Ознакомительная версия.
– Ну давайте, – согласился Серега и выстрелил пальцем в нарядную бутылку «Белой лошади», превалирующую над прочими. – Отец, дай нам вон ту, с лошадкой.
– «Дай» будет при коммунизме, – напомнил Ахмет. – А сейчас придется купить.
– Точно, – спохватился Серега, извлекая купюру. – Мы просто обязаны промотать буржуйскую валюту. Давай, старичок, мы посидим тут у вас немного.
Бармен при виде денег расплылся в приветливой улыбке, засуетился. Товарищи сели за столик, а он уже тащил граненые бокалы, салфетки, маленькое ведерко со льдом.
– А лед на хрена? – не понял Серега. – Закусывать им, что ли?
– Дурында ты, Серега. – Ахмет постучал по голове. – Рассуждай логически. Закусывать льдом – это пошло. Для красоты – сомнительно. Прикладывать к больной голове – вроде рано. Значит, в бокалы его, чтобы холоднее было.
Старик посматривал на них озадаченно, почесывал фигурную лысину на макушке. С культурой потребления виски у посетителей было что-то не так. Двое завсегдатаев тоже посматривали на них с подозрением. Они уже наелись, напились, один из мужчин развернул газету.
– И что хорошего? – скривился Серега, сделав первый глоток. – У нас через дорогу у бабки Груши самогон во много раз лучше.
– Не придирайся, – посоветовал Ахмет. – И не стоит так налегать. Нам просто время надо убить.
Здесь было уютно, никто не мешал. Ничто не предвещало проблем. Парни потягивали виски, лениво беседовали. Федорчук ощутил, что после приема алкоголя в нем проснулся аппетит, и решил попросить у старика меню. Бойцы заново наполнили бокалы, побросали в них подтаявший лед. Они не замечали, что люди в комбинезонах вдруг насторожились, стали всматриваться в газету, лежащую перед ними. Потом они стали поедать глазами парней в одинаковых песочных костюмах, как-то стушевались, помялись. Один из них приблизился к стойке, показал старику газету. Тот потянулся к ней, водрузил на нос очки, захлопал глазами. Физиономия бармена вытянулась от изумления. Мужик в комбинезоне робко подошел к выпивающим парням и что-то сказал, сильно волнуясь. Те не поняли. Мужчина положил на стол газету. Передовицу San Francisco Chronicle украшала большая фотография. Толпы людей, палуба авианосца, четверо парней с глупыми улыбками спускаются гуськом с трапа.
Ахмет вздохнул. Попались, нечего сказать.
– Рашен, рашен? – взволнованно повторял мужчина. – Kearsarge, йес?
– Рашен, рашен, – обреченно кивнул Ахмет. – Советский Союз, чего уж там.
– Ух, е-ее… – расстроенно выдохнул Федорчук.
И началось! Откуда только взялись все эти люди? Никого же не было! Заулыбался простой американский мужик, подтащил стул. Приближался второй с распростертыми объятиями. Зловеще засмеялся, заухал, словно филин, старый негр, схватился за телефон. Какая реклама заведению! Стартовал новый виток навязчивого внимания!
Люди что-то говорили, выкрикивали: «Раша! Раша!», хлопали солдат по плечам, сокрушались, что те не понимают. Старик тащил тарелки с едой, еще одну бутылку.
Когда Ахмет попытался сунуть ему деньги, бармен сделал оскорбленное лицо и замотал головой.
– Нот долларз, нот пэй!
Более того, он приволок обратно Серегину купюру и принялся настойчиво впихивать ее ему в кулак.
Распахнулись двери за стойкой. Похоже, старик здесь жил. Оттуда повалили какие-то чернокожие женщины, дети. Звякнул колокольчик, и в заведение ввалились трое белых. Они удивились ажиотажу, царящему здесь, а когда разобрались, в чем дело, нездорово возбудились и стали принимать в нем живейшее участие. Толпа росла, звенели стаканы, гомон стоял, как на базаре. Люди подтаскивали стулья, заказывали выпивку. Заведение наполнялось новыми посетителями, привлеченными шумом. Мелькали прилично одетые мужчины в костюмах, военные. Появилась разбитная мексиканская девица в черных колготках, уж больно смахивающая на жрицу любви.
Солдаты оробели, но когда под дружный гогот сомкнулись бокалы, стали несмело улыбаться. Хихикал Федорчук. Его рассмешило, как глотает слова взволнованный мулат в жилетке на голое пузо. Что за язык такой дурацкий? Как они сами друг друга понимают? Сыпались имена: Джим, Стенли, Кимберли, Лючия. Каждый требовал, чтобы дорогие гости выпили именно с ним. Все что-то спрашивали, но попробуй разберись, чего они хотели. Смеялся Серега. Он уже достаточно наклюкался, чтобы вообразить, будто бы выпивает с американским рабочим классом.
Смешливая проститутка по имени Лючия подбиралась к Ахмету. Он опасливо косился на ее извивающиеся телодвижения. Для полного набора ему не хватало только этого.
Грубоватый мужик по имени Расмус недоуменно поглядел в газету и растопырил четыре пальца. Потом он поочередно ткнул в каждого из присутствующих, развел руками и показал три пальца.
– В туалет вышел, – сообразил Ахмет, поглядывая на часы. – Скоро будет.
– О, тойлет, тойлет! – Американец понятливо кивнул и удивлено покосился на дверь в глубине помещения.
Где же этот загадочный четвертый? Почему так долго?
Было весело, алкоголь тек рекой. Люди расслаблялись от души. Загремела негритянская музыка, пустились в пляс детишки. Парней уже качало, кружились головы. Глупо хихикал подвыпивший Серега. Раскатисто смеялся Федорчук. Кто-то из присутствующих совал ему салфетку, чернильную ручку и просил расписаться, а потом для верности и на обратной стороне. Время летело, заведение раскачивалось, словно находилось на корабле, плывущем через шторм.
Филипп Полонский опоздал на четыре минуты! И самое смешное, что он действительно вывалился из туалета! Потом парень рассказывал, что по шуму в «рюмочной» все понял, невидимкой просочился внутрь, прокрался в отхожее место вдоль стойки, а выходя в зал, намеренно споткнулся о стул, чтобы привлечь внимание. Люди восторженно закричали, бросились его обнимать. Удлинилась от изумления физиономия бармена. Филипп потерянно улыбался. Он выглядел несчастным, но вскоре и его втянуло в круговорот. Несколько штрафных весьма тому поспособствовали.
В разгар сабантуя, когда количество выпитого уже не поддавалось учету, а путана Лючия, оттеснив пьяных мужчин, добралась до своей жертвы, в заведение ворвались подчиненные Тоби Картера и трое полицейских. Видимо, самодельную веревку, свисающую из окна, все же заметили. Они кричали, возмущались, расталкивали людей. Обнаружив клиентов в целости и сохранности, хотя и в легкой степени невменяемости, Тоби Картер облегченно вздохнул.
– Господа, разве можно так себя вести? – пробормотал он. – Вас ищут по всему городу. Я настаиваю, чтобы вы немедленно вернулись в отель.
Толпа провожала героев до самых дверей. Они устали пожимать руки и выводить каракули, где только можно. Парни ввалились в номер, заперлись, и на них обрушилась непривычная тишина. Серега Крюков со стоном сползал по стеночке, остальные разбредались кто куда, стаскивая одежду.
– Филипп, как прошло свидание? – спотыкаясь, пробормотал Ахмет.
– Прошло… – Филипп бледнел, возвращаясь мыслями к недавним событиям.
Алкоголь не мог заглушить душевную боль.
– Пацаны, она сказала, что хочет от меня ребенка. Вот так и заявила. А еще говорила, что все понимает. Мы никогда не встретимся, тем более не поженимся, но ей очень хочется от меня ребенка. Во-первых, потому, что от меня, во-вторых, потому, что от героя. Это она так сказала. Кларисса почти все время плакала, просила меня остаться, но я же не могу!..
– Дела-а, – протянул Федорчук.
– Ты сделал ей ребенка? – спросил Ахмет.
– Кажется, да. Надеюсь, я не изменил Родине?
– Ерунда, – отмахнулся Серега, пытаясь привстать на корточки. – Наш мужик вырастет.
– А если девочка?
– Тоже нормально. Разведчицей будет.
Утро было страшнее атомной бомбардировки Хиросимы. Герои вчерашнего дня стонали, хватались за головы. А только очнулись, возмущенно затрезвонил телефон.
– Возьмите кто-нибудь трубку, – стонал Филипп из санузла. – Я не могу, сижу тут на белом коне.
Ахмет стоически доковылял до аппарата, поднял трубку.
– Наслышан уже, товарищ сержант, о ваших вчерашних подвигах, – неласково проговорил консул Советского Союза. – Вы в своем уме? Что вы творите? Кто вам разрешил покинуть отель?
– Не велите казнить, Павел Михайлович, – прохрипел Ахмет. – Просто расслабились. Никаких сомнительных контактов. Мы наводили мосты дружбы с местным рабочим классом. Уверяю вас, встреча с трудовой общественностью прошла на должном уровне.
– Высеку! – взревел консул. – Герои, мать вашу! Живо в ванну, под контрастный душ! И чтобы через час были как огурцы! Забыли, что в одиннадцать утра у вас пресс-конференция?!
Стыдно признаться, но забыли. Ответственное мероприятие в мэрии города Сан-Франциско прошло на самом высоком уровне. Зал рукоплескал. Престиж страны взлетел еще на одну ступеньку. Парни держались и выглядели настоящими героями. Правда, Серега уснул на самом интересном месте, но быстро очнулся от грома аплодисментов. Мэр Джордж Кристофер торжественно вручил героической четверке символический золотой ключ от города. Фактически он был изготовлен из прессованного картона, но предъявлять претензии никто не стал. Впоследствии героям рассказали, что до них такие ключи вручали только Галине Улановой и Никите Хрущеву.
Ознакомительная версия.
