Ознакомительная версия.
– У меня к вам нет вопросов, госпожа Бишоф, – сказала она, поднимаясь со стула. – И вам, Дамен, советую оставить девушку в покое, пусть немного придёт в себя.
Мужчина постучал пальцами по папке, которую всё это время держал подмышкой, и кивнул:
– Можете идти.
В коридоре, Бишоф-старшая, тут же обхватила Эмму за талию.
– Мы сейчас же едем домой, в Бамберг, папин самолёт уже должен был приземлиться.
– Извините, – вмешалась Диана, – но Эмма не может уехать из города, пока ведётся расследование.
– Но ей нужен… – начала было возражать женщина, но в этот момент из комнаты для допросов вышел Штефан Фейербах.
Увидев его, Эмма потянулась к нему, и он на несколько секунд замер, вглядываясь в её лицо, а потом склонился и слегка коснулся пальцами её щеки.
– Увидимся в среду, – сказал он и, попрощавшись со всеми присутствовавшими, лёгкой походкой направился к лифтам.
– Что это за мужчина? – спросила госпожа Бишоф.
Но Эмма ничего не ответила, а лишь посмотрела ему вслед, и улыбка тут же исчезла с её лица. Навстречу ей шёл Шульц, а за ним Мартин Думкопф, и камера его телефона подозрительно была направлена прямо на неё.
– Эмма, дорогая моя, – Шульц расставил руки, словно хотел обнять её, но Эмма подалась назад и теперь стояла между матерью и Дианой Кройц. – Как я рад, что с тобой всё в порядке.
– Если хоть одна фотография, которую сейчас сделал Мартин, попадёт в… хоть куда-нибудь, я подам на вас в суд, – тихо произнесла Эмма, Шульц остановился и сложил ладони вместе, словно хотел что-то сказать. – Если моя угроза не кажется вам достаточной, то адвокаты господина Фейербаха… – Эмма замолчала, нужные слова никак не хотели складываться в предложения. – Я на вас больше не работаю. Завтра я приду, напишу заявление и заберу свои вещи. Мы можем идти? – повернулась она к Диане.
– Да можете, комиссар Аталик проводит вас, – та кивнула Тезеру.
– До свидания, – попрощалась Эмма.
– До свидания, госпожа Бишоф, – ответила Диана.
* * *
Несколько дней спустя телефонный звонок разбудил Диану. В сумраке спальни Лиона, она кое-как нащупала телефон среди шёлковых подушек и нажала «ответить».
– Диана! – раздался из трубки жизнерадостный голос комиссара Вурта.
– Я слушаю, – Диана перевернулась на спину и потянулась. Лион уже успел куда-то уйти.
– Мне нужно, чтобы ты приехала в участок. Здесь Герхард Фольк, он утверждает, что будет говорить только с тобой.
Диана подскочила на месте и, вложив в голос всё безразличие, на которое только была способна, сказала:
– Вы же сами отстранили меня от расследования. Комиссар Дамен там?
– Здесь, – отозвался Вурт, – но Фольк отказывается говорить с кем-то ещё, он просит тебя.
– Оу.
– Я что, должен умолять тебя?
– Нет, – ответила Диана, натягивая джинсы, – я приеду.
Она посмотрела на часы. Половина одиннадцатого утра. И как только Лион узнаёт, когда пора вставать, ведь в его обители нет ни часов, ни окон…
В участке она была уже через полчаса. Фольк дожидался её в комнате для допросов. Он сидел за столом и крутил перед собой сложенную газету. Дамен стоял в углу и всем свои видом напоминал коршуна.
– Добрый день, доктор Фольк, – поздоровалась Диана, игнорируя Дамена. – Могу я называть вас так? Или вы не Фольк? Или даже не доктор?
– Моё настоящее имя – Герхард Каров, и я действительно патологоанатом, – произнёс мужчина, поправив воротничок безупречно отглаженной рубашки, на этот раз салатово-зелёной. – Я пришёл заявить, что работаю… – он взглянул на Дамена, а потом снова на Диану, – на Ангела Краилова.
– Ну что ж, рассказывайте, – Диана села на стул.
– Всё началось в девяносто первом году. Я тогда выпустился из университета и находился в весьма затруднительном финансовом положении, к тому же мне нужно было содержать семью. Краилов предложил мне неплохие деньги.
– За что? – спросила Диана.
– За то, чтобы я писал, что они все умерли от естественных причин или от несчастных случаев.
– Дамен, – не оборачиваясь, сказала Диана, – принесите человеку бумаги и кофе, мне и ему, и, если хотите, себе, мы здесь надолго.
– Я вам мальчик на побегушках, что ли? – фыркнул Дамен из угла.
Диана посмотрела на него и, ничего не ответив, повернулась обратно к патологоанатому.
– Что заставило вас придти сюда сегодня и признаться в этом?
Она услышала, как Дамен издал какой-то непонятный звук, а потом дошел до двери и свистнул кого-то в коридоре. Диана усмехнулась.
– Вот это, – мужчина развернул газету и повернул к ней.
На первой полосе Der Glass размещалась разоблачительная статья о работе берлинской полиции, и, в частности, о Марке Шнайдере, который переметнулся на сторону преступности.
– Побоялись заполнить полосу материалом о Фейербахе, – покачала головой Диана. – Кто же им Марка-то слил? – словно риторически спросила она.
– У каждого свои методы работы, комиссар Кройц, – отозвался откуда-то сзади Дамен.
– Комиссар Шнайдер хороший полицейский, – произнёс Каров, – он предан своей работе, и… в общем-то мне терять уже нечего, но я хочу, чтобы вы защитили меня от Краилова.
– Хотела бы я пообещать, что сделаю всё возможное, но меня отстранили от этого дела.
– Я поговорю с Вуртом, – прошипел сквозь зубы Дамен.
Дверь открылась, и вошёл офицер. Он принёс стопку бумаги и три пластиковых стаканчика с кофе в картонной подставке.
– Вот и замечательно, – Диана придвинула Карову бумагу, а Дамен передал ручку. – Начнём по порядку…
* * *
Только поздним вечером, освободившись после допроса Фолька-Карова, Диана приехала к Марку в больницу и застала его за необычным занятием. Поставив посреди палаты мольберт, он рисовал на нём оранжевые и фиолетовые круги и полосы.
– О, Ди, – обрадовался он. – Посмотри, я художник.
Диана посмотрела на рисунок и улыбнулась.
– Знаю-знаю, ты скажешь, что я хреновый художник, – рассмеялся он, вырисовывая всё новые и новые линии, – но это сильнее меня. Я проснулся сегодня с непреодолимым желанием рисовать. Тезер привёз мои краски и кисти, – он мотнул головой в сторону кровати, где они были свалены в кучу. – Ты знала, что бывают кисточки как ручки? В них вода наливается и можно хоть в дороге рисовать, а? Что? – спросил он, заметив, что Диана слегка отошла назад. – Я тоже себя немного пугаю. Иногда в голове возникают странные желания или мысли, вроде того, чтобы позвонить какой-то Ульрике, а потом вдруг понимаю, что Ульрика – это мой агент, и мы организовываем выставку. Представляешь, целую выставку вот такой вот мазни, – широким жестом он добавил длинную зелёную полосу.
– Может быть, тебе обратиться к доктору? – осторожно спросила Диана.
– Я жил с этим столько лет, я справлюсь, просто мне нужно время. Господи, теперь я понимаю, почему некоторые люди считали меня странным. Особенно забавно с Виолеттой получилось. Я думал, что она изменяет мне с Акселем, – он протяжно вздохнул. – Я идиот, да?
– Ты один из самых удивительных людей, с которыми мне приходилось встречаться, – улыбнулась Диана. – Кстати, я пришла сказать, что Фольк признался.
– Признался, что работает на вампиров? – посмеялся Марк.
– Нет, конечно, но Бернхард Ульман и господин Краилов объявлены в розыск по подозрению в серии убийств. С тебя сняты все обвинения, и когда будешь готов, ты можешь приступать к работе.
– Пожалуй, я не буду с этим спешить, – произнёс он, – у меня осталось кое-какое незаконченное дело…
Прошло пять лет.
Солнечное октябрьское утро в пригороде Берлина плавно переходило в день. В прозрачном воздухе стоял кисло-сладкий запах яблок и преющей травы. Диана выглянула из-под капота своей Alfa Romeo Montreal 1970 года и посмотрела на разложенные на асфальте инструменты.
«Марк, подай-ка мне гаечный ключ на десять. Нет, не этот, а тот, который рядом, да, правильно, давай-ка сюда. Спасибо, солнышко», – она потрепала малыша по головке и взяла из его маленькой ручонки гаечный ключ.
Мальчик рассмеялся и, выхватив из коробки с инструментами отвёртку, принялся бегать с ней по двору.
«Эй, а ну верни, она мне ещё пригодится!» – крикнула она ему вслед, но мальчик и не думал возвращать ей инструмент.
Второй мальчик, не обращая внимания на поднявшуюся вокруг суету, деловито оттопырив нижнюю губу, собирал с земли опавшие листья.
Мальчишкам недавно исполнилось полтора года, и они были похожи друг на друга как две капли воды. Из-под шерстяных шапок выбивались светлые волосёнки, совсем как у мамы с папой.
Папа всё так же собирал волосы в хвост, но атласные туфли и бархатные камзолы надевал лишь на светские приёмы в своей бывшей обители. Клуб работал и приносил хороший доход, но жизнь Лиона проходила теперь здесь, в двухэтажном загородном доме, выкрашенном бордовой краской.
Ознакомительная версия.
