Гущин посмотрел на него. Ему было очевидно, что Леонид Саввич держался из последних сил. Лицо его заливала кровь, и бортпроводница Света пыталась остановить кровотечение.
– Леня… – попробовал возразить Шестаков.
– Это приказ командира корабля! – решительно сказал Зинченко.
Шестаков сморщился, но в спор не вступил.
– Над Петропавловском-Камчатским сплошной грозовой фронт, – сообщил он пилотам. – До другого аэропорта дотянете?
– Двигатели на пределе. Будем садиться в Петропавловске. Готовьте полосу, – ответил Гущин.
Тамара Игоревна невозмутимо нарисовала на бумаге закорючки и проговорила негромко:
– Пусть бортпроводники проинструктируют пассажиров…
* * *
По ночной трассе, мельтеша проблесковыми огнями и гудя сиренами, мчалась колонна пожарных и «Скорых». Самолет вошел в грозовое облако. По ветровому стеклу бегали голубые искры. Болтанка усилилась.
– Хорошо. Все правильно. Помнишь, как в тренажере было? – говорил Зинченко, сидя рядом с Гущиным и инструктируя его. – Сейчас почти то же самое. Справишься.
Он был уверен, что справится. Это был Гущин – и этим было сказано все.
Вошел Андрей и сообщил, что в салоне началась паника.
– Ты, главное, сам не паникуй. Улыбочка. Спину прямо, – обернулся к нему Леонид Саввич.
Андрей кивнул. Его лицо тоже выглядело не лучшим образом: синяки, припухлость с правой стороны и огромные черные круги под глазами.
– Проверь, чтоб пристегнулись, а то побьются, – продолжал наставления Зинченко. – И сам привяжись. Потрясет сильно. Предупреди, что отключу электричество в салоне. Попробуем обмануть молнию. И за Валеркой там пригляди, – добавил Зинченко напоследок.
Андрей выскочил в салон.
Рассекая фарами мглу, самолет шел между столбами молний, протянувшихся с неба к земле. Машину колотило «пляской святого Витта». Крылья трепетали. Андрей, Вика и Вера со Светой, с трудом удерживаясь на ногах, передвигались по салону, проверяя, пристегнуты ли ремни. Пассажир с чемоданом снял их на видео. Андрей поискал глазами Валерку. Тот сидел на своем месте, пристегнутый.
– Пожалуйста, уберите камеру. Мы готовимся к посадке, – сказала бортпроводница Света любителю видео.
Пассажир с чемоданом кивнул, спрятал камеру под покрывало, но продолжил снимать и оттуда.
Самолет сильно встряхнуло. Юристка вскрикнула, и бухгалтер ободряюще схватил ее за руку – мол, прорвемся.
Ольга держала за руку Олега. Носилки стояли на полу в вестибюле, рядом с ними – врач. Она пыталась убедить Ольгу вернуться к сыну.
– Я от него не уйду! – кричала Ольга.
– Я тебя прошу, сядь с Сашей! – вторил врачу Олег.
– Я побуду с вашим мужем, – обещала врач.
Андрей резко обратился к ним:
– Вы должны пристегнуться! Обе!
Ольга тут же прекратила кричать и вернулась в кресло. Она села рядом с Сашей и пристегнулась. Теперь они с Олегом смотрели друг на друга из разных концов самолета.
Вулканолог осмотрел свои опустевшие карманы – ветер разорвал их, остались одни ошметки. Маша погладила его по голове.
– Да вы не волнуйтесь, мы еще насобираем!
– Да что ты меня успокаиваешь, милочка, я ребенок, что ли… – говорил Максим Петрович, но вид у него и впрямь был как у обиженного ребенка, и даже губы подрагивали – жалко было образцы до невозможности. Берег, берег… Эх!
Вдруг Маша вскрикнула от страха – свет погас, и только вспышки молний сверкали за окнами, освещая перепуганные лица пассажиров. Рабочий прижал Вову к себе. Мальчик посмотрел на Сережу, который держал за руку Наталью, и еще крепче сжал руку рабочего. Сестры Аля Попова и Наталья тоже держались за руки, пристегнутые одним ремнем на двоих.
– Надо пересесть, – сказала им бортпроводница Вера.
– Мы вместе! – тут же запротестовала Попова.
– Пожалуйста!.. – вторила ей Наталья.
Вера растерянно взглянула на Вику, та кивнула: пусть сидят.
Лю прижалась к Чену и спросила:
– Ты меня простил?..
Они сидели, взявшись за руки: она не боялась, потому что он рядом, а он – почувствовал ответственность за нее.
Вика почти насильно оттащила врача от раненого и усадила в кресло, сама пристегнула. Рядом оказался Крылов. Он посмотрел на женщину ободряюще и сказал:
– Ну, ну, спокойно, спокойно. Рассасывайте, рассасывайте.
Достал еще одну таблетку и запихал в рот женщине, втихаря положив одну и себе в рот – так, чтобы она не видела. Женщина с котом смотрела внутрь своего сундучка и говорила своему питомцу что-то ласковое и успокаивающее, а сама вздрагивала от страха и поглядывала в иллюминатор.
– У меня все документы там остались. Книжка!.. – причитала гречанка, вспомнив вдруг о земных суетных делах, которые еще час назад казались ей такими далекими.
Все уже понемногу оклемались, начали осознавать, что самого страшного уже избежали, что остался последний рывок, финишная прямая, за которой – полное и окончательное освобождение от кошмаров, посылаемых стихией.
Гущин, Зинченко и Александра сидели в кабине. Зинченко, у которого не работала правая рука и совершенно заплыла кровоподтеком половина лица, пытался подбадривающе улыбнуться.
Гущин нажал на клавиши, выпускающие шасси, из створок вышли две стойки. Третья застряла намертво, оплавленная огнем. Две лампочки на пульте вспыхнули зеленым, но одна по-прежнему не горела. Гущин взглянул на Зинченко.
– Правая основная стойка шасси не выходит, – сказал Алексей в микрофон.
– Надо садиться на брюхо, – пожал плечами Смирнов в штабе.
– Одна искра – и все, – возразил один из помощников.
– Пусть сливают горючее.
– Не успеют.
– Садиться на двух шасси – это безумие. Машину разорвет, – решительно отрезал Смирнов.
– Убирайте шасси, – сказал один из помощников в микрофон Гущину.
– Не могу, все заклинило, – отозвался Алексей.
– Еще раз попробуй, – вступил Шестаков.
– Шасси заклинило! Колеса обгорели при взлете, механизм поврежден, что непонятного?
Собравшиеся в ужасе переглянулись.
– Леша, слушай меня, – вступил в разговор Гущин-старший. – Сбрасывай горючее, сколько получится. Будешь садиться на двух шасси.
Шестаков обратился к Смирнову:
– Может, залить полосу пеной?
– Там гроза, все смоет, – возразил тот. – А тут еще два шасси, скользко, они перевернуться могут…
– Тьфу! У нас кто-нибудь садился на двух шасси?
– У нас – нет, – ответил Смирнов. – За рубежом получалось пару раз, у суперасов. Остальные…
Он выразительно опустил большой палец вниз.
Гущин отключил связь и обернулся на Зинченко.
– Она более опытная, – кивнул он в сторону Александры, но та отрицательно покачала головой.
Зинченко тоже глянул оценивающе. Опыт Александры сейчас был против таланта Алексея. И опыт явно проигрывал ему…
– Справишься, – сказал Зинченко, решив тем самым все.
Но Алексей чувствовал, что ему оказан слишком большой лимит доверия. Он обернулся к Александре:
– Выйди. Выйди, я сказал!..
Александра вспыхнула, но вышла.
– Я не смогу, понимаете вы! – дал волю эмоциям Алексей, когда они остались вдвоем. – Я этого никогда не делал.
– Я тоже этого не делал, – ответил Леонид Саввич. – И она… тоже не делала.
Зинченко кивнул на экран монитора, где виднелась стоявшая в вестибюле рядом с носилками Олега Александра. Она смотрела прямо в объектив. А Зинченко – на Гущина. Предстояла посадка, и она будет не из легких. Почти такой же невыполнимой, как на тренажере. И даже еще более невыполнимой. Но ведь тогда Алексей все-таки посадил самолет!
– Леонид Саввич. Мне страшно, – признался Гущин.
– Мне тоже. И что теперь?..
Они поглядели друг на друга.
– Просто держи баланс до последнего. И гаси скорость, пока не ляжешь на крыло… Давай, стажер. Смелее, – напутствовал его Зинченко.
Гущин включил систему сброса топлива. У него дрожали руки. Из баков, расположенных в крыльях самолета, начинало распыляться горючее. Сейчас Алексею было страшно по-настоящему.
– Ну скажите ему что-нибудь!.. – попросила Тамара Игоревна отца Гущина.
Тот молчал. Вслушивался в шумы эфира. Прозвучал голос Шестакова:
– Переключаю вас на Петропавловск. Не подведите.
Алексей глубоко вздохнул и повел самолет вниз. Повсюду виделись непрерывные вспышки молний.
Вика, блистая улыбкой, объясняла пассажирам, что во время посадки надо убрать острые и колющие предметы, снять очки, колени обмотать покрывалами, положить на колени голову, а руками прикрыть. Во время инструктажа Вику швыряло из стороны в сторону, она с трудом удерживалась на ногах – но улыбку держала. Валера напрягся: у отца опять проблемы? Гречанка тем временем была занята своими заботами, она в ужасе пыталась понять: как жить дальше? Без документов, без книжки? Час назад она была готова жить без чего угодно.
Андрей подошел к Вове и спросил:
– Ты в лося играть умеешь? Вот смотри: делай вот так! – и, сложив ладони у лба, показал, как положить голову на колени.
