Ознакомительная версия.
В тот же день отличившийся караул отвезли в международный аэропорт Сан-Франциско, посадили на самолет и отправили в Нью-Йорк. За два часа полета у советских граждан существенно прибавилось друзей, невзирая на то, что за всем происходящим с неудовольствием следили парни в штатском. В Нью-Йорке в закрытой машине их отвезли на Манхэттен. В пентхаузе высотного дома, откуда открывался завораживающий вид на город, солдат встретили представители советского посольства. Беседа прошла без осложнений.
– Вам нужно отдохнуть, товарищи, набраться сил перед дальней дорогой, – заявил руководитель делегации. – Можете пройтись по магазинам, разумеется, под присмотром наших товарищей, а потом добро пожаловать на дачу.
В торговом центре на Манхэттене Ахмет купил себе кожаную куртку, которую носил потом тридцать лет. Парни приобретали какие-то гостинцы для родных, платки, кофты, часы. Полонский обзавелся книгами на английском языке. Неделю после этого они прожили в загородном доме советского посла, куда их привезли в машине с затемненными стеклами. Смертная тоска – кровати, комнаты, крохотный пруд перед домом, и совершенно негде разгуляться!
На пятый день затворничества Серега Крюков опух до неузнаваемости. Он ударился в панику, требовал врача, кричал, что его отравили. Докторша, прибывшая из посольства, уверила, что все в порядке, пройдет. Это естественный процесс после долгого голодания. Таким героям не к лицу ввергать себя в панику. Над Серегой хихикали, а на следующее утро из комнаты Филиппа донесся истошный вопль. Прибежала «спасательная команда» и обнаружила, что он опух еще больше Сереги, глаза под багровыми вздутиями почти не просматривались! На другой день та же напасть постигла остальных, и теперь уже Серега, у которого опухоль пошла на спад, ходил гоголем и над всеми глумился. Вовка и Затулин злобно ругались, а Филипп недоумевал – неужели это и есть та нация, что дала миру Толстого и Достоевского?
29 марта огромный трехтрубный трансатлантический лайнер «Королева Мэри» вышел из порта Нью-Йорка и взял курс на французский Гавр. Солдатам предоставили роскошную четырехместную каюту, в которой они проводили большую часть времени. Героев сопровождали неразговорчивые люди. Парни запинались о них в коридоре, на палубе. Чем дальше отплывало судно от Америки, тем меньше оставалось желания веселиться и приятно проводить время. Вновь в подкорке рождался страх. Их узнавали, просили автографы, набивались в друзья.
Капитан лайнера устроил парням экскурсию по судну. Они бродили по двухэтажному машинному отделению, по обеденному салону, не уступающему по размерам дворцовому залу. Дивились на скульптурную лепку, на гобелены и картины, на отделку стен из шелка, бархата и лучших древесных пород, на огромные зеркала и изящную мебель из красного и орехового дерева. Однажды Ахмету приснился сон, что «Королева Мэри» потеряла управление, исчезла вся команда, все две тысячи пассажиров, судно дрейфует по течению в неизвестном направлении и на нем абсолютно нечего есть! Он проснулся в холодном поту, а позднее товарищи признались, что и их посещали аналогичные кошмары.
Город Гавр, Париж, Эйфелева башня, неусыпный контроль со стороны спецслужб. Их снова узнавали, им улыбались. Люди подходили, брали автографы, просили что-нибудь рассказать. Гостиница на Елисейских Полях, из которой их забрали рано утром, повезли в аэропорт. Реактивный ТУ-104, улыбки взволнованных стюардесс. Такие люди, и почти без охраны! Беспосадочный перелет до Москвы. Сердце вновь тревожно сжалось и уже не отпускало, пока шасси самолета не коснулись посадочной полосы.
– Парни, я что-то боюсь, – шептал, вцепившись в подлокотники, Серега. – Вроде все нормально, и наши так говорят, а вдруг это хитрость такая?
– И этот тип, что сзади сидит, так подозрительно на нас смотрит, – накручивал себя Федорчук.
– В кандалы закуют, припаяют измену Родине, и в дальний путь на долгие года, – шептал, покрываясь бледностью, Филипп. – Эх, пацаны, хоть мир напоследок посмотрели.
– А ну, отставить мне эту панику! – цедил сквозь зубы Ахмет. – Не похожи вы что-то на героев, товарищи солдаты. Дышите глубже, думайте реже.
Экипаж запретил пассажирам вставать с кресел. Четверку героев пригласили на выход. На аэродромном поле их поджидала черная машина с зашторенными окнами. Люди со скучными лицами деликатно, но настойчиво предложили им сесть в салон. Триста метров до здания аэропорта Шереметьево, там приказ выйти из машины, запутанные коридоры, суровые лица сотрудников КГБ, висевших над душой.
«Ну все, – с упавшим сердцем думал Ахмет. – Отбегались, герои».
Зал для встречающих, куда их вывели, был как из другого мира. Подкосились ноги, слезы побежали по землистым лицам. Оркестр, грянувший туш, цветы! Масса встречающих, прибывших в аэропорт отнюдь не по разнарядке! Радостные крики, атака толпы.
И вот уже ревущего Филиппа тискала и целовала бледная женщина, сохранившая к пятидесяти годам стройность фигуры. Обнимал Серегу Крюкова хромоногий мужчина в потертом пиджаке. Оба от волнения не могли ничего сказать. На Вовку Федорчука обрушились сразу трое – отец, мать, а также симпатичная толстушка, у которой от волнения дрожало лицо, а слезы лились, как из брандспойта. Худенькая женщина тряслась в объятиях Ахмета, недоверчиво его ощупывала, шептала, путая русские и белорусские слова, что отец не смог прийти, ноги, к сожалению, не отросли. Он ждет в машине, умирает от нетерпения. Нужно немедленно туда бежать.
Стихийный митинг здесь же в аэропорту, масса людей, генералы, члены правительства. Мировая слава уже утомляла. Нужно было делать мужественные лица, что-то говорить. Но вроде получалось. «Мы верили, что партия не оставит нас в беде, мы знали, что рано или поздно наступит этот день». Уже в военной форме их доставили в Кремль, где заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР вручил им ордена Красной Звезды. Позднее выяснилось, что представляли парней к Героям Советского Союза, но в последний момент передумали, решили, что как-то нескромно будет, и положили документы под сукно. Нескончаемые митинги, чествования, торжественные приемы. Встреча у министра обороны Родиона Малиновского. Тот смерил компанию ироничным взглядом и раздал спасенным добротные штурманские часы, чтобы больше не блуждали. Ахмету Затулину в тот же день присвоили внеочередное звание старшего сержанта.
– Может, и улицу вашим именем назовут, – усмехнулся министр.
Впоследствии назвали – в славном городе Сызрани. Сыпались как из рога изобилия правительственные поздравления. Пришла телеграмма от Эрнеста Хемингуэя, от массы других «прогрессивных мировых деятелей». Москву трясло и лихорадило, толпы людей высыпали на улицы, когда по ним провозили знаменитую четверку. От фанфар и пышных слов уже звенело в ушах, парни устали улыбаться и выдумывать приличествующие слова. Мировая слава оказалась тяжким испытанием. И лишь по завершении одного из приемов, когда уставшая компания вышла в кулуары покурить, к ним примкнул чиновник, пожелавший остаться неизвестным.
Он сказал им правду-матку, насмешливо глядя в глаза:
– Это не для трибуны, парни. Вы серьезно думаете, что герои оттого, что продержались без еды на барже? Да ничего подобного. Вы герои потому, что вернулись. Хотя, может, и дураки. Кто вас знает.
Он пожал плечами, затоптал окурок и ушел, а солдаты мрачно смотрели ему вслед.
– Глупость, – фыркнул Серега. – Как же мы могли не вернуться? Придурок какой-то.
Мир восхищался мужеством этих людей. Миру требовались герои – он их получил, и не важно, что эти парни были родом из-за железного занавеса. В СССР четверку «голодающих» также превозносили до небес. Они стали живой легендой шестидесятых годов. О них писали статьи, делали телевизионные и радиопередачи, сняли полнометражный фильм. О них писали песни в новомодном стиле рок-н-ролл, под которые бесилась молодежь на танцплощадках. Малолетние граждане Страны Советов мечтали убежать из дома и до отвала наесться кирзовых сапог. Некоторые предпринимали такие попытки, но ничем хорошим они не кончались. Сила воли, стойкость духа, дружба и взаимовыручка – только в нашей стране вырастают подобные люди!
Спасенные же солдаты никогда не считали себя героями и, честно говоря, не понимали, почему вокруг их дрейфа на барже развернут такой бешеный ажиотаж. Они не пали жертвами звездной болезни и всю дальнейшую жизнь были образцами скромности. Их доставили обратно в часть. В итоге так и вышло: кругосветное путешествие. Но служба в армии не затянулась, через несколько месяцев парней комиссовали. Последствия вынужденного голодания ощущались еще долго.
Вовка Федорчук вернулся работать на шахту, через год родил первенца. Серега Крюков передумал посвящать свою жизнь локомотивному депо, поступил в речное училище. Филипп Полонский, вернувшись в родную Сибирь, отказался от учебы в электротехническом институте, забрал документы и перевелся в институт водного транспорта, куда его приняли без всяких экзаменов. Ахмет Затулин работал водителем в родном городке, потом уехал в Набережные Челны, устроился сборщиком на Камский автомобильный завод.
Ознакомительная версия.
