– Не знаю, – пожала плечами женщина. – Не видела ее сегодня. Может, на дачу уехала к подруге? Она вроде собиралась. Погода-то вон какая хорошая стоит…
«Ну, наверное, действительно так оно и есть», – попытался успокоить себя Вилен. Завтра Тамарино дежурство, так что сегодня вечером она наверняка вернется, он позвонит ей – и все уладится.
Вечером его ждала к себе Нина, которой он вчера неосторожно пообещал, что сходит с ней в театр на какой-то нашумевший спектакль приехавшего на гастроли петербургского театра. Пришлось, закончив с делами в городе, снова ехать домой, переодеваться в выходной костюм и влезать в новые и неудобные, но элегантные и страшно дорогие туфли.
«Жаль, Тамара меня таким не видит, – вздохнул Вилен, разглядывая себя в зеркале. – Эх, и почему она не встретилась мне раньше? Многое могло быть иначе. Так жалко тех лет, что прошли без нее…»
Спектакль действительно оказался неплохим – уж в чем, в чем, но в отсутствии вкуса упрекнуть Нину было нельзя. Однако Меркулов был рассеян, часто отвлекался от того, что происходило на сцене, и бывшая жена это заметила.
– Что с тобой, Вилен? – поинтересовалась она в антракте. – Ты какой-то угнетенный. На работе проблемы?
– Не то чтобы на работе, – уклончиво ответил Меркулов – не посвящать же Нину в подробности, в самом деле! – Но мне нужно поговорить с одним человеком, а я никак не могу дозвониться.
– Иногда не находятся те, кто не хочет быть найденным, – загадочно произнесла Нина.
– Ох, надеюсь, это не тот случай, – вздохнул Вилен. И, поднявшись, сказал: – Извини, дорогая, вынужден ненадолго тебя покинуть.
– Смотри, не опоздай к началу второго акта! – предупредила Нина.
Выйдя в фойе, Меркулов еще несколько раз пытался дозвониться Тамаре, но по-прежнему безуспешно. Еще более расстроенный и встревоженный, он вернулся на свое место и отсидел до конца представления, уже совершенно не интересуясь происходящим на сцене. Был бы он один – наверняка ушел бы, не дождавшись финала. Но оставлять Нину в одиночестве все же казалось невежливым.
После занавеса и аплодисментов Нина как бы невзначай предложила:
– Может, зайдем в ресторан, выпьем по бокалу вина? Так не хочется сейчас, после такого спектакля, возвращаться к своему одиночеству… Все-таки нет ничего хуже, чем каждый вечер приходить в дом, где тебя никто не ждет, правда?
– Признаюсь, у меня были другие планы, – попытался отговориться Меркулов.
– Это ты о своей Тамаре? – поинтересовалась Нина. – Это она, я так понимаю, не берет трубку? Прости меня, Вилен, но тут все яснее ясного. Она даже на твой юбилей не явилась! И разговаривать с тобой не хочет. Сколько ты еще намерен бегать за ней, как сопливый мальчишка, после того как она столь недвусмысленно дала тебе понять, что больше не желает тебя видеть?
– Мне нужно позвонить, – он демонстративно не стал отвечать на ее слова. Даже если Нина и права, ему все равно необходимо встретиться с Тамарой и услышать все это от нее самой.
– Ну-ну, позвони, – снисходительно разрешила Нина.
Вилен отошел в сторону и в который раз за вечер набрал номер Тамары. По-прежнему никакого ответа, только длинные гудки набегают один за другим, точно морские волны. Тамары явно нет дома. Может, приедет с этой своей дачи совсем поздно, а может, решила переночевать там и вернуться в Москву утром. В любом случае ехать сейчас к ней на Тверскую бессмысленно, все равно в квартире никого нет. Не будет же он и впрямь, как мальчишка, караулить ее у подъезда?
– Ладно, уговорила, – махнул он рукой, повернувшись к Нине. – Поехали в ресторан.
С тех пор как Зоя выгнала Олю, Антон нечасто садился за фортепиано, хотя у него и оставалась такая возможность. В первое утро он открыл крышку инструмента, как научила его Оля, и уже от этого одного на душе заскребли кошки. Тут же вспомнилось, как ловко она смастерила этот «ключ» из булавки, как радовалась, когда выяснилось, что отмычка работает. Антону вдруг стало так тяжело и тошно, что руки сами захлопнули крышку. Уже машинально, почти не обращая внимания на то, что делает, Антон снова запер замок, спрятал булавку, отодвинул стул подальше от инструмента и задумался. Он погрузился в свои мысли настолько, что не сразу даже услышал отчаянный трезвон и стук в дверь. Эти звуки его напугали. Что-то произошло? Может, прорвало трубу и вода заливает соседей снизу? Пару раз такое случалось. Но открывать Антон боялся, ему и в детстве внушали, и Зоя потом много раз повторила, чтобы он никогда никому не открывал дверь. Решив все-таки проверить трубы, Антон тихонечко вышел из комнаты, направился в ванную… И тут услышал за дверью голос Оли, которая звала его. Значит, она все-таки вернулась! А он уже решил, что больше никогда не увидит ее… Забыв обо всем на свете, Антон рванулся к входной двери.
…Два часа пролетели, как две секунды. Расставшись с Олей, Антон еще долго думал о том, что раньше, окажись он в подобной ситуации, наверняка почувствовал бы себя самым счастливым человеком на свете – и на этом бы успокоился. Она вернулась, она не бросила его, не разочаровалась в нем. Еще недавно ему хватило бы этого сполна, чтобы летать как на крыльях, но сейчас Антон был уже не тем человеком, что несколько месяцев назад. Радостная эйфория вскоре прошла и уступила место раздумьям и сомнениям.
Конечно, очень приятно было узнать, что он тоже дорог ей, а не только она ему. Дорог настолько, что она все еще хочет помочь ему с побегом, даже готова увезти его с собой в Санкт-Петербург, чтобы быть рядом. Это, конечно, было бы очень здорово, но… И этих «но» находилось слишком много. Где он там будет жить, как, на что? Еще недавно, до знакомства с Олей, он вообще никогда не задумывался о материальной стороне жизни. Его не интересовало, откуда берутся продукты и средства на проживание, что сколько стоит и даже каков размер его собственной пенсии. Этого Антон и до сих пор не знал, так как все пособия получала тетка. Но теперь, благодаря Оле, он, по крайней мере, начал хоть немного понимать, что к чему.
Оля предлагала «на первое время» поселиться у нее, но Антон осознавал, что вряд ли Олина семья будет так уж рада появлению в доме нового человека, у которого даже одежды нет, не говоря обо всем остальном… Но, допустим, его все же пожалеют и примут. И что дальше? Они с Олей вместе будут жить на иждивении ее папы, пока Оля не устроится на работу? После чего Антон перейдет на иждивение Оли? Но ведь это стыдно, неприлично, неприемлемо для мужчины! Так делать нельзя, нужно будет обязательно найти способ зарабатывать самому. Только найдет ли он его? Кому он нужен – совершенно не приспособленный к жизни, ничего не умеющий, не умеющий даже быть таким, как нормальные люди. Он ведь ничего не знает и вряд ли сможет чему-то научиться… Но даже если ему несказанно повезет и найдется для него какая-то работа и люди, согласные ему эту работу дать, – как он воспользуется этой возможностью? Он ведь так боится всего – людей, будущего, собственной тени? Хороший получится работничек, ничего не скажешь…
Нет, надо быть честным с самим собой – он никогда не сможет заниматься ничем, кроме музыки. Но музыкой на жизнь не заработаешь, теперь Антон это знал. И раньше-то композиторов, которым платили за их произведения, было не так много. А сейчас, когда в стране творится такая неразбериха и ни у кого нет работы, это тем более исключено. Сколько раз Оля с горечью говорила о том, что даже самым замечательным музыкантам приходится, чтобы прокормить семью, устраиваться играть в рестораны, да и туда их не берут, потому что нет мест…
– Господи, я же так люблю играть, я же только и живу, что музыкой, – еле слышно шептал Антон. – Неужели я настолько несчастное существо, что не имею права воплотить в жизнь то единственное, что дано мне судьбой?
Ему вдруг представилось, что где-то на окраине вселенной есть место, где не растет трава, не пролетает птица, не рыщет зверь. Там вечно томятся вмерзшие в лед нерожденные дети, ненаписанные книги, несозданные картины, непостроенные дворцы – жизнь, которой не довелось свершиться. Но даже там, во льду, они живы, они способны чувствовать и вечно страдают, и их тоска излучается во вселенную и ядовитыми стрелами поражает сердца людей. Люди, отравленные тоской несостоявшейся жизни, становятся несчастными и озлобленными, прямо как Зоя. Они всегда всем недовольны, и им всегда кажется, что кто-то лишает их права на счастье, отбирает его у них. И больше всего на свете Антон не хотел уподобляться этим людям, не хотел, чтобы его музыка, подобно мириадам других нерожденных произведений искусства, навсегда осталась в вечной мерзлоте небытия…
В прихожей послышался звук открываемой двери, затем шаги, приближающиеся к столовой. Это вернулась Зоя. Первым порывом Антона было стремление привычно метнуться за шкаф и укрыться там, но он не сделал этого. Огромным волевым усилием сдержал себя и остался на месте.
