Ознакомительная версия.
– Что вы?! – оскорбился Мальцев и нечаянно назвал своего благоприобретенного друга «маэстро». Назвал и испугался собственной смелости. Имени своего товарища он не помнил, а вот это дурацкое «маэстро» все время крутилось на языке. И, похоже, Истомина оно вполне устраивало.
– Тогда, коллега, не форсируйте события и сохраняйте неподвижность, это поможет избежать вам определенных неудобств, доставшихся нам в наследство от вчерашнего праздника, – витиевато высказался Истомин и облизал высохшие в морозном воздухе губы.
– Маэстро, – не остался в долгу Мальцев, – а где же, позвольте спросить, ваша драгоценная половина?
– Что вы имеете в виду, коллега? – уточнил Истомин. – Рояль?
«Господи! – взмолился про себя Виктор Сергеевич. – Значит, рояль не привиделся! Значит, был рояль!»
И вслед за восстановленным в сознании образом рояля Мальцеву явилась вся цепочка вчерашних событий, начиная с того места, когда гнусная девочка Оля-Лиза пообещала скорую смерть всей его семье. Сначала (и это помнилось довольно четко) бесславный конец поджидал Марусю, собиравшуюся выпасть из окна третьего этажа. Потом – Тамару. Детали ее гибели младшая дочь Истоминых обсуждать с Виктором Сергеевичем категорически отказалась. Ну а судьба самого Мальцева после вынесенного приговора никаких сомнений у него лично уже не вызывала.
Ко всему прочему, масла в огонь подлила Фьяметта, рассказав Виктору историю о том, как неоднократно эта маленькая негодяйка со стопроцентной точностью определяла стоящего за их дверью посетителя и звонящего на их номер абонента. Вернувшийся с пляжа брат малолетней вельвы с готовностью подтвердил материнские слова:
– Уж эта дура как скажет, так скажет!
– Женя! – взвизгнула Фьяметта. – Как ты можешь?!
– А че такого-то? – искренне изумился подросток. – Помнишь, она вчера сказала: «Не смейся, а то подавишься» – и я подавился.
Костя Истомин, наблюдая за реакцией Мальцева, решил снять напряжение и успокоить, возможно, нового друга:
– Вы так не переживайте, коллега! Мы уже к ее прогнозам привыкли. Отнюдь не все они, кстати, сбываются. Вот, к тому же, и ваша Маша явилась. Из чего следует, что Лизавета частенько ошибается. Правда, мама?
Фьяметта с готовностью поддержала мужа:
– Правда, папа! На все воля Божья!
Неизвестно, чью волю воплощала в жизнь белокурая сивилла, но Виктору Сергеевичу Оля-Лиза строго-настрого приказала в столовую не ходить:
– А то умрешь!
И склонный к мистицизму бытовой атеист Мальцев внял голосу судьбы и стремглав понесся в сторону Новоафонского монастыря ставить свечку за здравие себя и своей семьи. Этим и объяснялось отсутствие Виктора Сергеевича за обедом и, между прочим, за ужином в том числе.
Впрочем, вчера за ужином работники столовой пансионата «У монастыря» недосчитались сразу двух семейств – Мальцевых и Истоминых. Зато расположенное прямо на пляже семейное кафе «У Алика» не могло закрыться до рассветной дымки. Владелица кафе – знаменитая танцовщица Майя Герзмава – привычно ворчала, безостановочно пила кофе и курила тонкие сигареты. Тамара настойчиво звала «Маечку» к столу, но та категорически отказывалась и предпочитала наблюдать за посетителями из-за своей деревянной стойки.
– Знаете ли вы, кто это? – торжественно вопрошал Виктор и заговорщицки подмигивал жене.
– Боже мой, – щебетала счастливая Фьяметта, – конечно же, нет!
– Это та, кого называют королевой абхазского танца, – цитировал Мальцев строки путеводителя по Абхазии.
– Боже мой, – ахала Истомина и складывала на груди руки. – Ты слышишь, Костя?
– Слышу, – отзывался тот и старательно что-то рассматривал на своем телефоне, не торопясь разделять восторги жены.
– Костя, – трогала его за плечо Тамара. – Что вы там все время изучаете? Новости в Интернете?
– Что вы, Тамара Николаевна, – интеллигентно возражал Истомин, отчего возникало чувство, что он паясничает, – уточняю информацию.
– Какую?
– Действительно, – читал он с экрана телефона. – Майя Герзмава – народная артистка Абхазии и Адыгеи. Королева… так-так-так… Выдающаяся танцовщица Кавказа ХХ века…
– Какая прелесть! – восторгалась Фьяметта. – Лизочка! Женя! Подите сюда, дети!
Маруся осталась сидеть за соседним столом и наблюдать за родителями.
– Посмотрите, дети! Эта тетя, – Истомина протянула руку в сторону дымящей Майи, – артистка. Великая балерина Кавказа!
– Я не балерина! – осадила ее Майя. – И нечего в меня пальцем тыкать! Стыдно сказать: народная артистка Советского Союза! Ничего теперь нет. Даже мужа, и то нет. Никто не знает! Никому не нужна!
– Ну, это вы зря, Майя. Вас же зовут в Сухум преподавать. О вас помнят! – заспорила с ней Мальцева. – Вы сами уезжать не хотите.
– Не могу, Томочка, – с готовностью согласилась Герзмава. – Это дурацкое кафе держит. Если бы не память об Алике…
Майя кивнула головой на вывеску, где был изображен танцующий мужчина в черкеске и барашковой шапке.
– Алик? – переспросил Истомин.
– Алик, – подтвердила Майя и отвернулась в сторону.
– Помянем, – предложил Костя, и Тамара поняла, что пора уводить мужа. Но увести удалось только детей.
По дороге в пансионат Фьяметта пыталась вести светскую беседу и изображать из себя свободомыслящую особу, с легкостью выдавшую мужу карт-бланш на целую ночь. Избранная роль была для нее явно тяжеловата, но Фьяметта пыталась играть ее с удивительным достоинством: не бранила Истомина, не срывалась на детей, не жаловалась Тамаре.
«Привыкла, что ли?» – думала про себя Мальцева и не сводила глаз с женщины, ожидая спонтанных реакций. А их не было! Тамара не на шутку разволновалась и сделала шаг первой.
– Оксана, вы давно с Костей женаты?
– Давно, – непривычно кратко отвечала Истомина.
– А…
– Вы хотите спросить, давно ли он пьет?
– Нет, – Мальцева пыталась спорить с очевидным.
– Пьет он… всю жизнь!
Тамара промолчала.
– А у нас трое детей: Лиза, Женя, Ира. Ире – двадцать два.
Мальцева уловила ритм беседы и поняла, что никакой необходимости в том, чтобы задавать встречные вопросы, не было и нет. Фьяметта сама прекрасно с этим справляется, и ее, Мальцевой, присутствие исключительно формально. Не случайно Истомина перебегала с одной стороны монастырской тропы на другую, одновременно выступая и истцом, и ответчиком.
– Мама, – возмутился Женя, – ну что ты все время бегаешь и толкаешься?!
– А? – не услышала вопроса Фьяметта.
– Все время, – жаловался такой же кудрявый, как отец, подросток. – То в одну сторону, то в другую. Вот посмотри, Лизку от тебя уже укачало.
И действительно, Оля-Лиза вечером была до странности миролюбиво настроена. Скорой смерти она пообещала только родителям, а новых знакомых почему-то тактично обошла стороной. За весь вечер юная Ванга не отдала ни одного приказания и молча смотрела на Виктора влюбленными глазами, отчего Тамаре стало не по себе. Тоже понятно почему: того и гляди пожелает доброго сна. На веки вечные.
Машка весь вечер томилась то ли от ревности, то ли от скуки. Периодически девочка заявляла о своих правах то на мать, то на отца, то на звание постоянного клиента кафе «У Алика». Похоже, с отъездом кубанцев, а точнее – Гены, интерес к морю и, значит, смысл отдыха был утрачен. Маруся считала дни до отъезда и периодически напоминала родителям о том, что осталось четыре, три, два дня и пора, пора покупать гостинцы тем, кто остался без моря, без гор и без кишечной палочки в животе. Для этого она составила список, куда деловито вносила комментарии – «круж», что означало кружка с видами Абхазии, «фень» – какая-то побрякушка либо на руку, либо на ногу, либо куда получится, «ч.д.» – чай дедам и еще кому не достанется ничего другого. Тамара тайком подглядывала в этот список, но половины в нем разобрать не могла, поэтому головы над этими безумными «круж», «фень», «ч.д.» и проч. не ломала. Вот и сейчас, поднимаясь по монастырской тропе к пансионату, Машка была занята сложными арифметическими подсчетами и проверкой статданных. Ни Фьяметта, ни Оля-Лиза ее особенно-то и не интересовали. Разве только Женька, но и тот дурак, естественно. Кем же ему быть? Этому кудрявому брату мерзкой девочки!
А маленькая и беленькая совсем уже съежилась от усталости и жалобно захныкала.
– Спать хочет, – догадалась Тамара и окликнула Истомину: – Оксана, Лизавета ваша того и гляди упадет.
– Да, – пискнула маленькая и беленькая и протянула ручки к матери.
– На ручки? – переспросила Фьяметта, а Машка язвительно про себя отметила:
– Можно и на головку!
– На ручки! – согласилась Оля-Лиза и присела на корточки.
– А может, ножками? – не теряла надежды ее мать.
– Не-е-ет, – захныкала девочка. – Оля устала. Оля хочет спать.
– Чуть-чуть осталось, – поддержала товарища Тамара. – Совсем чуть-чуть, и скоро калитка.
Ознакомительная версия.
