– Жанна, хорошо положи полотенце на шею и очень крепко застегни зажим, – командует она ассистентке.
– Ой, Нора, сколько лет ты мне говоришь одно и то же!
– Да, и еще буду говорить, потому что, если краска попадет, одежду испорчу!
– А некоторые не хотят сидеть полузадушенными.
– Жанна, много не говори – у меня тут у клиенток кофточки в такую цену, что они предпочтут быть целиком задушенными, а не полу!
Нора сует расческу клиентке, оробевшей от харизмы мастера:
– На, волос распутай.
Хлопает ящиками, ищет шапочку, ищет специальную безвредную щетку, ищет свои сигареты.
– Кто опять взял мои сигареты?!
– Вот они упали, – показывает клиентка.
Нора величаво поднимает коробку с пола.
Смотрит немигающим взглядом минуту на клиентку, та уменьшается на глазах.
– Что хотим?
Переговоры идут чисто символически – Нора лучше знает, что надо.
– Варианта нет, поверь мне – тебе будет так хорошо, и не просто хорошо, а отлично! Ты же еще сюда придешь? – и смотрит в упор.
Клиентка ежится и быстро кивает, чтобы не получить люлей.
– Смотрела сегодня рекламу про эпилятор – там все довольные были, как тракторы, – вытаскивая прядки через дырочки, говорит Нора. – Это все правда, интересно, или опять для идиотов?
– Страшное фуфло, – стараясь не замечать уколов крючком в голову, клиентка старается угодить Норе всеми доступными средствами.
– Так я и думала, – хмыкает Нора.
– Жанна! Свари девочке кофе.
– Я не буду, – попискивает девочка. – Я сигареты не взяла.
– Покуришь мои, подумаешь, – Нора даже не слушает фразы, в которых есть частица «не».
… – Ну так если ты так над своими волосами трясешься, возьми эту маску – люди по две банки берут. Бамбук! Я сначала тоже подумала – нам еще в этой жизни бамбука не хватало, а ты смотри – народ доволен. Берешь?
Попробуй не возьми тут.
– Чем ты недовольна? «Семь-один» для тебя темновато, говорю, я же знаю.
– Я всегда…
– Вот одна помывка – цвет сядет на место! Варианта нет! Ты сама сюда придешь и мне спасибо скажешь!
– А я причесать не хочу, только посуш…
– Нет, я уложу, мне самой интересно, что получилось! Шикарно, говорю тебе, куда ты смотришь. И ничего не темновато!
Клиентка отдувает челку и уходит, вся в пятнах.
– Оххх, – грузно садится Нора на свой табурет и закуривает.
Внучка с креативным наследием бабушки на голове (иссиня-черный «боб» с косой челкой) ищет в тумбочке чего-нибудь пожевать.
– Иди, купи себе поесть и кофе заодно.
Бабушка управляет всем миром, глядя на него сквозь дым пахитоски.
Магазинчик стареньких супругов Важи и Сулико, вовсю задувает вентилятор, пухлощекая девочка-продавщица взвешивает мои фрукты-овощи, я одним ухом слушаю элегантную даму средних лет:
– …завтра сама туда пойду, пора уже. В этом парке одни пенсионеры бегают – знаешь, как его называют?
– Ну, – спрашивает Мзия, которая в жизни не побежит просто так, потому что она из Дедоплисцкаро[3], понимает все эти столичные штучки, не одобряет, но делает вид, что ей все равно.
– «Никто не хотел умирать», – говорит по-русски элегантная дама и под взрыв хохота осанисто проходит к Сулико. – Дорогая, я по сравнению с тобой – старая плесень, набери-ка мне помидоры подешевле – для обеда.
Сулико иронически смотрит на шикарную длинноногую тетку, и ей лестно, что та считает ее моложе, но вздыхает и роняет:
– Как я боялась цифры 60, казалось – все, – смерть пришла.
– Ой, и я возраста боялась, – подхватывает дама, – когда мне было 27 лет, лежу – извините за подробности, – читаю Стендаля, а там фраза – «ей было двадцать четыре, и она сидела одинокая и всеми покинутая, как и положено старой деве». Я упала с кровати!!! А сейчас – в тридцать еле замуж выгонишь.
– Не знаю, – недоверчиво отвечает Сулико, – шестьдесят все равно много, как ни крути. А что это у тебя – юбка порвалась?
– Нет! Это такой разрез! И мне плевать, что все думают! – победно восклицает дама, хватает свои помидоры и уносит длинные ноги с порванной юбкой прочь.
Вечер в тбилисском дворе.
Во дворе многоквартирного корпуса стоит небольшой частный дом, чудом спасшийся от инвесторов благодаря кризису.
Чудовищный зной распахнул все окна и двери, раздел приличных горожан до трусов, выгнал на балконы и подоконники, и несчастные обезвоженные страдальцы чутко ловят малейшее движение воздуха.
На первом этаже маленького дома живут три женщины – мать и дочь и с ними молоденькая деревенская родственница с ребенком, принесенным в подоле, – ее не то чтобы выгнали из родительского дома, а вроде как отослали подальше от языков.
Жители большого дома вяло наблюдают происходящее на кухне нижней квартиры, как реалити-шоу.
Дочь сидит за столом, раскинув ноги в латексных сапогах, мать возится с тарелками, родственница мельтешит где-то на заднем плане.
– Этери, – хрипло зовет дочь мамашу, – помоги снять эти чертовы сапоги, сил нет никаких.
Она – кормилица, все безропотно выполняют ее капризы. Этери стаскивает разогретые, как гудрон, сапоги, дочь-кормилица Снежана, черная, как положено по имени, отклеивает ресницы и жалуется на все разом.
Звонит мобильный телефон.
– Да, слушаю. Да, привет. Хорошо. Жарко, да. Что надо? Троих? Найду, конечно. Во сколько? Заметано.
– Так, – оживляется Снежана и рассуждает вслух: – Заказали троих. Я – одна штука, вторая – Нинуца из Кутаиси приехала, дай ей Бог здоровья, а третья – где мне взять третью?
Безмолвные зрители тоже навостряют ушки – происходящее приобретает манящий вкус приключения.
Минут пять идут поиски и рассуждения, но безрезультатно.
– Этери! – странным тоном говорит внезапно Снежана.
Этери роняет крышку и молча машет руками.
– Этееери!!! – угрожающе повторяет Снежана. – Ну где же мне третью взять тогда?!
Этери так же молча кивает на родственницу.
– Мать, ты чокнулась? Ну куда эту скелетину Гулико, кто на нее позарится – тридцать кило весу, наш новогодний индюк и то был упитаннее, вся как рыболовный крючок, нет-нет-нет. Этери – спасай!
– Наклей на нее свои ресницы, сапоги натяни, парик надень – и за пятьдесят лари употребится на «ура»! – выдает наконец вечномолчащая Этери, и публика разом взрывается петардами дружного рогота – обессиленные мужчины почти выпадают с подоконников, за ноги их держат визжащие жены.
Снежана в недоумении подходит к окну и смотрит на соседей.
Респектабельная широкомыслящая докторша Манана машет ей рукой и кричит:
– Снежанчик, солнышко, как дела? Почему ты со мной на улице не здороваешься?
Снежана делает большие глаза:
– Женщина, ты совсем дура? На людях не хочу тебя осрамить, неужели непонятно! – Затем возвращается на место за столом и кричит: – Гулико, отдай свою козявку Этери и иди сюда, краситься будем!
Согнутая от кахексии Гулико прижимает к себе младенца, качает его и молчит.
– Граждане!!! Выйдите вон, я вас умоляю, вы люди или нет?! Здесь дышать негде, постойте за дверью. Господи! Мечта всей жизни – уйти с работы ровно в шесть!! И вы – да-да, тоже, – выйдите. Нет, сегодня не могу – я маковой росинки в рот не положила за весь день, видите бумаги? А что делать?! А что делать?! Мне знаете куда ехать – в Мухиани!! Это конец мира, дальше жизни нет, дорога – два часа, пожалейте меня – я тоже человек. Тут все чьи-то родственники, соседи и одноклассники. Нет! И спасибо никто не скажет, выйдите вон.
Нотариальная контора с плохо промытыми окнами, грудами мультяшно-толстых папок и стенами в обоях еще с советских времен пахнет ладаном и воском – скорбные сотрудницы во всех углах устроили иконостасы с лампадками.
Единственный источник энергии – помощник нотариуса Иамзе, перпетуум мобиле, чей темперамент просит большой сцены.
Стена возле нее увешана коллекцией денежных знаков всего мира – штук двести, прикнопленные наискось, они создают концептуальное помещение.
Иамзе маленькая, круглая, краснощекая и со стальными глазами, из которых льется свет, как у ангела Апокалипсиса – я ни разу не видела ее в статичном положении: она кричит пионерским голосом, отчитывает вялых сотрудниц, которые подпитывают собой ее моторчик, она хохочет, как диавол, на все шесть комнат конторы, пугая посетителей, или стремительно печатает, диктуя себе вслух, одновременно треща по телефону.
– Простите, – встреваю я. – Мне всего-навсего сделать копию метрики, сюда вперед меня батальон зашел, а я что, негр, что ли?!
В ответ на мгновение – ужасная тишина, жду, что в меня ударит молния и испепелит на месте, но внезапно Иамзе взрывается хохотом:
– Да я в жизни никого белее не видела, заходи!!
Уфф, угодила.
Жду, пока томная ассистентка внесет информацию в базу данных.
Отвергнутая на сегодня посетительница поджимает губы и удаляется.
