Федоров оценивал интерьер с другой точки зрения. Одних шкафов штук десять. Не считая тумбочек и ящичков. Пока все обыщешь! В этой хате бригадой целый день трудиться можно.
Ничего криминального в избушке, на первый взгляд, не было. Даже в бачке унитаза, куда на всякий случай заглянул мелкий романтик. На второй взгляд тоже. Да и что, собственно, они хотели найти? Мешок героина или девушку в подвале на цепи? В лучшем случае незарегистрированный ствол или домашнюю порнушку. Вячеслав Андреевич поехал сюда скорее от безысходности. Сказал «М», говори и «Ж». Не хотелось даже в глазах великозельского истеблишмента выглядеть слабаком, не отвечающим за слова.
Дима же хоть и жаждал мести, но сюда приехал по несколько иной причине. Лучшей возможности решить личную проблему может и не представиться. Служба службой, а за любимую женщину необходимо бороться.
– Послушай… Мы люди прямые. Давай договоримся. Я тебе во всем помогаю. Увезти, привезти, на обыск съездить, допросить, закопать и прочее. Но с одним условием. Ты оставляешь Настю в покое.
– Не понял, – Золотов выглянул из-за створки распахнутого шкафа.
Не переутомился ли коллега, вороша чужое имущество?
– Чего тебе, ты ж из Москвы! Уедешь и через неделю про нее забудешь.
– Я из Калининграда, – поправил майор Фейк, свято помня о легенде.
– Да какая разница?! У тебя там женщин, что ли, мало? Не хватает для коллекции? Видали мы таких, командировочных! По всей стране мотаются, в каждом городе баба ждет. Ты тут порезвишься, поиграешь и свалишь. А нам здесь жить!
– А с чего ты взял, что я с ней играю? Мы просто в одном купе ехали.
– Настя рассказала, – в голосе романтика зазвучали фальшивые нотки, – как вы по курганам гуляли.
– И что еще она тебе рассказала? А может, наоборот, ты ей рассказал? Про завтрак в ресторане, про салфетку. Про Мальвину, которая ко мне приходила. Кстати, я ее не вызывал, сама пришла.
– Слушай, это – твое личное дело. Резвишься ты с проститутками или в города играешь, меня не касается. Только от Насти отстань, – продолжал бороться за счастье Федоров.
Да она, похоже, сама уже отстала.
– Пас меня, что ли? – Вячеслав Андреевич смерил соперника презрительным взглядом истинного арийца.
– Сдался ты мне! Если бы не Настя, я бы тебя в упор не заметил. Я её пас, – эмоционально признался горе-ухажер и тут же поправился: – В смысле следил. В смысле интересовался, как и с кем проводит время. В смысле чтобы оградить ее от ненужных связей.
– В смысле! В смысле! – передразнил Золотов и фыркнул. – Это у вас тут, прямых людей, обычное дело, да? А в ресторане как оказался? Завтракал? Так там один завтрак половина твоего оклада.
– Случайно, – неуверенно соврал романтик, слегка краснея, – думал, вы туда вместе пойдете. Короче… Люблю я ее.
– А она?
Романтик вздохнул так, как вздыхают проигравшие миллионный процесс адвокаты и палачи, не отрубившие голову с одного удара. Опустился на итальянский стул.
– Она мне, прикинь, не говорит ничего! Ни да, ни нет. Больше года эта ерунда тянется. Я уж и так и эдак. Ты скажи прямо – пошел вон или… не пошел. Так ведь нет! И не посылает, и «да» не говорит. У нее мама – золотая женщина, мне сочувствует…
– Дима, не любит она тебя, – осторожно, но со знанием дела просветил Золотов. – А не посылает, потому что, наверно, жалеет. Такое бывает.
– Она сама тебе сказала? – тоном обманутого вкладчика тут же спросил романтик.
– Нет, подружку попросила!
Вячеслав Андреевич вдруг вспомнил себя в Димином положении. Было это совсем недавно, а кажется, что вечность назад. Он тогда как раз универ окончил, в Москве зацепился.
Славе Золотову, уроженцу Тульской области, остаться в златоглавой и во сне не могло присниться, предпосылки к этому отсутствовали полностью. Мешал всем знакомый замкнутый круг. Жилье не снять, потому что денег мало – зарплата у юрисконсульта невеликая. Как и у молодого адвоката без рекомендаций и выигранных дел. Как и у следователя-первогодка. А куда еще устроиться, если связей нет? Связей же нет, потому что сам не местный, откуда им в Москве взяться? В Туле у матери имелись связи, да и то не железные. Слава и думать не думал, чтобы в Москве остаться, хоть и очень бы хотелось.
Но судьба улыбнулась – очень вовремя всплыл старый товарищ отца, пропавшего без вести в геологической экспедиции. Приехал в их Алексин по делам, решил найти друга молодости. Слава как раз дома на каникулах отдыхал. Мама на стол собрала, посидели, выпили, разговорились. Приятель отца, оказалось, давно в Москве, по партийной, единороссной линии резво передвигался. Пообещал похлопотать, чтобы Славку на работу пристроили в хорошее место.
И что удивительно – не обманул. Пристроил в административный округ, в юридический отдел, специалистом. С одним, правда, условием – в «Единую Россию» вступить. Да это не жалко. Ради столицы хоть в «Батьковщину».
Тут и Макс Овалов кстати вынырнул. Он тоже в Москву подался счастья искать. Но действовал по-другому, с помощью удачной женитьбы. Он и путь к богатству предложил.
А не было бы у Золотова мохнатой партийной руки? Сидел бы на родине, в адвокатской конторе. Или следователем. И тоже бы по кому-нибудь страдал и мялся. Золотов всегда перед барышнями робел. До тех пор, пока не научили, что почти все покупается и продается в этой жизни. И барышни не исключение.
Осознав трагизм возможного исхода событий, Вячеслав Андреевич абсолютно искренне Диму пожалел. Себе он такой жизни, как у опера Федорова, не пожелал бы. Он дружелюбно похлопал неисправимого романтика по плечу и со всей присущей ему душевностью заметил:
– Старик, поверь, это можно пережить.
Окосевший от тепла и пива маргинал авторитетно, со знанием дела добавил:
– И заметьте, определенность – всегда лучше.
Его приятель никак сентенцию не прокомментировал, он уютно прикорнул, положив голову на подлокотник.
Дима такого перенести не мог. Мало того, что этот московско-калининградский ухарь в глаза Настиным равнодушием тычет, так еще и бомжи поучать будут! Так скоро весь город сочувствовать бросится! Одной Анастасии Журавлевой, кажется, дела до него нет.
Дима в бессильной злобе зарычал, вскочил со стула, поддал ногой коробку с пузинскими ботинками. Вид новых башмаков из крокодиловой кожи, усугубил ситуацию. Он подскочил к стене и со всей дури саданул по ней кулаком.
Но кулаку повезло, он не сломался. Не повезло гипсокартону. Рука романтика ушла в пробитую брешь и уперлась во что-то жесткое и холодное. Дима в первую секунду испугался, но тут же вспомнил, что сегодня можно всё – Москва прикроет. Вытащил руку из дыры и принялся ее пристально, разглядывать. По логике – с той стороны тоже должен находиться гипсокартон – стена не несущая. Обо что же он чуть не разбил кулак?
Он заглянул внутрь, в образовавшуюся дыру.
– Что там?
– Железяка какая-то.
Золотов подошел ближе, посветил внутрь фонариком от мобильного. Действительно, в паре-тройке дюймов отсвечивал металлический лист. Перегородка? Из железа? Вячеслав Андреевич поспешил в соседнюю комнату. Картина «Купальщица в Хургаде». Холст, масло, двадцать первый век. Ничего купальщица. Веселая. Придется снять. Не купальщицу – картину.
А под холстом… Заветная дверца. Не от театра. И не от волшебной страны. От сейфа.
И в связке ключей висит золотой ключик. Открываем, смотрим.
Ого!
– Не блефовал человек, – раздался за спиной воодушевленный глас романтика.
У Вадика Лузина сегодня был нелучший день.
* * *
На письменном столе в кабинете номер тринадцать тесно лежали многочисленные коробочки с ювелирными изделиями, пачки денег, старинные раритетные кинжалы, пакетики с кокаином. Чуть в стороне – револьвер.
– Это с ювелирки на Пушкинской, – пояснял зачарованный Дима, беря в руки один предмет за другим, – в прошлом году. Я пробил по базе – один в один… Это антиквара на разбой поставили в Северном районе. Тоже глухо. Везде в масках, с пистолетами.
Вид у романтика был такой, как будто он на спиннинг вытащил русалку с пятым номером бюста. Ильичев, тоже разглядывавший коллекцию, нервно взял в руки револьвер, словно собираясь пустить пулю в висок. В принципе, было от чего.
– Боевая игрушка, – авторитетно пояснил Федоров, – с маслятами. И наркоты года на четыре потянет.
– Почему же он все это не сбыл? Не носить же собирался? Надо без мозгов быть, чтобы дома такие улики хранить.
На сей вопрос ответил третий находящийся в кабинете. Его временный хозяин – Вячеслав Андреевич Золотов, скрывающийся под личиной Антона Романовича Плетнева и вертящий в руках золотую брошь.
– Можно поинтересоваться, хотя я подозреваю – обыкновенный фетишизм. Как память о лучших мгновениях жизни. Да и вещички приметные – опасно сбывать. Город у вас маленький. А выкинуть жалко.
