От всех этих потрясений у Антона закружилась голова. Он стал потихоньку оседать, и хрупкая Оля, буквально подхватив его, усадила на лавочку.
– Что с тобой?
– Не знаю. У меня все плывет перед глазами…
Над головой было огромное, бесконечное небо вместо ставшего уже привычным обшарпанного потолка… В это небо, обрамленное со всех сторон крышами домов и верхушками деревьев, было страшно смотреть – Антону казалось, что еще чуть-чуть, и сила притяжения не удержит его, ноги оторвутся от земли, тело начнет подниматься, как наполненный теплым воздухом шар, и унесется в эту безбрежную прохладную даль, голубизна которой подчеркивалась чернотой крыш и золотом листьев. Пальцы сами собой вцепились в край скамейки, и Антону не сразу удалось разжать их. Лишь тогда, когда убедился, что земля все-таки держит его прочно, не отпустит. И ощущение, что все шатается и плывет, что равновесие теряется, а руки и ноги – как чужие, постепенно стало проходить.
Так он сидел около десяти минут, потихоньку привыкая. А когда мир вокруг начал более ли менее вырисовываться и принимать реальные очертания, Антон сказал Оле:
– Может быть, на сегодня хватит?
И она не стала спорить, взяла его под руку и повела назад.
С тех пор каждое утро, невзирая на погоду, после завтрака они отправлялись на прогулку. Сначала каждый раз при выходе из подъезда все начиналось заново. Голова сильно кружилась, все плыло перед глазами, небо набрасывалось, точно собиралось утянуть в себя, как гигантский пылесос… и Антон только успевал уже сам быстро садиться на лавочку. Но через несколько дней стало лучше, и они начали гулять. Сначала недалеко, по двору, затем подальше – взад-вперед по Тверской, а через пару недель стали доходить и подальше, до Моховой улицы и Манежной площади.
Первое время Антона и Олю сильно беспокоили встречи с соседями. Пусть тех, кто помнил семью Назаровых и узнавал Антона, осталось не так уж много – кто-то умер, кто-то уехал, продав или сдав дорогую квартиру, – но они все же имелись. Так, во время своей второй прогулки молодые люди встретили Тамару, дочь Катерины, бывшей домработницы, и та очень удивилась, увидев Антона. Она рассказала, что Катерина недавно умерла – почти сразу же после того, как они втроем съездили с Антоном на кладбище к его родным. А еще выяснилось, что Тамара неоднократно расспрашивала Зою о племяннике, и та говорила, что парень совсем плох, его пришлось положить в психиатрическую больницу, откуда он уже, скорее всего, не вернется. Услышав такое, Антон совсем растерялся, но, как всегда, спасла положение Оля. Она засмеялась, процитировала остроту кого-то из классиков «слухи о моей смерти сильно преувеличены» и сказала, что Антон действительно какое-то время был нездоров, но теперь явно пошел на поправку и из больницы его отпустили домой. В заключение этого убедительного монолога Оля попросила Тамару не говорить ничего тетке Антона – она пока не разрешает ему гулять, опасается, как бы не стало хуже. Тамара полностью ей поверила и обещала не выдавать их.
С тех пор молодые люди постоянно были настороже, ведь в любую минуту мог попасться навстречу кто-то знакомый, а потом без всякой задней мысли поведать об этой встрече Зое. Хотя бы та же консьержка… Но, на их счастье, все как-то обходилось. Возможно, во многом играло свою роль время, в которое происходила эта история, – начало девяностых. В стране была неразбериха, местами уже граничащая с хаосом. Тем же консьержкам скоро перестали платить, и они часто сменялись. Соседи же были заняты своими делами, ежедневными проблемами, как прожить, где взять денег и достать самое необходимое. Всем было не до чужих забот. Так что скоро ребята перестали тревожиться и начали получать только удовольствие от совместных прогулок.
Их любимым местом стал Александровский сад, хотя там бывало людно даже по утрам в будние дни. Но Антону это было интересно, он рассматривал прохожих – спешащих по делам клерков, приезжих, матерей с детьми, старичков с маленькими смешными собаками, влюбленные парочки. Как же он отвык… от всего. От того, как выглядят люди, как они движутся, не ограниченные четырьмя стенами. Как он сам движется, не имея возможности в любой момент схватиться за стену. И почва под ногами как будто неровная – поначалу Антон то и дело спотыкался даже на асфальте, забывал смотреть себе под ноги, а если смотрел на землю – то забывал следить за дорогой. И если бы не Оля, придерживающая его под руку, сталкивался бы и с идущими навстречу прохожими, и с деревьями, и с фонарными столбами.
И все же, хоть на улице не было уютного и безопасного узкого пространства зашкафья, Антону понравилось находиться там. Особенно понравилось ощущение свободы и простора. И понравилось настолько, что захотелось отныне и навсегда выходить вот так с этой чудесной девушкой на прогулки, чинно вышагивать по аллеям, любоваться опадающей листвой, с интересом рассматривать прохожих…
Но стоило об этом подумать, как сердце начинало ныть от тоски. Ведь это все временно, это счастье мимолетно, подобно стайке голубей, выпорхнувшей из-под ног, едва ты к ним приблизился. Пройдет год, даже меньше, настанет весна, Оля закончит учебу и уедет обратно к себе в Ленинград или, как его теперь надо называть, Санкт-Петербург (Оля все время его поправляла), а он снова останется один. И без нее даже не сможет выйти из дома, потому что ключей у него снова не будет… Он ведь уже не маленький, не тот, что прежде, и понимает, что однажды это произойдет. И даже довольно скоро. Стажировка у Оли два семестра – до лета. И это значит, что пролетит всего-то семь с половиной месяцев – и Оля навсегда исчезнет с его горизонта. У нее начнется новый период в жизни, она встретит человека, которого полюбит, который полюбит ее, они поженятся и будут счастливы. Зачем ей при этом Антон – странный, убогий, не от мира сего? От этих мыслей становилось так горько, что хотелось разрыдаться. Но Антон не позволял себе этого и невероятным волевым усилием заставлял себя не думать о плохом. Когда случится – тогда он и будет переживать. Все равно изменить ничего нельзя. Но, по крайней мере, сейчас, в данное мгновение, он может быть счастлив, идя рядом с Олей, и наслаждаться каждой минутой, проведенной с ней вместе.
Тем временем осень уже окончательно вступила в свои права, природа хмурилась, холодало, погода все меньше располагала к прогулкам. Выходить на улицу они стали реже – Оля опасалась, и не без оснований, что у Антона, столько времени проведшего взаперти, пропал иммунитет и он легко может подхватить любую инфекцию. Антон слушался свою подругу, хотя и скрепя сердце – гулять ему вдруг неожиданно стало нравиться. Однажды в пасмурный день он все же уговорил Олю выйти ненадолго, в надежде, что дождя не будет, но прогноз не оправдался – едва они прошли мимо Итальянского грота, как начался сильный дождь.
– Ну, вот, я же говорила! – с досадой воскликнула Оля.
Она, конечно, взяла с собой зонтик, но понимала, что это не спасет, пока дойдут до дома под таким ливнем, все ноги будут мокрые. Ей-то ничего, она привычная, их, петербуржцев, дождем не удивишь – но Антон… Пришлось срочно укрыться в арке под мостом, ведущим в Кремль через Кутафью башню. Там уже собралось несколько человек, тоже решивших переждать дождь в укрытии, их число увеличивалось с каждой минутой, люди хоть и нехотя, но теснились, давая место вновь прибывшим. Стоя рядом, Оля и Антон молчали, казалось неловко говорить о своем, личном, в присутствии посторонних. Тут за спиной Антона кто-то громко позвал:
– Андрей!
Антон вздрогнул и сразу обернулся. Что бы там Оля ни говорила о прошлом, которое надо отпустить, он все еще хотел верить в то, что его брат жив и когда-нибудь вернется. На улице он с надеждой вглядывался в каждую высокую статную фигуру на улице, особенно если это был человек в форме, оглядывался, если слышал имя брата. Но, конечно, никто из военных, мальчишек, которых звали родители, или студентов, встретивших своих приятелей, не был его Андреем.
Так вышло и на этот раз. Человек, которого окликнули, хоть и был молод, но не имел ничего общего с его братом. Стоя совсем близко к нему и его собеседнику, Антон невольно слушал их разговор. Собеседник расспрашивал Андрея о его жизни, и тот жаловался в ответ, что все как-то не клеится. С девушкой расстался, она его бросила, ушла к другому – бывшему их коллеге-инженеру, а теперь челноку, который в Лужниках турецкими шмотками торгует. Живут они с родителями все там же, в жутких условиях, достало уже сидеть друг у друга на головах, а перспектив никаких – на очереди вроде стоят, но теперь в стране все изменилось, черт его знает, когда дадут квартиру и дадут ли вообще… И на работе непонятно что творится, зарплату стали платить с перебоями, ходят слухи, что лавочку скоро вообще прикроют, народ разбегается кто куда, как крысы с тонущего корабля. Неудивительно, что у него, Андрея, уже который месяц депрессия…
