Ознакомительная версия.
А на кухню я взял себе работать тётю Свету, старую деву. Я ей сразу сказал: «Почти двести дней в году у нас постные. В пост у нас особый режим питания: на десять человек причта два литра подсолнечного масла в день, да на меня пол-литра накинь!» Это я для того, чтобы не потерять авторитет, а то в лице батюшки вся Церковь может опозориться. Был у меня один знакомый батюшка, так он масло постное не употреблял. И его к середине поста принимали за дьякона, а к концу поста – за алтарника. Выходит он исповедовать, а его спрашивают, когда священник выйдет. Он говорит: «Я – священник!» А народ смеётся и недоверчиво на него поглядывает, как на самозванца. Насилу потом, когда пост закончится, салом отъедался до нормальных кондиций. Так что знайте: для священника в пост спасение исключительно в подсолнечном масле! Потому что картошки и макарон желудок не может вместить больше, чем он может вместить. А питаться по семь раз в день для священника стыдно! А лицо священника есть не его лицо, но лицо Церкви Божией, и если оно худое, как у лошади, то и вся Церковь Божия в его лице посрамляется!
Тётя Света была женщина верующая, но постов не признавала. Меня расстраивать она тоже не хотела, поэтому подмешивала скоромные продукты в пищу тайно и незаметно. То и дело я вылавливал в супе подозрительные вещи, похожие на мелко изрубленные яйца или творог. Кончилось тем, что мне лично пришлось регулярно присутствовать на процессе приготовления пищи, потому что все остальные боялись тёти Светы. В итоге я так растолстел, что возникли затруднения при служении: например, я с трудом стал протискиваться через Малые врата. Пришлось сесть на диету и оставить контроль за тётей Светой, а она немедленно возобновила свои языческие безобразия. Как же тут не сказать вам, дети мои: держите причт в страхе Божием, управляйте железной рукой! Мы – пастыри, и мы не должны распускать овец, вверенных нам Господом Богом! Иначе их немедленно пожрут алчные волки, рыщущие вокруг!
Ещё хочу сказать про скотину. Если у вас сельский приход, никогда ни при каких обстоятельствах не держите козу. Коза – животное далёкое от Бога и лишённое какого бы то ни было представления о нравственности. Будут искушения: люди будут предлагать коз бесплатно. В этом случае нужно побороть экономность, свойственную каждому из нас, священников, и решительно сказать «нет»! Взял я однажды козу. Положительно относилось сие животное только к мужчинам, а когда моя матушка или другая женщина из причта пыталась подоить его, лягалось копытом и бодалось. Сколько я не вразумлял эту тварь, сколь подолгу не беседовал с ней, ничего не помогало. Пришлось самому взяться за соски! А когда пришло время её крыть, начались настоящие искушения. Я целый месяц искал козла. Кто бы мог подумать, что козёл в России – такая большая редкость! Вёз его тридцать километров в собственной машине, терпел запах (ведь козлы почти никогда не моются), а когда привёз, моя коза даже близко его к себе не подпустила! Может, козёл попался робкий, а может, время было неподходящее, однако осталась моя коза непокрытой и молоко давать перестала. Но при этом стала кушать комбикорма ещё больше, чем раньше, и превратилась в животное не только вредное по характеру, но и убыточное. Пристроить её опять же никому не удавалось, и я уж было решил взять грех на душу её зарезать, как мне предложили бесплатно взять того самого козла. Профессиональная экономность во мне опять взяла верх над благоразумием, и я согласился. Со временем козёл умаслил мою козу, справился-таки со своими обязанностями, и началась «козлиная» эпоха в истории нашего храма…
Я нисколько не приукрашиваю, все вышеописанные беды действительно имели место в нашем приходе. И вот недавно к ним добавилась ещё одна, самая страшная. Цель данного повествования – обратиться к доброте ваших христианских сердец и попросить помощи в восстановлении нашего храма после реставрации (банковские реквизиты прилагаю в конце). Дело в том, что реставрация есть весьма дорогостоящая процедура. И больше всего денег идёт не на краску и строительные материалы, а на зарплату рабочим. Храм наш в эпоху гонений не пострадал, но я счёл нужным провести реставрацию с учётом последних достижений. И вот тут меня бесы попутали, и я взял себе рабочих из Узбекистана, да ещё и с уголовным прошлым, но зато за полцены. Сначала всё шло хорошо. Но потом оказалось, что из-за узости глаз у представителей узбекской национальности есть определённые проблемы со зрением (это мне их бригадир объяснил). Стены у них после штукатурки получились кривые, что заметно даже невооружённым глазом, а пол – неровный, это ощущается даже через обувь. А когда стали пропадать в большом количестве стройматериалы, выяснилось, что у моих рабочих вообще другая квалификация. Но тут я проявил характер, переговорил с бригадиром, вразумил его по-христиански, и ремонт мне удалось закончить. Настало время обновлять роспись на стенах и потолке. И вот тут-то случилась настоящая беда. Те же самые рабочие предложили мне свои услуги фактически за бесценок (перед этим художник-реставратор запросил денег в несколько раз больше). Сначала я сомневался в их способностях, но бригадир говорил так убедительно, и к тому же показал диплом искусствоведа, что я не выдержал и прельстился. Теперь со стен и потолка нашего храма на прихожан смотрят такие гнусные лики, не имеющие даже отдалённого сходства со святыми, что наш храм нуждается в срочном восстановлении. Я до сих пор не могу понять, что явилось причиной этого безобразия – дефект зрения или злонамеренность?
Дети мои, учитесь на моих ошибках, не доверяйте узкоглазому Востоку! Языческий мир обманчив и непостоянен! Берегитесь его, как огня! И, если можете, помогите нашему многострадальному храму, тогда и вам поможет Господь!
Священник с. Козлятниково о. Димитрий
Путешествие по монастырям святой Монголии (заметки игумена Л.)
Мало кто знает о святой Монголии, возлюбленные во Христе братья и сестры. Православному русскому человеку слово «Монголия» напоминает о татаро-монгольском нашествии или о монгольской почте – «Монгол Шуудан». Однако и бесконечных пустынных степей этого дикого края достигло Благовестие Христово, прежде чем его захватили проклятые агаряне – потомки нечестивой служанки Авраама. И здесь подвизались безвестные гиганты духа, скрытые в толще пород от обезумевших кочевников. И вот сюда, в эти подземные сокровищницы благочестия, обратил свой духовный взор я, грешный, – современный русский подвижник игумен Л. Я оставил свой монастырь и братию на произвол судьбы и попечение Пресвятой Богородицы, и пустился в далёкое странствие самолётом, поездом, автомобилем и даже ногами, дабы просветить светом истины сидящих во тьме соотечественников моих.
Между маковым и конопляным полями, из которых поганые язычники получают бесовскую отраву, чтобы травить ей христианские народы, затерялся вход в подземный монастырь. Редко какой кочевник забредёт в эту дыру, но если и забредёт, то по причине темноты не разглядит в глубине древнюю святыню, а использует тёмный провал как отхожее место и удалится восвояси творить нечестивую жертву своим идолам.
Но если миновать пространство длиною в 17 метров и 30 сантиметров (я самолично измерил рулеткой), двигаясь ощупью во тьме, вдали можно разглядеть свет множества свечей, а под ногами – коврик, о который можно вытереть ботинки. Далее начинаются широкие каменные ступени, ведущие вниз и вниз, в священную бездну, где укрылась от развращённого мира катакомбная православная обитель. Я насчитал и измерил двадцать семь ступеней шириной 128–132 см. и длиной 153–161 см. Страшно подумать, какие великаны смирения ступали по этим невзрачным ступеням! Я прослезился и облобызал одну ступеньку, потрескавшуюся под их духовным весом. Тут меня и скрутил радикулит. Дело в том, что в Монголии было жарко, и я оставил шерстяное облачение в гостинице. А в катакомбах было холодно, и приступ радикулита застал меня врасплох. Так я сидел на четвереньках и ждал, впадший в руки к бесу немощи, как человек из Евангельской притчи, впадший в руки разбойников, когда какой-нибудь самарянин, проходя мимо, поможет мне подняться. Тут я разглядел фашистскую свастику, вырезанную на стене. Сердце моё сжалось от боли и ужаса. «Негодяи! – воскликнул я. – Даже в этом святом месте вы посмели изобразить сей нечестивый символ!» На мой крик снизу прибежал один из монахов, помог мне подняться и объяснил, что этой свастике почти две тысячи лет, и оставили её христиане, загнанные варварами в эту дыру и умирающие от голода. Я посочувствовал и сказал, что тогда в их положение можно войти: хотя христиане и должны любить врагов, но при таких обстоятельствах… Тогда монах объяснил, что они совсем не то имели в виду, что крест с загнутыми краями – раннехристианский символ вечной жизни, и у меня прямо камень с души упал.
Ознакомительная версия.
