Двое парней напротив Чернышева. Один, в зеленом пиджаке, похож на шофера. Другой, в очках, вылитый студент физфака. Очень пьяны.
Зеленый пиджак подсаживается к Чернышеву:
– Давно от хозяина?
Несколько осторожных фраз, и Чернышев понимает: виновата короткая прическа, его приняли за недавно выпущенного уголовника. Это становится забавным.
– Смотрю – выпил, заказал еще, выпил и сидит смирно. Нет, думаю. А я этим оркестрантам в свое время по десять бутылок шампанского заказывал. Чтоб играли только для меня. Сам я с Донбасса, но здесь работал завмагом. Деньги были. Не веришь? – Показывает Чернышеву выданную ему справку о досрочном освобождении. – Отсидел восемнадцать месяцев и двадцать три дня. А кореш – завмаг (это тот, которого Чернышев принял за студента). Под него копают, ему еще предстоит.
Кореш что-то мычит.
– Отстань, дай поговорить с человеком. Он свой парень, оттуда.
– И я там буду, – мычит кореш.
– Ты? Не бойся. Обязательно. Не минует. Хотя кому ты там нужен? Что ты умеешь делать? – Смотрит на свои руки – и опять к Чернышеву: – А я в районе, в глухом. Старые товарищи устроили. Продмаг. Никогда бы меня туда не взяли, да некому работать. Трудно, пятьдесят три рубля. Жена, ребенок, теща. А что остается? – Он еще долго рассказывает про свои невзгоды и вдруг останавливается: – Парень, может, тебе хватит? Ты что, того? Перебрал? Проводить тебя?
– Нет, – отвечает Чернышев. – Не надо. Посижу спокойно.
– Как знаешь, – говорит сосед и отходит.
Он думает, что я пьяный. Заботится. Вероятно, я начисто отключился. И он заметил. Нет, я, к сожалению, трезв, как дежурный милиционер. Просто чуть расслабился. А может, это – следствие нескольких рюмок? У каждого по-разному. Или я прилетел с другой планеты? Но я не понимаю, что происходит. Не надо объяснений. Тебе крупно повезло – ты нарвался на сборище подонков. Или нет, допустим, все это прелестные ребята. Этот пьяный в полосатой сорочке – отличный производственник, попал сюда случайно, ссора с женой, и запил с горя. Или эти три женщины, что пытаются петь: «В жизни раз бывает восемнадцать лет», чудные интеллигентные люди, читают в подлиннике Шекспира. Допустим, сегодня я участвую в аттракционе «Кривое зеркало». Допустим. И этот бывший уголовник, дай бог ему больше не провороваться… Конечно, тяжело: жена, ребенок, пятьдесят три рубля, да еще теща. Сочувствую. Но, милый мой, задумывался ли ты хоть раз, в какое время мы живем? Понимаешь ли ты, что творится в этом лучшем из миров? Не приходила ли тебе в голову, ну, случайно хотя бы, такая нелепая мысль, что все мы можем в один прекрасный момент взлететь к чертовой матери? Нет, не взлететь, а испариться? Не будет ни тебя, человек в зеленом пиджаке, ни твоего товарища, ни ревизора, ни твоей жены, ребенка и даже тещи, ничего не будет.
Я знаю, что сейчас делают мои товарищи, и не только они. Нас много. Тысячи. Сотни тысяч. А где остальные? Играют в домино? Ломают голову над сложной проблемой покупки нового спального гарнитура? Отстоят смену – и айда, ребятишки, на футбол? Или после сытного ужина философствуют, развалясь, что, дескать, трудно достать нейлоновые носки, а тут еще угроза атомной войны?
А тебя я хочу взять за грудки, выволочь из-за столика и спросить: «А что ты лично делаешь, сволочь, чтобы не было войны?»
Такой же вопрос ко мне? Хорошо, я отвечу. Однажды я смотрел фильм. Человечество после атомной бомбежки. На последнем берегу. Один из героев говорит: «Когда-нибудь разумные существа других планет поймут, что Земля погибла в результате неисправностей в электронной машине». Так вот, я работаю над тем, чтобы этих неисправностей не было. Ты не видел этого фильма, хочешь посмотреть? А не побежишь ли ты на следующий день скупать соль и мыло?
Другой вопрос? Я ожидал его. Да, мои товарищи работают непосредственно над оружием. Самым страшным. Но сможешь ли ты когда-нибудь понять людей, которые всю свою жизнь, весь свой талант, все свои силы вкладывают в совершенствование этого оружия, твердо веря, что никогда, никогда оно не будет применено? Тебе не понять трагедии этих людей, я не боюсь повторить – именно трагедии.
Ты скажешь: не всем заниматься ядерной физикой. Я, например, шью брюки. И шей на здоровье, большое тебе спасибо, только не считай, что на этом кончается твоя человеческая миссия, что остальное – дело политиков и ученых.
Мы все должны поровну нести ответственность за сохранение жизни. И если это будет так, с нашим шариком ничего не случится. Иначе…
Если бы люди на земле думали, а не отсиживались по своим углам! Разве взорвалась бы тогда хоть одна бомба!
В конце концов, у меня нет претензий к дремучим идиотам. Это не их вина, а их беда. Но ты, милый паренек в зеленом пиджаке, почему ты стал дремучим? Очень удобная позиция: я простой завмаг, работяга, слесарь, печки-лавочки. А почему ты простой, какая между нами разница? Ведь мы с тобой росли в одно время, воспитывались в одинаковых условиях. Разные способности? Нет. У нас была равная возможность стать Человеком, понимаешь, Человеком с большой буквы, в каких бы областях мы ни совершенствовались. Я могу на Страшном суде отвечать за любого из ребят, с которым учился… Стоп. Ну, почти за любого. Почему они не выбрали путь, который привел бы их в глухой район, в тихий продмаг? А ведь этот путь был проще. (18 месяцев 23 дня? Ну, милый, тут, извини, у нас система такая, почему-то не любят воров. Впрочем, многие умнее тебя. Устраиваются хитрее. Их не поймаешь.)
Гасят свет. Пора уходить. Чернышев расплачивается и возвращается в гостиницу.
Как он попал в этот маленький захолустный городок?
Здесь устроили конференцию физиков некоторых социалистических стран.
Чернышева вызвали и предложили поехать.
– Привет, – сказал Чернышев, – а при чем здесь я? У меня работы по горло.
– Знаем, – ответили Чернышеву, – и все-таки почему бы вам не поехать?
«Действительно, почему?» – подумал Чернышев.
На конференции оказалось очень интересно. Чернышев понял, что он, как говорится, слишком уж заспециализировался. Лично для его работы конференция ничего полезного не дала. Но это была хорошая встряска. И потом ее результаты скажутся самым неожиданным образом.
На конференции Чернышев разговорился с умным и острым на язык чехом. В середине беседы чех неожиданно спросил:
– Вы физик?
– Нет, – ответил Чернышев. – Я здесь сбоку припека.
– Чем вы занимаетесь?
– Делаю разные игрушки, – вежливо ответил Чернышев.
– Ясно, – сказал чех. – Тогда у меня к вам несколько странный вопрос. Можно?
– Пожалуйста, – сказал Чернышев.
– Понимаете ли вы, что нет таких идеалов, ради которых стоило бы уничтожить все человечество?
Чернышев усмехнулся:
– Это вопрос не по адресу. Мы это знаем.
Конференция кончилась. Участники разъехались.
Чернышев задержался на сутки – у него была такая возможность. Он захотел отключиться от всего, побродить по городу просто так, отдохнуть.
Он честно обошел весь город, а вечером решил тихо-мирно посидеть. И вот в самом неподходящем месте – бац, началось. Причины? Резкая смена обстановки? Нет, вероятно, вспомнился разговор с чехом. От себя никуда не убежишь.
Еще вчера была солнечная погода, а сегодня пошел снег, самолеты не вылетали, и ни один аэропорт, как авторитетно сообщил начальник агентства, не принимал.
Чернышев, вконец расстроенный, купил билет на поезд и опять шлялся по городу. Дул холодный ветер, температура упала до пятнадцати градусов, на Чернышева показывали пальцами: «Смотри, сумасшедший, без шапки!»
В одном из магазинов, куда Чернышев забежал погреться, его остановил подвыпивший субъект.
– Браток… – начал он.
И Чернышев сразу понял:
– Двадцать копеек?
– Точно! – восторженно завопил субъект. – Я бы никогда не подошел, да вижу – парень только что оттуда.
Польщенный Чернышев дал двадцать копеек и решил, что надо срочно покупать шапку или отращивать волосы. Иначе разоришься.
В поезде он читал все подряд, выключал радио, когда отворачивались соседи, смотрел, как телеграфные столбы отряхиваются от снежной пыли, и подсчитывал часы, оставшиеся до Москвы. Может быть, впервые он не думал о работе. А в голове его возникали сцены встречи с Аллой, и еще раз (новый вариант), как его встретит Алла, и еще раз, как это все произойдет. Время и дорога тянулись бесконечно, и Чернышеву стало казаться, что Аллу он вообще никогда не увидит.
Поезд пришел в два часа дня. Он пошел домой. Аллы, конечно, не было. Он позвонил на работу и сказал, что сейчас будет. Когда он закрывал дверь квартиры, раздался телефонный звонок. Он вернулся, постоял, послушал, но трубки не поднял. Он знал, кто звонит. Если он поднимет трубку, то на работу не поедет, а должен, раз сам обещал.
На работе он задержался, хотя мог и не задерживаться. Правда, выйдя из института, он схватил такси, но по лестнице поднимался не торопясь.
