнул Чена. Сесиль прижалась к Свену, он с тревогой оглядел надорванные петли люльки, но, когда Сесиль посмотрела на него, ободряюще кивнул.
Александра не спешила влезать сама. Она чувствовала, что не в силах бросить Зинченко. Что не сможет потом нормально жить, если все спасутся, а он нет. И только мысль о том, что Алексей без нее тоже, может быть, не захочет жить, заставляла ее колебаться.
Представитель авиакомпании толкал ее в люльку, она сопротивлялась… В конце концов он закричал на нее, резко встряхнул, а потом обнял и заплакал. Александра наконец прошла вперед и тихо села. Они переглянулись – как в последний раз.
Попова крепко зажмурила глаза. Люлька начала спуск, все шло благополучно – как и в предыдущие разы. Но вдруг люлька соскользнула с рампы, и ветер тут же принялся бешено трепать ее. Грузовой самолет швырнуло в сторону. Люлька распахнулась, Вика качнулась и съехала вниз…
Чен успел своей тоненькой ручкой удержать ее в люльке в последний момент. Но несколько человек улетели в ночь и исчезли. Люльку немилосердно трепало, со всех сторон хлопал ветер. Сесиль стало затягивать вниз, Свен потянулся за ней, она в отчаянии ухватилась за его кисть, Свен дернул ее на себя, перехватил… Люльку швыряло, словно осенний лист на ветру.
Свен что есть силы сжимал руку, на которой повисла Сесиль. Другой он сам держался за рвущуюся на ветру сеть. Он чувствовал, как дрожит рука, и молился лишь об одном – только бы удержать, не разомкнуть пальцы. И проклинал себя за то, что во время учебы в университете больше времени проводил в спортбаре, чем в спортзале, и давал клятвы, что если они с Сесиль выберутся, то всерьез займется своей физической подготовкой и за год накачает мускулы, способные удержать не только хрупкую девушку, но стокилограммовую штангу.
