ДОКТОР. А вы сядьте, сядьте, а лучше прилягте, не надо стоять… вот так… здесь хорошо… вот сюда, на кушеточку… Нам некуда торопиться…
ПАЦИЕНТ. Благодарю вас… По-моему, это лишнее… но если для пользы дела… Так вот что касается пользы моего в известном смысле неотложного дела: вас это дело не затруднит, поверьте, ничем! Я сам себе поставил диагноз.
ДОКТОР. Вот за это благодарю.
ПАЦИЕНТ. У меня синдром Обломова.
ДОКТОР. Хм.
ПАЦИЕНТ. Вы, конечно, доктор, знаете, что в психиатрии описаны два синдрома Обломова.
ДОКТОР. Два? Кто же их описал, просветите[3].
ПАЦИЕНТ. Доктор Мациони и доктор Дитрих описали первый синдром. Второй – доктор Вермут.
ДОКТОР. Дитрих – немец, наверное?
ПАЦИЕНТ. Естественно! Заметьте, они все иностранцы!
ДОКТОР. Только, голубчик, вы знаете, сколько на свете синдромов?.. Тыщи, тыщи синдромов!..
ПАЦИЕНТ. Меня интересовали синдромы Обломова. Я изучил специальную литературу. Начну со второго. Тут все просто. Больной, пораженный депрессией, не способен покинуть постель без тяжелых усилий по завершению сна, даже если был этот сон продолжительным и глубоким. Первый синдром интереснее. Он чаще встречается у представителей истеблишмента, у детей высокопоставленных родителей, например, – личностях определенно психопатических, требующих повышенного внимания к себе и часто за собою ухода. Безволие, бесстрастие, лень, отрешенность от радостей жизни, индифферентизм в целом во взглядах на все, чего бы взгляд ни касался, – вот признаки этого синдрома. Вам неинтересно?
ДОКТОР. Извините, не выспался. Нет-нет, продолжайте.
ПАЦИЕНТ. В родном углу такой индивид досаждает своим домочадцам необузданным самодурством и деспотизмом, а на службе, коль скоро он трудоустроен, он для всех тяжелый балласт. Впрочем, на службе ему нелегко удержаться.
ДОКТОР. Допустим. И каким же из двух этих синдромов страдаете вы?
ПАЦИЕНТ. Во-первых, я не страдаю…
ДОКТОР. А зачем же пришли?
ПАЦИЕНТ. Ради вас! Ради науки!.. И это – во-вторых, доктор! У меня третий, еще никем не описанный синдром Обломова, и вы, конечно, его опишите!.. Разве я для вас не находка?
ДОКТОР. Вот что, милейший, не мое это дело синдромы описывать…
ПАЦИЕНТ. Да вы только послушайте! Я – Обломов. Но я, однако, и Штольц!
ДОКТОР. Ничего удивительного, любая личность одновременно сочетает противоположности. Обычное дело. В каждом человеке есть что-то от Обломова, что-то от Штольца…
ПАЦИЕНТ. А вот и нет. Обломов и Штольц во мне сочетаются не одновременно! Попеременно! Представьте, я стопроцентный Обломов… ну как бы вам объяснить…
ДОКТОР. Не утруждайтесь, я представляю.
ПАЦИЕНТ. Шторы задернуты, телефон отключен… Лежу на диване, ничего не делаю, ни до чего горя нет у меня, только бы никто меня не беспокоил!.. А как только подумаю, что вокруг что-то творится, сей же час к стене отвернусь… и спать, спать, спать!.. Вдруг в моей голове что-то щелк!.. я прыг!.. и побежал… что-то там организовывать, что-то там придумывать, вмешиваться куда-то, голосовать за что-то… А потом опять бух на постель, и пропади ты пропадом все!..
ДОКТОР. Хм.
ПАЦИЕНТ. Не хотите называть третьим Обломова мой синдром, назовите синдромом Обломова-Штольца. Только, пожалуйста, опишите.
ДОКТОР. Ну и кто вы в данный момент?
ПАЦИЕНТ. Разумеется, Штольц. Разве не видно?
ДОКТОР. То, о чем вы рассказываете, мне чрезвычайно близко. Даже как-то не по себе. Я не хотел говорить, но я сам такой.
ПАЦИЕНТ. О! Тогда вам легче синдром описать, вы изучаете его изнутри!
ДОКТОР. Нет, голубчик, ничего я не изучаю. И вообще, я в настоящее время Обломов. Если б вы знали, каких мне сил стоит слушать всю эту вашу трескотню, извините!..
ПАЦИЕНТ. Понимаю. Никто лучше меня вас не поймет.
ДОКТОР. Там вон очередь за дверью… я как подумаю о ней – оторопь берет!.. Все идут и идут, все идут и идут… Насмотрятся передач идиотских, обожрутся новостями всевозможными, а потом давай грузить меня… терпеть не могу… Видите, у меня шлепанцы под столом, ноги засуну, так хоть человеком себя ощущаю… А политику эту вашу и практику во всех ее смыслах в гробу я видел!.. в гробу!..
ПАЦИЕНТ. Спокойно, спокойно, я вас очень хорошо понимаю… хотя и не согласен с вами… сейчас…
ДОКТОР. Вот так бы и лег сюда… где вы… на кушеточку…
ПАЦИЕНТ. Я встаю… А вы лягте, лягте… Что-то мне не лежится сегодня…
ДОКТОР. Как вы любезны, добры… Не ожидал.
ПАЦИЕНТ. Ножки вот сюда… Можно простынкой накрыть… Это ж простынка у вас или что?..
ДОКТОР. Ох, как хорошо…
ПАЦИЕНТ. Хотите очередь чем-нибудь развлеку… пока вы тут дремлете?..
ДОКТОР. Премного был бы вам благодарен…
ПАЦИЕНТ. Вот могу лекцию им прочесть о прогрессивных началах в жизнеустройстве России…
ДОКТОР. Друг мой, чем же мне вас отблагодарить… все-таки? Вы через недельку зайдите, не побрезгуйте, я буду другой, синдром этот проклятый непременно опишем…
ПАЦИЕНТ. Через недельку я уже вряд ли приду…
ДОКТОР. Ну тогда я… через недельку… это… к вам с визитом домой… У меня как раз потребность появится… Активен буду.
ПАЦИЕНТ. Спите, спите, я ухожу… Пора мне, доктор, пора! Энергии много!
ДОКТОР. Да, голубчик… про начала прогресса… пожалуйста… я в долгу не останусь…
Доктор уснул, да так крепко, что его даже не могли разбудить аплодисменты. Пациент вышел на поклон, раскланялся и ушел, а Доктор продолжал спать, к общей радости психотерапевтов. Вторая волна аплодисментов, по причине отсутствия Доктора в этой реальности, тоже досталась целиком активно бодрствующему Пациенту, и лишь третьей волной, перешедшей в овацию, Доктор был наконец разбужен. Он вскочил и отвесил поклон благодарной публике.
Какой дешевый прием! – подумал Адмиралов, и он был, несомненно, единственный, кто так подумал.
– Автора! – закричали из зала.
Оба актера жестами рук указали в третий ряд. Бородатый автор нерешительно поднялся с места, испуганно кивнул и быстро сел.
Адмиралов посмотрел на Крачуна – тот был очень доволен.
– Сейчас будет фуршет, – сказал Крачун. – Не будем задерживаться.
После капустника полагался фуршет.
– Идем, идем, – звал Адмиралова психотерапевт Крачун.
В одном потоке с известнейшими психотерапевтами города и гостями праздника Адмиралов двигался в соседнюю залу.
Там были выстроены П-образно столы.
Стояли пластмассовые стаканчики и пластмассовые рюмки.
Участники фуршета приступили к действию.
Все было как обычно, когда фуршет.
– Идем. Я познакомлю, – Крачун повел Адмиралова знакомиться с автором пиесы.
Автор пиесы стоял в обществе трех психотерапевтов, одним из которых была дама. Все, включая даму, держали по рюмке или по стаканчику водки, а дама кроме того держала тарелку с бутербродами. Один из психотерапевтов говорил:
– Но с точки зрения профессиональной у меня, конечно, есть замечания. Синдромы так не описываются. Неужели вы думаете, что достаточно одного примера, чтобы…
– Роман, – воскликнула дама, – не будь занудой. Кстати, я хотела спросить вас, – обратилась она к драматургу, – откуда вы знаете о синдромах Обломова?
Вместо ответа драматург многозначительно погладил бороду.
– А еще есть синдром барона Мюнхгаузена, а еще есть Алисы в стране чудес, а еще есть Александра Дюма, – перечислял второй психотерапевт, загибая пальцы.
– Александра Дюма нет такого, – сказала дама, – это ты сам придумал.
– Помилосердствуйте, – снова заговорил первый, критически настроенный психотерапевт (Роман). – Вся эта систематика уже давно устарела. В международной классификации…
– Лучше бы ее не было, этой международной, – сказал третий и призывно приподнял рюмку. – Ну-с…
Возможно он хотел произнести тост, но ситуация позволяла и без тоста.
– Подождите, – поспешил вмешаться Крачун, – мы с вами. Знакомьтесь, это Андрей Андреевич Адмиралов, он книгу детских стихов написал.
– О! – сказала дама, изменив направление руки: она уже почти чокнулась с автором «Третьего синдрома», но в последний момент предпочла подарить первый чок Адмиралову.
Все почокались и без лишних слов опрокинули.
Дама протянула тарелку, и все взяли по бутерброду.
– И потом, посмотрите на этих американцев, – сказала дама, – они уже нарциссизм нормой считают. Расстройством не признают психопатологическим.
– На очереди педофилия, – сказал второй.
Все посмотрели на Адмиралова.
– Прочтите стихотворение, – попросил критически настроенный психотерапевт.
– Не вижу детей, – сказал Адмиралов.
Его ответ всем понравился.
Дама решила похвалить драматурга:
– Ваша пьеса невелика по объему, но чрезвычайно глубокая по смыслу. Используйте ее как основу. Я далека от всего этого, но абсолютно уверена: из нее может вырасти большой двухактный спектакль.
Драматург опять промолчал, только слегка наклонил голову и коснулся в очередной раз бороды.
