Ознакомительная версия.
– Но… зачем отрезать голову?
– Понятия не имею. Кажется, «Ангел» каким-то образом имитирует или даже использует структуру человеческого мозга? Может быть, не только методологически, но и, не знаю, биологически? Я совсем в этом не разбира.
– А… зачем? – тупо повторил Ветер всё тот же вопрос. – Ради чего совершать такие ужасные вещи?
– Ты книжки в детстве читал? Исторические? Про то, как честолюбие и жажда власти толкали всяких там Наполеонов и Сталиных (!!!) на злодейства. Почему мы так уверены, что, сделав жизнь удобнее и приятнее, мы до конца изменили человеческую натуру?
Карл вдруг вспомнил выражение лица Ножика, когда тот сказал: «Лично я собираюсь жить вечно».
И вдруг увидел мир, совсем не похожий на нынешний.
Мир, в котором СПАС раз за разом выбирает одного и того же регулятора. И никто в стране не возражает. Потому что у каждого сотрудника и каждой сотрудницы в голове сидит добрый ангел и убеждает, что это хорошо и правильно. Черт знает этого ангела, что он будет нашептывать еще. И о чем будет докладывать в Систему. Может быть, читать мысли и доносить о них? Один Ножик знает, какими возможностями на самом деле будет обладать его изобретение…
На лбу выступила испарина.
Неужели вся мучительная эволюция человеческого рода, все свершения и жертвы, все благородные порывы и великие прорывы, все подвиги были для того, чтобы на Земле установилась невиданная прежде диктатура – диктат, идущий из собственного мозга? Неудивительно, что Максим Львович с его мудростью возражал против проекта «Ангел»! Он не знал о том, что Ножик убийца, но что-то почувствовал, что-то заподозрил своей мудрой, своей бедной, обреченной головой!
– У Ножика ничего не выйдет, – твердо сказал Ветер. – Это прямая угроза национальной безопасности. На такой случай закон предоставляет директору ФСБ особые полномочия. А те, которых закон не предоставляет, я возьму сам. Немедленно соберу экстренное совещание всех департаментов.
– Нельзя. – Каролина оглянулась на дверь. – Ты не понимаешь. То, что затеял Ножик, раньше называлось «заговор». Такие вещи в одиночку не делаются. У Ножика наверняка есть сообщники и помощники. В том числе и здесь, в ФСБ. Он не мог оставить службу безопасности без присмотра. До какой степени ты тут всем доверяешь?
Карл задумался. Нахмурился.
– Ты права. Лучше пока буду действовать один…
Она молча смотрела. Не мешала ему думать.
– …Я знаю, с чего начать, – наконец медленно проговорил он.
Каролина просто кивнула, ни о чем не спрашивая. Знала: хотел бы сказать – сказал бы.
Ветер сделался собран и деловит – кризис и опасность всегда прибавляли ему энергии.
– Пойдем, я провожу тебя.
В коридоре ждал изнывающий от любопытства Мика.
– У вас шуы-муы, да? – спросил он. – На абочем месте, в абочее вемя? Сотудница, должен тебя педупедить как гуманист, что этот человек любит только акул и осьминогов. – Шутливо шлепнул Карла по плечу. – Познакомь же нас, собака!
– Поди принеси мне еще десять, нет двадцать «липучек». Быстро! – приказал Ветер.
От его тона Дельфин моментально посерьезнел.
– Зачем? Кто-то еще коме стаейшин в опасности?
– Да. Потом расскажу. Живо, живо!
Мика убежал.
– Не звони, не приходи. Пока я сам с тобой не свяжусь, – сказал Карл любимой на прощанье.
Она двинулась к выходу. Ни женского кудахтанья, ни бессмысленных заклинаний «будь осторожен, береги себя». Оказала неоценимую помощь – и сразу ушла, чтоб не отвлекать и не мешать.
Удивительная, единственная!
Ветер приступил к действиям час спустя.
Это время ему понадобилось, чтобы установить, кто тринадцать лет назад занимался техническим обслуживанием модуля Системы, ведающего выбором регуляторов. В тот самый период, когда Ножик совмещал должность директора с должностью главного конструктора.
Половина этих людей, одиннадцать человек, работали на прежнем месте. С каждым Ветер собирался провести конфиденциальную беседу – о том, возможно ли с технической точки зрения манипулировать выборами регулятора.
Во время беседы посадить на собеседника «липучку».
Потом проследить, кто свяжется с Ножиком, чтобы рассказать о тревожном визите директора ФСБ.
Разговор записать.
Запись предъявить президиуму парламента и Совету Старейшин – инстанциям, которые по конституции полномочны смещать регулятора.
План был простой, ясный и легко выполнимый. Ветер мог собой гордиться.
Перед поворотом с тихой улицы на проспект он механически поглядел в ретровизор и прищурился от яркого блика. Сзади какой-то болван летел на элтээске с зеркальной тонировкой, что вообще-то противоречит правилам уличного движения, но некоторые пренебрегают, форсят.
Карл направлялся в соседний Наукоград, где располагались все исследовательские институты и учреждения, в том числе центр технического обслуживания СПАСа. Туда было быстрее добираться на метро, поэтому, долетев до станции, Ветер сдул элтээску, сунул в чехол и снова надул ее, когда через четверть часа вышел на остановке «Спасская», в пятидесяти километрах к востоку от Центрограда.
Кампус Системы раскинулся на территории в пару сотен гектаров, причем техцентр находился в самом дальнем конце. Пешком идти получилось бы долго, а Карла подгоняло нетерпение.
Он полетел по центральной аллее, свернул налево, направо, перед каждым маневром поглядывая в ретровизор.
Вдруг сзади опять что-то блеснуло. Это из-за вереницы обычных прозрачных элтээсок снова мелькнула зеркальная кабина.
Раньше Ветер не придал бы этому значения, но тут насторожился.
Маловероятно, конечно, но…
Вспомнил фильм про старинную жизнь, где герой-агент на смешном железном драндулете проверяет, нет ли за ним слежки.
На пробу свернул в узкий переулок.
Сверкающий эллипс сделал то же самое, сохраняя дистанцию в сто метров.
Тогда Карл пролетел через двор какого-то учреждения, насквозь, к параллельной улице.
Кажется, оторвался. Или же вообще померещилось.
Он снова вырулил в нужную сторону, но полминуты спустя откуда ни возьмись, из зазора между двумя домами, снова сверкнула глянцевая кабина.
Это не могло быть случайностью!
Кто же там сидит такой привязчивый, за непрозрачной пленкой? Посмотреть бы.
Ветер пару секунд подумал – и сообразил.
Полетел обратно к станции метро. На тротуаре вышел из элтээса, сложил его, вошел внутрь.
Станционный павильон был стеклянный. Улица оттуда превосходно просматривалась.
Карл спрятался за билетный автомат, стал смотреть.
Зеркальная капсула спустилась на землю. Стенки опустились.
Внутри стоял коренастый человек в черном облегающем костюме, но лица было не видно. Человек смотрел назад, подавал кому-то знаки рукой.
Подлетели еще два аппарата. Там тоже оказались люди в черном.
Они подошли к первому, и он стал им что-то говорить. Коротко обернулся к павильону, показав на него пальцем.
Ветер дернулся, стукнувшись лбом о стекло.
Лицо у коренастого было скуластое, узкоглазое, знакомое.
Ван Мынь!
(ИЗ ФОТОАЛЬБОМА)
Улица Кирова была по раннему времени пустая, ни души, а магазины все открыты, и нигде ни одного хвоста, даже в «Колбасах». Надо бы заглянуть, вдруг товар выкинули, да жалко времени нет. Филипп ехал быстро. Торопился. Но на углу Мархлевского – не поверил своим глазам – стояла автолавка «Мосголовубора», весь прилавок в кепках, шляпах, зимних шапках, и тоже почти без очереди. Три человека всего! Видно, только что открылись. Не расчухали еще граждане. Уж такую удачу пропускать было никак нельзя.
Филипп притормозил, стал прикидывать: вон ту котиковую за 51.50 (считай, даром) и восьмиклинку за 19.50, это для себя, а детское что-нибудь у них есть? Есть! Тюбетеечка как раз подходящего размера, и кроличья с ушами. Надо брать.
– Граждане, кто последний?
Никто не обернулся, будто не слышали.
Вообще было удивительно тихо. Продавец вроде что-то говорил дамочке в горжетке, шевелил губами, а ничего не слышно. Сзади проехала машина – мотор не фырчит, шины не шуршат. Что за чудеса?
Но зявиться было некогда. По тротуару уже бежали какие-то, гурьбой. Филипп кинулся занимать.
– Эй, товарищ я за вами!
Мужчина не обернулся. Хотел Бляхин тронуть его за плечо, но рука наткнулась на воздух, оказавшийся твердым и плоским, будто стекло. Зашарил и понял, почему так тихо. Филипп был внутри прозрачного шара, в котором давеча и несся вдоль улицы. И как из шара выбраться, было невдомек. Уж и вертелся, и тыкал куда ни попадя – никак.
– Граждане, выньте меня отсюда! – закричал Филипп.
Какое там. Никто не повернулся, все пихались, занимая очередь, и она всё росла, росла.
Вдруг ударило: «ТТ» служебный! Вот он – на боку, в кобуре. Филипп вытащил пистолет, снял предохранитель, ткнул дулом в прозрачную пленку, приготовился оглохнуть от выстрела, но раздался не грохот, а звон: дзззз, дзззз, дзззз.
Ознакомительная версия.
