– Пошла жаловаться Лауре, – заключает Иамзе. – Сейчас та придет и всучит мне это дело, за что, за что?! И никакой благодарности!!!
В самом деле – в комнату вплывает местная правительница, Великая Мама Маркеса – Лаура, огромная, медлительная, с удивительной красоты глазами на жабьем лице.
– Иамзе, что ты дурака валяешь? Это знаешь кто? Сегодня до двух света не было, не ври, что устала.
– Знаю-знаю!! – вспыхивает Иамзе, и упавший из-за облаков луч грозно зажигает ее красные волосы. – Это беспонтовая тетка выдумала, что она, конечно же, крестная двоюродного брата твоего мужа!!! Ставь печать!
Лаура застывает, утробно дыша, поворачивается всем телом:
– Она дело знает, просто шумит много.
– Боже мой! – остервенело стучит по клавишам Иамзе. – Какая я была в двадцать лет – нежная! Тихая! Розовая! А сейчас – кто я сейчас?!
Возле Иамзе на стене прикноплены разномастные листочки бумаги с текстами. Напрягаю зрение:
«Одной сумасшедшей – от другого сумасшедшего. Целую ручки. Роин».
Самый большой и свежий лист гласит:
«Иамзе, или ты мне сделаешь, наконец, доверенность, или уезжай прочь из Грузии!!» (Подписано неразборчиво.)
Пока она печатает мой документ, причитая о способах воспитания своих детей, читаю самый маленький листочек:
«Когда же Моцарт ноты подбирал,
Время устыдилось и временно замерло.
Нико Гомелаури»[4].
Мы с Иамзе мельком смотрим друг на друга и понимающе улыбаемся.
Грустно и понимающе.
Какой маленький город Тбилиси.
Эсма, капитальная старая дева лет сорока, мелет кофе в не менее капитальной кофемолке, оставшейся от приданого покойной матери.
Стоит пояснить, что такое капитальность старой девы: она настоящая, чистопородная беспримесная старая дева без единого пятнышка на репутации, но из категории добрых старых дев – есть старые девы с грифом «злые», это бубонная чума, а не женщины, они тиранят весь белый свет, и в особенности своих семейных братьев, которые обязаны их содержать до конца света.
Эти мегеры фактически ухитряются стать правителями в доме, оттесняют невесток от воспитания детей; впоследствии именно их голос на семейном совете становится решающим.
Эсма – добрейший божий одуванчик, но у нее есть принципы, и это тяжело.
Когда-то к Эсме сватался разведенный Нугзар, который ей очень даже нравился, но уступить хоть миллиметр священной территории принципов было равносильно утрате собственного «я» – разведенный мужчина никак не может посягать на сердце Эсмы, поэтому она хранит память о нем в глубине своего негибкого сердца, понимает, что по-другому быть просто не могло, и вовсе не обижена на мир, что делает существование с ней чрезвычайно комфортным.
На кухню выходит невестка Эсмы – Натела. Несмотря на то что она вышла замуж за Эсминого брата сто лет тому назад и успела родить троих детей, ее невинная золовка по-прежнему умнее ее и остается ее наставницей и наперсницей.
Эсма все-таки девица не домашняя, она работает – в лаборатории среди пробирок, видела жизнь и вообще – остренькая.
Продолжая хрустеть зернами кофе – спинка прямая, на затылке пучочек, носик покраснел, – Эсма обращает внимание на унылую физиономию Нателы.
– Душа моя, ты не заболела?
– Лучше бы я заболела, – машет рукой в отчаянии Натела и вдруг, как царевна Несмеяна из старого советского мультика, брызжет слезами из обоих глаз: – Эсма, он не обращает на меня никакого внимания! Вчера с кошкой возился весь вечер, а я – как табуретка! Или домашний робот! Вуэээ…
– Почему, душа моя, Амиран очень, очень тебя любит и ценит, ты прекрасная жена и мать, и…
– Ага, ага! Мать! – Натела взвывает, но спохватывается и зажимает рот рукой.
Эсма даже прекращает молоть кофе и присаживается поближе.
– Знаешь что? Я тебе вот что скажу: ты слишком мало времени уделяешь себе как женщине. Я, конечно, мало что об этом знаю, но кино видела – там жена перед сном надевает пеньюар – у тебя же есть пеньюар? Тебе на свадьбу дарила Сурие-мамида, помнишь? Почему ты его не носишь?
– Да у меня дети маленькие были все время, какой еще пеньюар?
Эсма возмущенно выпрямляется и пускает залпы из глаз:
– Ты что думаешь, твои голубые поханы[5] и ватный балахон кому-то могут понравиться?! Я, конечно, девушка, но столько понимаю: жена-снеговик – это не предел мужских мечтаний! Застегнется до ушей на пуговки и храпит всю ночь, вот уж все на свете перехочешь!
Натела густо краснеет и с сомнением смотрит на золовку: так ли она невинна, как принято считать? Но, впрочем, главное сейчас – сдвинуть дело с мертвой точки и привлечь внимание охладевшего мужа.
– Так ты говоришь – пеньюар…
– И не только, – в запале продолжает курс молодой куртизанки Эсма. – Распусти волосы, духи попшикай, пройдись перед ним в спальне – а?
Натела, обнадеженная, шмыгает носом и идет искать по шкафам белый кружевной пеньюар производства ГДР, подаренный еще при советской власти.
На следующее утро картина повторяется.
Эсма мелет кофе, Натела вываливается с красными глазами и готова брызнуть еще раз струями горьких слез.
– Ну что? – неловкость забыта, потому что нужны итоги эксперимента. – Надела?
– Надела!
– Волосы?..
– Распустила!
– Трусы поменяла на маленькие?
– Ну конечно, есть у меня такие, в розовый мелкий…
– Так что было не так?!
Натела собирается с силами и выговаривает:
– Он сначала не обращал на меня внимания, как обычно, а когда я прошлась прямо перед его носом – чуть не сбила рукавом вазу, заботливо так сказал: «Натела, чего ты раздетая ходишь, простудишься!» Вуээээ…
И залилась-таки потоками горьких слез двоечницы.
Эсма, как и положено капитальной старой деве, сохранила спокойствие и продолжила вертеть рукоятку. В ее остренькой голове зрели новые соблазнительные идеи.
– Вы мама Наны? Здравствуйте, вы нас не помните? Мы ее одноклассники – Зура и Шалико. Ну помните – мы во дворе у вас костер жгли в форме сердца? Помните нас?Мы в нее влюблены были. Хотя откуда нас помнить – все были в Нану влюблены. Все! Ха-ха, просто все поголовно, и до сих пор Нану обожаем! Передайте ей приветы от нас, ладно, теть Джуля? Давно не видели. В одном городе живем – странно, да? И ни разу не встречали! Как она, теть Джуль – замужем, конечно? Муж не козел? Да подожди ты, не толкайся – теть Джуль, хороший муж? Точно? Да знаю я мам – что ни спроси, все хорошо у детей. Передавайте приветы, ладно? Она красавица была в школе – да что в школе, я в жизни никого красивее не видел! До свидания, тетя Джуля!
Нана выходит из поликлиники с детьми – на улице ветер, голова замотана шарфом, нос красный, руки в цыпках. Дети дерутся, Нана шипит на них, между бровями – две вертикальные складки.
Они садятся в такси; ей звонит мама и что-то взволнованно жужжит. Нана смотрит в окно – там деревья гнутся, дети рядом возятся и снова начинают драться.
Нана невнятно мычит в ответ, потом случайно видит себя в зеркальце и начинает хохотать.
Таксист косится на нее, дети замолкают. Нана хохочет все громче и громче – до слез. Мамин голос делает в трубке стаккато.
– Мам, ты чего? Джуля тебе что рассказала – анекдот?
– Ох, – вздыхает Нана и вытирает слезы. – Ох. Видели бы они меня сейчас!
Потом обнимает детей и начинает звонить подруге.
Лицо ее сияет, и складок больше нет.
НЕ ЕШЬТЕ ГОЛУБОГЛАЗОГО ВЕРБЛЮДА!
– Доброе утро, Мимуна!
– Привет, Мария! Тебя Кейс искал, срочно. Что-то у него случилось, волосы дыбом, очки набекрень.
– Хорошо, сейчас пальто повешу и зайду к нему.
– Кейс, привет, ты меня искал?
– Доброе утро, Мария! Да, звонил господин Хуйман и очень ругался, что не получил пенсию в этом месяце. Что ты смеешься?
– Да так, его фамилия на голландском означает «хороший человек», а на русском – совсем даже наоборот. Лингвистический шок. Ну неважно, давай я посмотрю, что у него там. Вот, посмотри. Он бывшим женам алименты долго не платил, вот у него долги и накопились. А теперь по решению суда его пенсию заморозили в пользу алиментов. Так что в данном случае ругать можно только себя, четыре развода – это никаких денег не хватит. Только как получилось, что он об этом не знал, не получил письмо из суда?
– У него почтовый ящик в Голландии, а живет он постоянно в Таиланде.
– Тут он прав, – заржал Мартин, – с такими жалкими остатками пенсии этому старому пердуну теперь только тайки дадут.
– Жестко! Кейс, знаешь что? Позвони господину Хуйману, скажи, что мы можем выплатить ему аванс, а потом удержим по частям из его пенсии, спроси, какая минимальная сумма его устроит. Просто чтобы он совсем без денег не сидел. А я сделаю срочный банковский перевод.
– Спасибо, ты просто чудо!
– Что это у тебя? Стиг Ларссон?
– Да, «Мужчины, которые ненавидят женщин». Читала?
