Новая традиция – учить одно стихотворение Есенина в день сложилась после того, как Маша рассказала ей, что один из наиболее эффективных способов развития зрительной памяти – это учить стихи. В свою очередь, необходимость в хорошей зрительной памяти возникла вследствие того, что Елена уже второй год с недетской решимостью изучала китайский язык, состоящий, как известно, из бесчисленного количества иероглифов, в принципе, систематизированных, но отличающихся друг от друга, на непросвещенный взгляд, незначительными графическими деталями. В частности, для того, чтобы свободно читать китайскую газету, нужно знать не менее 3 000 иероглифов. А для совершенного знания языка – около 8 000 иероглифов.
И когда у дочери наступил некий момент насыщения – она не могла запомнить новые иероглифы и начинала путаться в старых, Маша сразу же вспомнила и рассказала дочери одну реальную жизненную историю о том, что она знает одного человека, который за счет того, что в течение трех лет каждый день выучивал по одному новому стихотворению Сергея Есенина, добился совершенства в развитии своей зрительной памяти.
Апофеозом подобного подхода явилось то, что этот человек мог, совершенно не напрягаясь, запоминать абсолютно несуразные для него вещи. В частности, для того чтобы сдавать экзамены по высшей математике в течение четырех семестров в институте, в которой он ничего (!) не понимал, ему нужно было лишь дважды просто прочитать девяносто страниц конспекта, убористо испещрённого формулами и доказательствами теорем. На экзаменах он доводил преподавателей до истерики – ну не может (!) человек, абсолютно не списывая (экспериментально подтверждено неоднократно), на чистом листочке рисовать любые формулы и доказательства, как выяснилось, совершенно ничего (!) не понимая в них, так как не мог решить ни одного (!) простейшего дифференциального уравнения, не рассмотренного на лекциях. Но, как оказалось, может! Человек может многое, в том числе довести свою память до уровня фотоаппарата.
Рассказывая эту историю дочери, Маша немного лукавила. Нет, история действительно имела место, и был реальный человек, доведший свою зрительную память до такого уровня совершенства. Лукавство состояло в том, что эту историю ей рассказал Железнов – это у него в училище был товарищ, который любил стихи и ничего не понимал в математике.
Маша знала, что Железнов ей никогда (!) не врал, и поэтому, ни секунды не сомневаясь в достоверности данного случая, рассказала эту историю дочери, выдав ее за свою. «Железнов… опять он незримо помог мне, сам не ведая об этом». Дочь загорелась этой идеей, и теперь они каждый день поднимались по вырубленным в скалах ступенькам на «свою» смотровую площадку для того, чтобы сделать еще один маленький шажок к совершенствованию памяти, для того чтобы вдвоем полюбоваться бескрайним океаном и, читая стихи Есенина, вспомнить о Родине, такой далекой…
Маша по интонациям дочери видела, что это стихотворение еще рановато для ее восприятия – она не все понимает, но, тем не менее, дочь дочитала его до конца:
И сердце, остыть не готовясь,
И грустно другую любя.
Как будто любимую повесть,
С другой вспоминает тебя.
– Грустное стихотворение, – резюмировала Елена. – Мама, это про несчастную любовь?
– Об этом знает только автор, – Маша притянула дочь к себе, поцеловала в висок. – Говорят, что оно было посвящено актрисе Августе Миклашевской.
– А кто она? – Елена крутанулась вокруг своей оси, демонстрируя маме недавнюю обновку – кокетливую многослойную юбку оранжевого цвета. На выходе из разворота дочка остановилась лицом в сторону их виллы, расположенной далеко внизу на берегу лагуны. – Ой, мама, смотри, к нам кто-то едет!
Маша проследила за взглядом дочери: по прорубленной в скалах дороге, нависающей над лагуной и соединяющей их виллу с федеральной островной трассой, пролегающей в паре километров вглубь острова, двигались два джипа. Машины остановились у въезда на их территорию, огороженную плотной изгородью из мануки, одного из видов местного вечнозеленого кустарника. Из первого джипа вышла стройная молодая женщина в облегающем платье, на высокой платформе на ногах и в огромных солнцезащитных очках. Она сделала несколько шагов за ограду внутрь их территории и обратилась к Сергею, который на «южной» лужайке английского сада, невдалеке от въезда, проводил «боевые вылеты» с игрушечным радиоуправляемым вертолетом. Пронаблюдав за тем, как после недолгого разговора Сережа, оставив женщину у входа, побежал к вилле, Маша обратилась к Елене:
– Идем вниз, дочка. Нужно разобраться, кто это к нам пожаловал. Через несколько минут, когда Маша с дочерью появились в «морских» дверях выходящего на две стороны холла, муж у противоположных дверей уже беседовал, как с удивлением поняла Маша, на русском языке с прекрасной незнакомкой, девушкой лет двадцати пяти, яркой брюнеткой с выразительными изумрудными глазами.
Муж, как обратила внимание Маша, пребывающий в несколько приподнятом настроении, более эмоционально, чем обычно, по-видимому, от присутствия красивой молодой женщины, представил гостью:
– Маша, познакомься, это Анастасия, наша соплеменница, из России.
Маша приветливо кивнула. – Очень приятно. Денис, что ж ты держишь гостью на ногах? Анастасия, проходите в гостиную, – Мария Николаевна приглашающее показала рукой налево, где за прозрачной стеной из толстого стекла, как было видно из холла, находилась достаточно большая уютная комната с необычным овальным столом по центру и десятком резных стульев вокруг него.
– Спасибо вам большое, Мария, за гостеприимство, – гостья очаровательно улыбнулась. – Мне неловко говорить, но я не одна. Со мной два оператора, которые ожидают меня в своей машине…
– Что ж вы сразу их не пригласили?!. Густав! – откуда-то справа немедленно материализовался типичный представитель службы охраны.
– Густав, пригласите двух джентльменов, прибывших с дамой.
– Да, мэм, – Густав почтительно поклонился.
– И загоните машины в гараж. Негоже их бросать у въезда.
Анастасия, молча наблюдавшая за действиями хозяйки, решила вмешаться.
– Мария, мне, право, неловко, что мы доставляем вам столько хлопот…
– Оставьте, – Мария Николаевна энергично махнула рукой. – Сегодня – выходной. У нас чересчур размеренная жизнь, и ваше появление – нам в радость.
– И все-таки я хотела бы объясниться, если позволите.
Мария, не ожидавшая увидеть в столь хрупком теле намек на твердость характера, несколько удивленно кивнула.
– Дело в том, что я – продюсер. Кинопродюсер. Моя цель – найти место для съемок фильма, так называемую «натуру». Оно должно быть уединенным, красивым, на берегу океана, с субтропиками на берегу и технологически доступным для съемочной группы.
– А о чем фильм? – несколько суетливо, скорее желая напомнить о своем присутствии, вмешался до того молчавший Денис, муж Марии Николаевны.
– О любви. О чем же еще можно снимать фильмы? – Анастасия ответила несколько сухо, по-видимому, желая отсечь все вопросы о фильме. – Я продолжу. Вторичной моей целью является снять как можно больше красивых планов дикой береговой линии, которые будут использованы при монтаже фильма.
– Сложная у вас задача, – констатировала Мария Николаевна. Места здесь малодоступные, даже со стороны океана, при наличии катера в большинство мест сложно подобраться – прибрежная полоса усеяна рифами, а сам берег – скалистый, практически нет мест для высадки.
– Я это уже поняла. Естественно, вы лучше меня знаете, насколько непросто здесь пробиться на машинах к побережью. И, естественно, увидев вашу дорогу, ведущую прямо к океану, мы не преминули возможностью проехать по ней, не испросив заранее у вас разрешения. И… вот мы здесь.
– Интуиция вас не подвела, – вновь встрял в разговор Денис. – Вы поступили совершенно правильно, завернув к нам. Вы даже не представляете, насколько вам повезло! У нас есть изумительная смотровая площадка, вы нигде не найдете столь замечательных видов на океан и лагуну!
– Вот и замечательно, – Анастасия развернулась к основному входу в холл, из которого в сопровождении Густава появились двое сухопарых мужчин, оба – под сто восемьдесят пять, широки в плечах, с проницательными и умными глазами, сильными руками, оба – в джинсах и клетчатых рубашках с закатанными рукавами. Отличало их, разве что – одному было около тридцати пяти, другому – не больше двадцати пяти.
– Знакомьтесь, мои операторы, Ярослав, – старший из них слегка склонил голову, – и Стас, – младший поднял руку в знак приветствия.
– Ничего себе у нас в России операторы! – не сдержала восхищения Елена, притулившаяся на кресле в углу холла и жадно воспринимающая происходящее.
– Да, Анастасия, – поддержала дочь Мария Николаевна, – умеете вы себе подбирать… операторов. Кому сказать, что они из Голливуда, ни у кого не вызвало бы сомнения. Или, на худой конец, из национальной гвардии.
