– Ага, даже сама баба! – хохотнул Садовский.
– Бабы всегда любили сильных мира сего. Уж как сейчас-то охотно ложатся под сявок всяких, только потому что у тех коттедж есть и своя автомойка. И не поймёшь, кто кого изнасиловал. А тут глава такого влиятельного ведомства – и нет желающих отобедать, силой брать приходится? Сказки для гимназисток.
– Нужна революция! – настаивал Окунев. – Чтоб всех бл…ей разом накрыть.
– Знаешь, есть такая категория граждан, – опять вступил Усольцев, – как революционеры перманентные. Они всё время против – это их обычная форма существования. Для них считаться сторонниками установившегося, пусть даже завоёванного ими же порядка является просто неприличным занятием. Они добьются улучшения условий труда, но их это не обрадует, потому что тогда надо будет слезать с баррикад и идти работать, жить повседневной жизнью, а они-то как раз этого больше всего боятся. Им-то как раз нужна та великая слава, ради которой не жалко миллион-другой соотечественников в лагеря смерти или на тот свет отправить.
– Неправда! Революционеры всегда за справедливость!..
– Да за какую они там справедливость! Чужих жён потрахать – вот для них высшая справедливость. Водки попить от души и нигде не работать – вот их мечта. Один зовёт в революцию с идеями о прекрасном будущем в башке, а другой откликается на этот зов из чисто практического интереса, так как его не идеи соблазняют, а богатство дворцов и желание безнаказанно завладеть собственностью нынешнего правящего класса или получить законное право врываться в чужие дома, насиловать и убивать его обитателей. В России все революции по сути – рейдерский захват, когда к власти приходят новые воры и начинают жрать с большей силой, потому как голодные пока. А когда зажиреют, поглупеют, расслабятся, то кто-то другой их скидывает с трона: дескать, отожрался сам – уступи место новым желающим оторваться по полной. Да-да, самый обычный рейдерский захват, который нисколько не улучшает жизнь простых работяг, потому что не это входит в его задачи.
– Сейчас революции вытеснены терроризмом, – поддержал Смирнов. – Все эти призывы к сепаратизму только ради резни – из той же оперы. Втягивают в это никому не нужную молодёжь, которая словно бы смолоду уже состарилась. Это как надо поверить в свою ненужность и никчемность, чтобы идти и взрывать себя? Это какую работу надо провести над молодым и полным жизненных сил человеком, чтобы он на это пошёл? Но ведь кто-то эту работу проделал. И чиновники наши проглядели, потому что они в погоне за выгодой уничтожили детские и молодёжные организации. Им было выгодно в Доме пионеров или во Дворце творчества юных устроить какой-нибудь вещевой рынок или даже казино, а детей – на улицу. Вот улица их и подобрала. Теперь чиновники как ни в чём не бывало «разрабатывают законы» о противостоянии детской преступности и проституции несовершеннолетних.
– Нет, ну надо так революцию обосрать! – чуть не плакал Окунев. – Да мы все выросли на чистых и бескорыстных образах государственных преступников…
– Вот когда криминализация общества началась, – резвился Садовский, а умудрённый жизненным опытом старый мастер Усольцев продолжал:
– Конечно, многие из революционеров поначалу были бескорыстными, готовыми жизнь отдать «за счастье народное». Но юность часто бескорыстна не столько от обострённого чувства справедливости, а потому что… за всё в жизни пока платят папа с мамой. Рядовые революционеры – это всегда именно такая публика, детишки слишком заботливых родителей. Это самая внушаемая публика. Гитлер таких позвал воевать, они и пошли. А куда они пошли, зачем – как-то не подумали. Нечем думать. Ну, вот что они тут делали бы в нашем климате? И если придёт ещё такой же полудурок – они опять будут его слушать, вместо того, чтобы поиметь его в жопу и выкинуть на свалку. Нет же, пойдут за ним, как зомби! И сейчас люди нисколько не изменились. Вот проамериканский мальчик был у власти в Грузии. По-американски мыслит, а править-то надо Грузией. Или вот был такой мальчик Даниэль Кон-Бендит, лидер студенческого движения, когда Сорбонна бесилась с жиру от хорошей жизни в шестьдесят восьмом году. Он прославился тем, что во время торжественного выступления министра образования попросил у него закурить и потребовал для себя свободного доступа в женское общежитие под общий хохот себе подобных дебилов. Кому-то это покажется смелостью, а на самом деле – мальчишество, дурные манеры и безответственность. А потом он вырос и стал респектабельным политиком, противником экстремизма. Это называется «переболеть молодостью», перебеситься. В молодости они бегали с лозунгами «Запрещается запрещать!», «Пролетарии всех стран, развлекайтесь!», «Никогда не работай!». То есть обычный праздник непослушания. Сначала безусые юнцы требуют обобществления жён, тарелок и вообще всего. А потом они переболеют сифилисом и бесплодием, повзрослеют, кто выживет, конечно. Потому что многие сдохнут от передозировки и пьяной поножовщины. Гоняться за чужими жёнами здоровье уже не позволяет, да и на кой они им, чужие-то, когда своих девать некуда. И самый главный удар по их революционному сознанию – у них растут дети. Дети требуют всё самое лучшее и собираются брать пример со своих отцов. И вот тут-то эти горе-отцы начинают медленно понимать, что кроме бунта ничего не умеют. Перебесятся и становятся вполне законопослушными господами. Консервативный средний класс и жители небольших городов были напуганы этими призывами прыщавых мальчиков и однозначно выбрали старый добрый порядок. Народ их так и не поддержал. Народ так и не понял, чего хочет это зажравшееся новое поколение, не знавшее войны и лишений, когда надо просто жить и работать, каким бы гениальным и необыкновенным ты не был.
– Ленин не был таким сопливым мечтателем, которому только бы водки попить да кого-то там поиметь. Сейчас просто нет таких людей, как Ленин, которые смогли бы повести людей к новому устройству общества организованно и разумно.
– Вот только ещё одной Перестройки нам не хватало! Хватит, доперестраивались. А что касается Ленина, он с реальной жизнью мало соприкасался, но при этом всех этой жизни учил. Так обычно и бывает: дурак всегда учит тому, в чём сам ни черта не смыслит. Мудрец никогда не поучает, а предлагает самостоятельно понять жизнь. Вот труды Путилова, к примеру, я бы изучал, дельный был мужик. А Ленин что? Где он работал, в чём он достиг успеха? Всю жизнь существовал за казённый счёт, партия его содержала то в ссылках, то за границей. Нахлебник, который учит жизни своих кормильцев – и это полбеды. Главный ужас в том, что кормильцы терпеливо сносят его безумие, вместо того чтобы дать пинка под зад: твоё место в уголку, вот и сиди там тихо. Любой призывающий к революции в душе – всегда инфантил, мало приспособленный к реальной жизни. Конечно, ты можешь плюнуть в лицо начальнику, если ты – сосунок, живущий на деньги папы и мамы. Папа и мама потом будут за тебя извиняться, платить штрафы, пока «герой» будет насупившись прятаться за их спинами. А если ты, скажем, мать-одиночка, которая зависит от зарплаты, потому что надо кормить свою семью, ты себе такую «роскошь» уже не сможешь позволить. Для неё это уже не смелый шаг, а безрассудство. Так устроен мир, и сколько бы дураков ни пыталось его переделать под свои гормональные всплески, которые рано или поздно проходят, а всё возвращается на круги своя. Рисковать можно, пока у тебя ничего нет. А со временем человек обретает семью, детей, опыт и осторожность, становится более консервативным. Именно поэтому ворам в законе, террористам и спецагентам всегда возбранялось жениться или привязываться к кому-либо. Бунтари никогда не бывают по-настоящему свободными. Они определяют свою позицию как противостояние (иногда совершенно тупое и бессмысленное) своей семье или среде, в которой воспитывались, и даже не догадываются, что своим сопротивлением, согласно Третьему закону Ньютона, подпадают под ещё большее влияние тех, кому они сопротивляются. Потом они сами становятся отцами и матерями – если, конечно же, доживут до среднего возраста, а не загнутся где-нибудь в притоне от наркоты, – и уже недоумённо кричат новому поколению: «Я в твои годы таким хамом и бездельником не был!». И это было в истории уже миллионы раз! Спустя десятилетия всё это кажется романтикой, как зажравшимся европейским хиппи нравился Эрнесто Че Гевара. Но он им и нравился-то только потому, что был далеко. К тому же на фоне наших пожилых, упитанных и осторожных властей он в самом деле выглядел неотразимо: отказался от власти и почёта ради переустройства жизни на земле. Почти святой! Но приведи хоть один пример, когда бунт привёл к улучшению жизни людей.
– Ну-у… э-э…
– Таких примеров нет и быть не может. Потому что после бунта всегда становится хуже, чем до него. Значительно хуже! Так худо делается, что не понимают, на кой этот бунт вообще затеяли, если ДО него было ТАК хорошо! Недаром Финли Данн говорил, что он готов вынести любую революцию, лишь бы она случилась не при его жизни. Сначала всегда хотят построить справедливое общество, а в итоге это приводит к гуманитарной катастрофе, гибели и вынужденной эмиграции миллионов, вымиранию и истреблению на совершенно законном основании целых общественных классов. В конце концов, любые революционеры или умирают от крайнего аскетизма или напротив становятся жертвами обжорства. Обретённое могущество делает их непопулярными среди тех, кого они ещё вчера призывали к голоду во имя великой цели, приводит к антипатии со стороны сторонников свергнутого режима, которые видят, что на них шуба с чужого плеча. С плеча вчерашнего эксплуататора. А сегодня они сами стали этими эксплуататорами. Права и свободы завоёваны, а что дальше? Революция приручена, её вожди превратились в бюрократов, её борцы стали держимордами новых порядков. Вот чем всегда заканчивается любая бунтарская романтика. Рабочий класс перестаёт быть революционной силой, потому что нужна сила именно рабочая. А сейчас он у нас и вовсе уничтожен безо всяких революций. Пролетариат подался в бизнесмены и бандиты ещё в девяностые годы. Хорошего слесаря или токаря среди молодых уже не найти. Его место могли бы занять интеллигенты и студенты, но интеллигенция тоже канула в лету, студенты слушают хип-хоп и мечтают сидеть в офисах. Руководить быдлом, которого всё меньше и меньше. Никто, понимаешь, не хочет в быдло идти! Молодые отвергают активность и сознательность как таковую, предпочитая им пофигизм и бездеятельность. Плохо, что наша власть этого до сих пор не понимает и продолжает выводить народ из себя. Флегматика нельзя из себя выводить. А русские в массе своей – флегматики. Это холерик сразу в морду даст, если его что не устраивает, как это делают итальянцы или испанцы. Сангвиник убежит оттуда, где ему не дают жить, как делают евреи и вообще все южные народы. Меланхолик впадёт в депрессию и сопьётся или сразу повесится – это уже про нас. Ну, а те флегматики, которые всё-таки останутся, невзирая на потуги власти по нашему истреблению, стойко всё перетерпят. Но когда нам это всё опостылеет, то лучше рядом с нами не стоять. Такое начнётся – пожалеешь, что на свет родился! Именно поэтому наши революции и бунты кровавые, жестокие и всегда бессмысленные. Сколько их было за всю историю, а людям лучше не стало. Царя свергли, а затем и народ истребили. Долго истребляли, но всё-таки управились. Мы-то не те русские, что были сто лет тому назад. Так, отжимки в китайских джинсах с голливудскими ужимками.
