– Слушаю, Борин.
– Леонид Иванович, это Соколова. Леон не убийца, вы уже поняли, да?
– Скорее всего. Но мы будем проверять.
– Я думаю, что дело в том, что он знает конкретно, что было в завещании прадеда. В Беляевке, где было его имение, рассказывают всем приезжим сказку о сокровищах, якобы принадлежавших семье Печенкиных, и, что он завещал их своим дочерям.
– Хорошо, я расспрошу его об этом. Спасибо, Елена Владимировна.
* * *
Борин положил трубку телефона и посмотрел на Сергеева. Тот сидел на стуле, опустив руки между колен. Ему явно было не по себе. Хотя мало кто, попав в этот кабинет, был весел и доволен.
– Вы были в квартире Петровой 28 июля, в воскресенье?
– Да, по ее приглашению. Она моя родственница.
– Расскажите подробно, как вы туда попали и что вы там делали.
Леон, в который раз принялся рассказывать о себе. Он готов был повторять это сотни раз, только бы с него сняли эти нелепые обвинения.
– И вы утверждаете, что Петрова Валентина Николаевна добровольно отдала дорогие для нее украшения вам. Зачем ей это было нужно?
– Вы можете мне не верить, но я сумел убедить ее, что действительно хочу собрать всех потомков вместе.
– А причем здесь серьги?
– Она при мне несколько раз пыталась дозвониться до своей племянницы, у которой хранятся еще два предмета из гарнитура. Сама она уезжала на дачу, и хотела, чтобы мы с Лялей вместе решили, что нам дальше делать. Она собиралась обо всем рассказать своей дочери и внукам. Мы хотели встретиться в понедельник, но я уехал домой.
– Когда?
– Вечером, в воскресенье. Мне позвонили из больницы, умерла моя мать. Потом похороны, всякие формальности. Только сегодня я смог вернуться.
– Вы поднимались по парадной лестнице?
– Да, наверное. Там ведь нет другого пути, – Леон недоуменно пожал плечами.
– А теперь ответьте мне на один вопрос, только не спешите. Какую именно цель вы преследовали, когда начали разыскивать своих родных?
– Леон интуитивно почувствовал, что от ответа на этот вопрос зависит, поверит ли ему Борин в остальном. Выхода не было. Нужно было рассказывать о все.
– Все дело в завещании. Подлинник его есть только в Швейцарском банке, второй экземпляр утерян. Но мой сосед по квартире, Кац Яков Семенович, сын поверенного семьи Печенкиных записал его по памяти почти дословно, как он мне сказал. Суть в том, что украшения, собранные вместе, послужат ключом к основному наследству, хранящемуся в банке. Но получить его могут все, оставшиеся в живых, потомки. Но тот, кто разыщет их всех, получит и долю уже умерших.
– И вы после этого утверждаете, что не убивали.
– Мне незачем это делать. Я сразу попадаю под подозрение и, тогда, не получу совсем ничего. Поверьте, у меня и так две доли из пяти, этого вполне хватит на безбедную жизнь.
– А вы знаете точные размеры наследства?
– Нет, но могу предположить, что это немало. Печенкины владели домами в Петербурге и Оренбурге, а также имением в Беляевке. Семья никогда не бедствовала. Я узнал, что прадед был филантроп и меценат. В городе он построил школу для одаренных крестьянских детей и открыл музей. Кроме того, он устраивал благотворительные балы, а средства направлял в городскую больницу. Согласитесь, что не похоже, чтобы он это делал из последних денег.
Хорошо. Вы меня убедили. Но только скажите, Сергеев, кто финансирует все ваши поездки и расследования? Насколько мне известно, вы в последнее время нигде не работали.
«Все раскопал, этот дотошный мент», – Леону нужно было быстро решить, называть ли имя Дохлого? С одной стороны, если убийства его рук дело, то он сядет. А Леон будет свободен и богат. Если, конечно доживет. Слишком понятно, кто Дохлого сдал. А, с другой стороны, пусть этот следователь сам ищет виновного. Не дурак мужик, сразу видно.
– Хотите, Сергеев, я вам помогу? Имя Дохлова Павла Николаевича вам ни о чем не говорит?
Леон вздохнул.
– Вы и сами все знаете.
– Нет, не все. Мы не знаем причины, зачем бы это ему вам помогать?
– Я ему должен деньги.
– Много?
– Много. Сумма, при обычном раскладе дел, для меня неприподъемная. Но он не знает, о чем завещание. Я его убедил, что можно продать рубиновый гарнитур целиком выгоднее, чем отдельный предметы. И все.
– И он согласился спонсировать такую малость?
– Да, он очень заинтересовался камушками.
– Расскажите, каким образом вы оказались ему должны.
Леон не любил вспоминать эту историю, в которую вляпался по собственной дурости. Но, похоже, этот следователь так просто от него не отстанет. Пришлось в подробностях рассказать, как он попался на удочку к опытной авантюристке. Следователь слушал его, не перебивая, изредка записывая что – то в блокнот.
– Вы меня отпустите?
– Да, но прошу из города не уезжать. Вы где остановились?
– Снял квартиру, в центре. А как мне вести себя с Дохловым? Он требует, чтобы я отчитывался каждый день.
– Как вы это делаете?
– По мобильному. Он звонит вечером, часов в восемь. Не исключено, что в городе находятся его люди, следят за мной. Он будет спрашивать, за что меня задерживали.
– Скажите, что проверяют всех посторонних, кто приходит к Елене Соколовой из – за взрыва ее машины. Про то, что вы знаете о смерти Петровой и Голованова – ни слова. И еще. Скажите, что не успели ничего рассказать Елене о завещании, мы вас забрали.
– Какого взрыва? Лену тоже пытались убить?
– Или ее или ее мужа.
– Когда?
– В понедельник, утром. Погиб охранник
– Черт знает что. Вы думаете, это Дохлов делает? Зачем ему это? Чем они ему помешали? Чтобы получить все камушки, ему достаточно дождаться, когда они окажутся в моих руках, и просто забрать их у меня. Кстати, я не исключаю, что он так и собирался сделать, даже придумал, как выкрутиться из этой ситуации. А ведь я не подумал, Дохлый мог догадаться, что не все так просто с наследством. Ведь сестры могли отказаться продавать фамильные украшения. Ни одна из них не бедствовала. Да и я не собирался их продавать.
– А что вы собирались делать, Сергеев? Когда вы планировали рассказать им о подлинном содержании завещания?
– Когда? В тот день, когда мы бы все собрались вместе. Готовил им сюрприз. Без них мне все равно ничего не получить. В банке наверняка станут проверять, сколько действительно живых наследников.
– А если вы останетесь один?
– Это сколько же человек нужно перебить, чтобы остаться одному? Я не сумасшедший, чтобы думать, что можно убивать безнаказанно.
– А вообще убивать можно?
– Не цепляйтесь к словам. Поверьте, я не убивал свою тетку. Вам не понять. Всю жизнь я думал, что у меня никого нет, родители жили очень замкнуто. Сейчас я понимаю почему. И вдруг я узнаю о своем дворянском происхождении. И нахожу родственников. Вы поймите, теперь мне есть чем гордиться! Впрочем, вам этого не понять.
«Нет, нам не понять. Мы из „двортерьеров“, и за наследством не гоняемся. Мы гоняемся за теми, кто лишает жизни ни в чем не повинных людей из – за этого наследства».
– Слушаю вас.
Лялька прижала телефонную трубку к уху плечом, руки были в муке, она затеяла пирожки, которые так любил ее муж.
– Ляля, привет, Березин.
– Привет Володька. У тебя нужда во мне или в Сашке?
– В Сашке, в общем – то, но и ты сойдешь.
– Твоя любовь ко мне просто не знает границ.
– Мы все тебя любим. Сашка где – то на объекте, трубку не берет. Я вот что хочу сказать. Приехал Макс Эйтель.
– Это ваш математический гений, я не ошибаюсь? Который уехал в Германию?
– Нет, не ошибаешься. Это он.
– Как я понимаю, собираетесь у нас?
– Господи, ниспошли мне такую понимающую женщину в подруги жизни!
– Короче, пирожками я сегодня не отделаюсь.
– Нет, моя радость. Хочу твой фирменный салат с черносливом и мясо под майонезом.
– Бессовестный ты, Березин.
– Не стыди меня. Я просто одинокий, вечно думающий о домашних щах, мужчина.
– Что же это тебя твои медсестрички не подкармливают, хотя бы из подхалимажа?
– Нужен я им, старый пень.
– Начальство всегда ублажать надо. Ладно, приходите к семи. Будет тебе и мясо, и салат, эскулап.
Лялька достала из морозилки свинину и порезала ее на тонкие ломтики. Уложив мясо в сковородку, она покрыла его луком, нарезанным кольцами, а сверху майонезом. Этот рецепт был у них в семье «дежурным», но часто у Ляльки просили приготовить именно его. Свекла в микроволновке уже дошла до нужной кондиции, издавая попискивающие звуки.
Ровно в семь часов послышался звук отпираемой ключом двери.
– Это мы, – послышался из коридора нестройное трио.
– Так, уже хороши!
– Зайка, не сердись.
Соколов попытался принять вертикальное положение, но это ему не удалось. Пакет, явно наполненный бутылками, звякнул об пол.
– Извините нас, Лена. Я – Макс Эйтель.
– Проходите, Макс. Я смотрю, вы самый трезвый из троицы. А вы оба, для начала суньте дурные бошки под кран с холодной водой, а потом присоединяйтесь к нам.
