Вилен включил радио и принялся готовить себе завтрак. К кулинарному процессу он всегда относился серьезно. Его кухня всегда сияла чистотой, на посуде не найти и пятнышка жира – готовить в такой обстановке было одно удовольствие. Вилен сам убирал квартиру каждые три дня, чтобы не запустить быт и не стать таким неряхой, как многие холостяки. Можно, конечно, как другие, питаться сосисками, яичницей и макаронами, но зачем обеднять свою жизнь? Да и для здоровья неполезно. Готовить Меркулов умел и любил, в свободное время с удовольствием смотрел кулинарные сайты или передачи по телевизору, искал интересные рецепты и совсем не прочь был при случае приготовить что-нибудь сложное, экзотическое и оттого безумно вкусное.
И все-таки гораздо вкуснее было бы кормить приготовленной своими руками едой другого человека. Женщину. Тамару, например. Вилен все чаще думал о ней и все чаще представлял ее в своем доме. Пока она еще ни разу не бывала тут, как-то все не получалось пригласить. Но в мечтах Меркулова Тамара уже поселилась в его загородном доме и стала в нем полноправной хозяйкой. В том числе и на кухне. Он знал, что она умеет делать домашние консервы и заготовки. В те дни, когда они после ресторана, выставки или прогулки заезжали к ней, Тамара не раз угощала его и чудесными хрустящими солеными огурчиками, и сладкими болгарскими маринованными перцами, и разнообразным вареньем – айвовым, вишневым, земляничным, абрикосовым, смородиновым… Меркулов надеялся, что ей понравится стиль его кухни, хоть и наверняка покажется непривычным после «старосоветского» стиля, десятки лет царившего в ее доме.
Своей кухней он очень гордился – хоть отправляй фото в лучшие мировые журналы о дизайне. Как раз в тот момент, когда он начал строить свой загородный дом, он вдруг понял, что смертельно устал от антиквариата и хочет оформить хотя бы часть интерьеров в современном стиле. На кухне это ему полностью удалось. Тумбы и встроенная в них техника находились на небольшом возвышении, по краю которого была вмонтирована подсветка. Не функционально, зато как стильно! Благодаря этому возвышению кухня зрительно казалась больше, так как делилась на зоны. У высокого, во всю стену, окна расположились мягкий диван-уголок (Вилен не поскупился на обивку из натуральной кожи), круглый стол и три стула с прочными металлическими каркасами. На потолке множество небольших светильников, позволяющих создать любую интенсивность освещения. Можно устроить романтический полумрак, можно включить часть, а можно и врубить их все на полную мощность, что иногда бывает необходимо, если делаешь что-то кропотливое, например вручную фаршируешь маслины. Все в бежевых и охристых тонах, с оранжевыми акцентами. Вилен не один день провел, проектируя свою кухню в специальной компьютерной программе. Доверять работу дизайнеру он не стал, хотел все сделать сам. Ему тогда это было просто необходимо: как можно больше думать о работе, о бизнесе, о постройке и обстановке дома.
Это был период, когда он развелся с женой и остро нуждался в переменах. Тогда он был уверен на все сто, что никогда в жизни не захочет больше связать свою судьбу ни с одной женщиной. Но прошло не так уж много времени – и он уже постоянно думает о том, как в этом доме поселится Тамара. Представляет себе ее на кухне, на веранде, в саду… Наверное, ей понравится ухаживать за садом, она будет сажать цветы, а может быть, и разобьет пару грядок, чтобы к столу всегда была свежая зелень… Пока еще они не говорили обо всем об этом, но Меркулов уже знал наверняка, что такой разговор состоится.
И потому идея Нины насчет празднования его юбилея оказалась совершенно некстати. Но отменить Вилен уже ничего не мог, максимум, что ему удалось, – уговорить бывшую праздновать не у него дома, а в ресторане. Ввести Тамару к себе в тот момент, когда в доме хозяйничает другая женщина, казалось Меркулову верхом неприличия. Но и остановить Нину, так увлекшуюся организацией вечеринки, тоже было нельзя, проще остановить бегущего носорога. Потому Вилен все еще никак не решался сказать Тамаре о юбилее, хотя оставалось уже меньше недели. Будь его воля, он бы, конечно, сделал все иначе. Не стал бы звать никаких гостей, а провел бы этот августовский день только с ней. Они бы съездили за город, если бы позволила погода, погуляли бы по лесу или парку, по берегу реки или пруда, потом отправились бы в ресторан. А потом Вилен попросил бы ее продолжить историю Антона и Оли – уж очень ему хотелось знать, что было с этими ребятами дальше. Даже в перерывах между рассказами Тамары Меркулов продолжал иногда думать о них, фантазировать и представлять себе, что чувствовали эти юноша и девушка, какие у них были мысли, что происходило, как строились и развивались их отношения.
Глава тринадцатая
Пьянящий воздух свободы
С той поры у Антона начался новый, удивительно счастливый период его жизни – счастливый, даже несмотря на присутствие в квартире тетки и то, что он все так же проводил за шкафом бо́льшую часть суток. Но и стоя там, в этой щели, уткнувшись лбом в заднюю стенку гардероба, он думал уже не только о том, как жестоко обошлась с ним судьба, но и о том, что пройдет еще столько-то часов, потом настанет ночь, потом утро, Зоя уйдет на работу – и они наконец-то останутся вдвоем с Олей. С этой мыслью все переносилось как-то легче.
Теперь Антон снова начал вести счет дням недели, чего не делал уже давно. Выходные он ненавидел – хоть Оля и была в эти дни свободна, но Зоя тоже иногда оставалась дома, лишая их возможности видеться. Но зато четверги были настоящими праздниками – в эти дни тетка дежурила у себя на фирме и возвращалась домой только вечером, в седьмом часу, а иногда и позже, так что до этого момента все время было полностью в их с Олей распоряжении. И они старались не терять ни минуты, проводя его в разговорах и за музыкой. «У нас с тобой прямо как у аристократов девятнадцатого века – музыкальные четверги», – смеялась Оля. К счастью для Антона, у нее был гибкий график, она сама могла составлять себе расписание и старалась строить его так, чтобы почаще бывать с ним, когда это возможно.
День за днем, каждое утро, Антон просыпался ни свет ни заря, уже без всяких часов зная, что скоро пять, и с нетерпением ждал, когда хлопнет дверь, и Зоя уйдет. Тогда он выходил из-за шкафа, быстро приводил себя в порядок, спешил в кухню, садился напротив Олиной двери и тихонько сидел там, ожидая, когда она проснется. Оля занималась в консерватории во второй половине дня, потом еще часто ходила на концерты или в театры, возвращалась поздно и утром спала обычно часов до восьми. Не будь Антона, она вставала бы еще позже, – но она знала, что новый друг ждет ее и дорожит каждой минутой, проведенной с ней вместе, и потому старалась пораньше лечь и пораньше проснуться, чтобы утром побыть с ним побольше.
Антон сидел на табуретке и почти не отрывал взгляда от двери. Как долго тянулось время с шести до восьми, целую вечность! Но вот в комнате за кухней слышался шум, движение, открывалась дверь, и наступал счастливый миг – выбегала Оля, заспанная, в длинной ночной рубашке, смотрела на него, улыбалась, целовала его в щеку, говорила: «Я сейчас!» и, потирая глаза маленьким кулачком, пропадала в ванной.
Недолго поплескавшись, она выходила веселая, розовая, посвежевшая, как будто бы заново родившаяся. Быстро переодевалась, возвращалась к Антону, и они вместе начинали готовить завтрак. Первое время Оля удивлялась, что Антон не умеет делать самых простых вещей, даже газовую плиту у него не всегда получается сразу зажечь, не говоря уже о готовке. Сначала она дружески посмеивалась над этим, но быстро поняла, что ее шутки, пусть и совершенно безобидные, все равно задевают его самолюбие. И тогда она стала потихоньку учить его, учить самым простым бытовым вещам – как держать нож, чтобы не порезаться, как сварить яйцо всмятку и вкрутую, как заварить чай, как открыть консервную банку. И Антон всему учился – не слишком быстро, но очень старательно, чтобы не ударить перед ней в грязь лицом.
«Удивительно, – думала Оля, – что родные, которые так любили его (Антон уже неоднократно рассказывал ей о своей семье, о бабушке и дедушке, о родителях и о старшем брате), не научили его всему этому… Конечно, их можно понять, его берегли, заботились – вот и делали все за него, хотели, чтобы ему было проще, легче… Но ведь это неправильно! Когда любишь ребенка, даже особого, надо не прятать его от жизни, а готовить к ней, чтобы, когда настанет пора, он мог бы справиться со всем самостоятельно. Ведь родители, увы, не вечны – как бы нам, детям, того ни хотелось…»
Когда завтрак был готов, они усаживались друг напротив друга, с аппетитом ели, пили чай с чем-нибудь вкусненьким и разговаривали. Антон говорил немного, да и о чем, собственно, кроме своей семьи и музыки, которую все равно бессмысленно обсуждать словами, он мог поведать? Так что солировала больше Оля, она рассказывала обо всем на свете – о городах, в которых сумела побывать, о спектаклях и концертах, которые видела, об интересных людях, с которыми встречалась… Да просто о жизни, которая текла, бурлила, кипела за стенами квартиры, где был заключен, точно узник, Антон. Видя, как жадно он впитывает, точно губка, все, что она ему говорит, Оля рассказывала самые разные истории, но при этом всегда старалась выбирать такие, которые вселили бы в сердце ее друга надежду, заставили бы его задуматься, поверить в себя и попытаться что-то изменить.
