Потом все-таки еще поторговались о сумме отката и ударили по рукам.
Ночь катилась к рассвету. В сереющем небе гасли звезды. Праздник кончился. Уставшие от веселья, люди спали, уронив головы на столы. Кабан Федько вынырнул из-под юбки хозяйки, где предусмотрительно просидел весь праздник. Чавкая от удовольствия и ничуть не сожалея о своих погибших соплеменниках, он принялся пожирать валяющиеся на земле остатки пищи. Откуда-то из-за отрогов Карпатских гор всплывало зарево нового дня.
А через неделю на алее, ведущей к усадьбе, появился караван возов, нагруженных копнами сена. Возы тащили истощавшие за дорогу волы. Калигула сидел на головном возу, на самом верху копны, и, лучезарно улыбаясь встречающимся крестьянам, прижимал к груди рюкзак. Он был доволен: рюкзак опустел всего наполовину, а под сеном, надежно укрытые от посторонних глаз, лежали ящики с новенькими винтовками и патронами.
Немного передохнув после столь утомительной и ответственной командировки, Калигула написал генералу отчет о проделанной работе и финансовых затратах, и с нескрываемым удовольствием надел на мундир полковничьи погоны.
– Надо обмыть, – напомнил Самсон.
– Непременно! – воскликнул Калигула. – Сейчас смотаюсь за спиртом.
– Зачем? В доме есть рябиновка.
– Рябиновка тут не походит, погоны полковника положено обмывать в спирте.
А за ужином, выпив стакан спирта и выловив губами лежащие на дне стакана полковничьи звезды, не удержался и похвастался:
– Я самый молодой полковник в губернии.
– Поздравляю! – улыбнулась Диана.
В это же время под покровом темноты к Александровску двигалась колонна бронетранспортеров и водометов, закупленных Мостовым в соседней губернии на деньги предпринимателей.
В коммунальной квартире, где прежде проживал Самсон, наступил период всеобщей подозрительности и неприязни, подпитываемые наставлениями Кривошея, основательно обосновавшимся в койке у Нюры. То, что холодная война велась между Кирой Арнольдовной и Нюрой, понятно, – проправительственная партия не может находиться в добром согласии с оппозицией. Но разногласия возникли также между Кирой и Юриком. Союзники разошлись в методах ведения борьбы. Кира Арнольдовна настаивала на мирных действиях, а Юрик – на вооруженном восстании. Оба готовились к своим баталиям основательно; просиживали часами за книгами, выписывали и заучивали подходящие к случаю цитаты.
Споры происходили вечерами в комнате Киры, когда стоны, доносящиеся из комнаты Нюры, затихали, и Нюра, по их мнению, засыпала. Это было большой ошибкой, Кривошей не давал Нюре спокойно спать. Да и Нюра сама не была столь беспечной, как представлялась Кире и Юрику. После завершения вечернего любовного ритуала, она вставала с постели и, приложив граненый стакан к стенке, отделявшей ее комнату от Кириной, внимала происходящему за стеной, вызнавая планы соперников, как говорится, из первых рук.
– Калигула привез оружие не для того, чтобы оно ржавело в подвалах! Если в первом действии висит на стене ружье, оно в конце обязано выстрелить! – утверждал, горячась Юрик.
Кира в долгу не оставалась и парировала эмоциональными цитатами из другого классика, заявившего, что мир не стоит одной слезы ребенка и спасет его исключительно красота.
– Зачем же спасать мир, который не стоит даже слезинки ребенка? – удивлялся Юрик.
Вопрос был скорее философским, нежели практическим, а Кира Арнольдовна, при всей своей образованности, философию не жаловала, и потому переходила на личности.
– Вы неофит! – кричала она, и ее глаза наполнялись слезами. – Это же мысли гения!
Юрик, задавленный слезами оппонента, тушевался, бормотал что-то невнятное, переводил разговор на пустяки и вскоре возвращался в свою комнату, чтобы вновь сесть за книги и провести ночь в поисках более убедительных цитат.
Нюру подобные результаты споров не удовлетворяли, ибо новой информации они не несли.
– Треплются, заумь свою показывают! – доложила она Кривошею. – А все без толку!
– А ты им возбудительного в суп кинь: шпанской мушки или виагры. Чтоб бдительность потеряли, – шепотом посоветовал Кривошей. – Я достану. По себе знаю, я, когда возбужденный, все, что даже в мыслях не держал, сказать могу. Своей бывшей жене раз всю зарплату домой принести обещался. Правда, вовремя очухался, не принес. Потому и развелись.
– Скажешь тоже – виагры! Она ж девица, после виагры подушку сгрызет.
– А тебе что, чужой подушки жалко?
Чужой подушки Нюре жалко не было, но честное признание друга о сказанной бывшей жене глупости, впечатление оставили сильное.
«Все люди такие, – думала Нюра. – Что мужики, что бабы, все одно. Возбудятся, так себя не контролируют. Я только раз ту мушку попробовала, так неделю только об мужике и думала, даже от душа стонала. Может, правда, они под мухой чего нового выболтают».
– Ладно, ты эту шпанскую отраву принеси, попробуем.
– Чего нести, вот она. – Кривошей достал из наружного кармана гимнастерки пакетик и протянул Нюре.
– Ты что, сам принимаешь?! – обозлилась Нюра. – Я тебя без нее уже не возбуждаю?!
– Возбуждаешь, – усмехнулся Кривошей. – Подь сюды, докажу. Это мне специально для твоих соседей из нашей лаборатории выдали, – объяснил он, заваливая хихикающую Нюру на диван.
С этого времени Нюра искала случая, когда можно было бы воплотить задуманное в жизнь, и постоянно носила возбудительный порошок в кармане халата. Но как назло, случая не выпадало, Кира и Юрик готовили себе еду, не отходя от плиты и, торопясь вернуться к спору, съедали ее тут же на кухне. Так, наверное, и испортился бы от жара Нюриного бедра порошок, и потерял бы свою живительную силу, если бы не занесло в гости к Кире Арнольдовне Живчикова.
Живчиков пришел по делу – согласовать текст очередной прокламации, но, как и должно интеллигенту, с цветами и коробкой конфет. Кира Арнольдовна, будучи человеком гостеприимным, бегом отправилась на кухню, чтобы заварить для гостя свежего чаю. Но оставлять гостя одного неприлично, Кира, переборов идейные разногласия, попросила Нюру кликнуть ее, когда вскипит, и заторопилась назад в свою комнату.
«Наконец-то!» – подумала Нюра, высыпая порошок в воду. Затем сняла чайник с плиты, взяла свою пачку чайного сбора, составленного из черного чая и травы, привезенной корнетом, и постучала в дверь Киры.
– Вот, завари мой, он вкусный, со специями, – сказала она и, увидев изумление Киры, добавила: – Мы же не только политики, мы же еще и соседи, а у тебя гости.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Кира. – Может, и вы с нами? Устроим сегодня перемирие.
– Мы не только соседи, но и политики, – отказалась Нюра, и отправилась в свою комнату, где немедленно приставила стакан к стене.
Кира и Живчиков беседовали, а Нюра слушала и запоминала.
– Ваша листовка зовет народ к топору, – возмущалась Кира.
– Вы неправильно поняли, – говорил Живчиков. – Это просто руководство к проведению мирной манифестацию в день юбилейного празднования победы в Полтавской битве.
– Мирная демонстрация, это правильно, – соглашалась Кира. – Она привлечет на нашу сторону колеблющихся. Но ружья с собой брать зачем?
– Так решил Калигула. Чтоб показать врагу наши возможности.
В этот момент в комнату, постучав, вошел Юрик.
– Ладно, давайте чай пить, а то остынет, – сказала Кира, вспомнив об обязанностях хозяйки. – Потом доспорим.
Кира Арнольдовна разлила чай в стаканы.
«Ну, щас начнется!» – возликовала Нюра.
– Калигула!.. – не сумела удержаться Кира. – Я тоже член руководства, и поставлю вопрос об оружии на заседании ЦК. Я его хитрости сквозь стены вижу!
«Сквозь стены? – удивилась Нюра. – Ах, да, чай же с травкой. Знаем, как она действует». Ее мысли вдруг приобрели сексуальный окрас, и перед глазами нарисовался образ обнаженного Кривошея. «Что-то этот козел давно не приходил», – с нежностью подумала она и отправилась к телефону.
– Давай, приходи, – с придыханием прошептала она, когда Кривошей отозвался на вызов. – Есть новости, и выпить хочется.
– Где ж я выпить в это время тебе возьму? На заправке дорого, – сказал Кривошей.
– У меня виски есть, – успокоила его Нюра. – Приходи, приличной женщине неприлично пить в одиночестве.
– Виски – буржуйская отрава, – буркнул кавалер. – Ладно, сейчас приду.
Придя, он выпил виски с большим удовольствием и прислушался к возгласам, раздающимся за стеной. Различив один женский и два мужских, спросил:
– У них там что, групповуха?
– Там пока партийное заседание и чай со шпанской мушкой, – ответила Нюра, ластясь к любовнику. – Я им в чай подсыпала. Но, думаю, будет и групповуха.
– Молодец, – похвалил ее Кривошей. – Шпанская мушка страшная сила. – Но дальше простой похвалы дело не тронулось.
– У меня еще травка есть, – с тайной надеждой расшевелить любовника, сказала Нюра. – Не с чаем, чистая. Хочешь?
