Мы снисходительно ждали. И вот, поправляя на носу очки, импровизатор читает мою записку. Короткая пауза, но никакого замешательства на лице. И он продолжил… Продолжил стихотворение, по-своему раскрывая тему. Но это было здорово. Мы были ошарашены. Сейчас я жалею, что не записал импровизацию. Но, во-первых, я не ожидал от него такой прыти, а во-вторых, у меня не было бумаги и ручки, да и не обладаю я скорописью. Для красного словца можно было бы сейчас досочинить это четверостишье, превратив его в нечто монументальное, но не буду… Случай этот отпечатался в памяти и до поры до времени пребывал в ней, заполняя один из файлов.
Февраль 1983-го… Нет, все-таки 84-го, потому что Никита, мой старший, осенью пойдет в первый класс вместе с двумя Машками, дочерьми двух героев следующего эпизода моего рассказа. В это время я вел планомерную осаду радио и телевидения, вернее редакторов, формировавших музыкальные программы. Ваня Денежкин – клавишник ансамбля «Пламя», где я тогда служил, пообещал меня свести с Ирой Масловой.
Ирен работала на телевидении в отделе, освещавшем дела в нашей славной Советской армии. В программе, которую мастерила Маслова, появлялись артисты, рассказывавшие о своих взаимоотношениях с армией, а затем что-то пели, читали, юморили… Я начал мечтать о съемках. Вскоре Иван дал мне телефон Иры и сказал, что она не против познакомиться с артистом, который еще и придумывает песни.
– Только, знаешь, Ирка любит мужиков, так что ты уж… – напутствовал меня Денежкин.
Сказать, что я безумно целомудренен, пожалуй, нельзя, но, с другой стороны, разбрасываться организмом просто так не хотелось. Я заблудился в своих рассуждениях – буду плох как мужик – плохо; хорош – как соскочить? Но «взялся за грудь – говори что-нибудь». И я позвонил Ирине Сергеевне. Оказалось, что она живет по соседству. Свидание у нее дома было назначено на завтра. У меня был подарок – канистра разливного вина из Молдавии, и я с гитарой, канистрой и букетом цветов отправился покорять судьбу. Но, к счастью, профессию жиголо осваивать не пришлось.
Когда я вошел в квартиру Ирен, там сидел какой-то мужик. Судя по всему, они неторопливо допивали бутылку вина, и мое появление с канистрой было как нельзя кстати. Ирина Сергеевна была хороша собой. Статная, высокая, длинноногая, в какой-то кофтюле, которая очень складно сидела на ней так, что одновременно закрывала ее немаленькую грудь и в то же время давала понять, что под ней, ну под кофтюлей, есть кое-что. Я даже чуть расстроился, что не смогу проверить стойкость своих бастионов из-за гостя.
– Тургенев, – представился «мой соперник», похожий одновременно на итальянского актера Тото и на Шурика из «знатоков» в исполнении Леонида Каневского. – Владимир, – через паузу добавил он.
– Полина Виардо, – молвил я, – Вячеслав!
Прелюдия была закончена, и мы приступили к дегустации содержимого канистры. Все-таки вино способствует установлению контактов. Через час мы были уже закадычными друзьями, нашли кучу общих знакомых. Наконец, меня попросили спеть. Я вытащил гитару из чехла, а Маслова и Тургенев стали редакционным советом. Неспешно потягивая вино, они молча курили и слушали мои песни.
– Не, это не Смогул, – со значением говорил Тургеша.
– Ну почему Смогул? В этой песне есть свой шарм и не нужно ему быть похожим на Смогула.
Я не решался спросить, «а что или кто такое Смогул». Поскольку диалог Ирины Сергеевны и ее гостя даже не позволял проявить некомпетентность мою в этом вопросе.
– А вот эту песню я, пожалуй, поставил бы в один ряд с лучшими образчиками творчества Смогула, – вынес свой вердикт Тургеша, со значением гася сигарету в пепельнице.
– Наверное, ты прав… Поступим так. Послезавтра ты, Слава, придешь в Таманскую дивизию и споешь для солдат маленький концерт. Мы его подснимем, затем я тебе задам несколько вопросов – ты на них ответишь, и мы все это смонтируем. Понял?
– Понял!
– Наливай!
Так началась наша дружба с Иркой Масловой и Володей Тургеневым. Вскоре мы дружили семьями. Оказалось, что осенью наши дети должны пойти в первый класс. И две Машки и Никита вместе учились в сорок первой школе, а мы до сих пор не теряем друг друга из виду, хотя и разъехались в разные концы Москвы.
Квартира Тургенева была своеобразным клубом, где постоянно что-то отмечали и засиживались за полночь. Я уже стал там своим и даже имел репертуар, который костяк гостей тургеневской квартиры мог подпеть.
Кстати, идея альбома «Любимые песни нашей компании» возникла в этой квартире. Было желание сделать на записи этакое псевдозастолье с хорошим несрепетированным песнопением при минимальном аккомпанементе. Хотелось записать Наши песни. Но я решил еще парочку подсочинить, в итоге завелся и записал пластинку новых песен. А название осталось.
Время от времени возникала волна – приедет сегодня Смогул или нет. И он долго не ехал. Я был заинтригован и вот… Во время одной вечеринки где-то в полвторого ночи раздался телефонный звонок.
– Сейчас приедет Смогул, – молвил хозяин квартиры.
Через полчаса в квартиру вошел среднего роста лысый дядька в костюме и, что меня удивило-рассмешило-умилило, в щегольски повязанном шейном платке. Под одной рукой у него была зачехленная гитара, под другой – деваха, которую я не сразу разглядел, так как ее длинные волосы закрывали лицо, а еще потому, что наш новый герой с ней непрерывно целовался взасос. Тактичная публика долго не могла оторвать Александра (так звали нашего барда) от приятного дела. Наконец он откашлялся, попросил налить, а затем начал петь. Играл он на гитаре с семиструнным строем. Сразу стало ясно, что он большой поэт, хотя музыка, сопровождавшая его стихоизложения, была, скажем так, необязательная – можно спеть так, а можно и эдак. Он пел что-то про романтику, про Сибирь и что его никто не поймет, если не жрал собаку в походе, собаку, которая до этого смотрела на тебя доверчивыми глазами. Воздействие от его пения было мощное, но после четвертой песни захотелось либо напиться, либо рвануть на свежий воздух. Но Смогул (как я потом выяснил, это был его псевдоним, обозначавший что-то из казахского фольклора) закончил свой песенный сет, взял под мышку гитару и Людмилу и, не переставая целоваться, ушел в ночь.
Оказалось, что мы со Смогулом соседи. Иногда мы встречались, а потом все чаще начали заходить друг к другу в гости. Как порядочный мужчина, поцеловав женщину, он женился на Людмиле. Выяснилось, что он совсем не ходок, а с Людмилой у него, я думаю, был какой-то гормональный всплеск, поэтому они и устроили у Тургеневых эротик-шоу. Мы стали друзьями, но иногда Александр злоупотреблял дружбой.
Это были уже неспокойные годы с бандитским флером. И когда среди ночи раздавался звонок в дверь квартиры, причем настойчивый звонок, открывать не хотелось. Тем более что глазок на двери не позволял увидеть, кто звонит за второй дверью у лифта. В конце концов воля собиралась в кулак и открывалась сначала одна дверь в предбанник, а потом вторая. За ней, как правило, стоял выпивший Смогул.
– Старичок, извини, я поистратился… Дай денег заплатить за такси.
Проклятия были бессмысленны, урок все равно не усваивался, и вскоре история повторялась снова.
Но он писал, писал здорово, и, конечно же, я, да и моя жена, прощали его. Он почти не видел, поэтому получал какие-то деньги за инвалидность по зрению, еще что-то зарабатывал на концертах бардов. И тогда я решил его подбить к соавторству. Но он был беден и горд. Мои сребреники его не прельстили. И я, как опытный змей-искуситель, решил действовать через Еву. Уговорил Людмилу собрать мне подборку его стихов, и она повелась. Я прочитал все, что она мне принесла. Из двух различных коротких стихотворений я собрал песню «Пора прощания» и придумал к ней мелодию. Потом была «Улочки-переулочки». Я нагло дописал припев в эту уже готовую песню и спел по-своему. Наконец однажды вечером я позвал Сашка на кухню чего-то там продегустировать. Во время винопития я спел ему две песни.
– Старичок, а так тоже может быть. А то, что ты придумал:
Эти улочки-переулочки
На краю родной земли,
Эти улочки-переулочки
Мы любили, как могли.
– кайф. Песня по-другому зазвучала, стала объемней. Спасибо, старичок.
Я был польщен.
Как водится, сообщество КСП (клуб самодеятельной песни) поначалу не простило Смогулу ренегатства, а уж когда мы договорились, что он будет принимать участие в моих концертах, его заклеймили как христопродавца. А Сашок расцвел. У него появился достаток, правда, любовь к выпивке… Ну, что ж, боролись как могли.
– Саша, ты, если выпьешь, не показывайся при коллективе мне на глаза (а я тогда гастролировал с группой «Саквояж»), потому что я, как шеф, должен буду принимать меры. Ты где-нибудь отсидись, а если что, то зрители не заметят, что ты не вышел на сцену.
