Ознакомительная версия.
Он вышел, плотно прикрыв за собою дверь, и Айша снова осталась одна. Судя по мраку за окном, час был поздний, но спать ей не хотелось, и она сосредоточилась на фильме, где удивительной красоты девушка Эсмеральда, черноволосая, как Малика, танцевала на площади танец, а ужасный горбун со странным именем Квазимодо смотрел на неё такими глазами, что сразу было видно, какая у него сильная любовь к этой самой Эсмеральде.
Айша так увлеклась сюжетом, что и думать забыла о сне. Сквозь прикрытую дверь в комнату слабо доносились звяканье посуды и мужской смех, но всё внимание Айши было приковано к экрану, где у Собора Парижской богоматери происходили удивительные события. Финальная сцена старую женщину потрясла. От жалости к цыганке из глаз её хлынули слёзы, к которым тут же добавились и другие, копившиеся месяцами с того самого дня, когда она в последний раз переступила порог буйнакского дома.
Малике в эту ночь также не спалось. Из головы не шёл сон, увиденный ею накануне. Ей снилась какая-то высокая белая башня. Она стояла на углу улиц Ленина и Двадцати шести Бакинских комиссаров. И Малика всё поднималась и поднималась вверх по лестнице, пока не оказалась на залитой каким-то совершенно необыкновенным белым светом площадке, откуда были хорошо видны находившиеся внизу люди и машины. Она увидела вдруг стоявшего на площадке отца, который сказал: «Передай матери, пора уже, пусть идёт!» И тогда она стала просить Ансара, чтобы Айша ещё побыла, но тот лишь повторил неумолимо: «Пора!»
Малика открыла глаза. Ей было страшно. Весь день сон не выходил у неё из головы, и после работы она забежала к матери, посмотреть, как она.
Ночью страхи опять вернулись, и, лёжа рядом со спящим мужем, она думала о матери и о том, что сон этот явно неспроста.
Под утро она, наконец, заснула, чтобы спустя два часа быть разбуженной телефонным звонком брата, сообщившего о смерти их матери.
Айша лежала неподвижная и величественная, и казалось, даже рост её после смерти увеличился. Лицо женщины было спокойно, морщинки разгладились, и на губах застыла лёгкая улыбка, как если бы она увидела что-то, и это ей было приятно.
Дом был полон людей, и Малике с Фаридой в который уже раз приходилось отвечать на один и тот же вопрос, касавшийся последних часов жизни матери.
Желание Айши быть похороненной на буйнакском кладбище рядом с Ансаром и Шахри детьми её осуществлено не было из-за погоды, которая в этот день была такой ненастной, что, пощадив людей, пришедших на похороны, они приняли решение в пользу Махачкалы, и Айша упокоилась тогда навечно на чужом кладбище чужого для неё города. И обстоятельство это долго ещё отдавалось мучительными сожалениями в душах её детей.
Назавтра погода прояснилась, будто и не было вовсе проливного дождя со снегом, хлёсткого ветра, пронизывающего холода, внезапно налетевших на город, чего прежде в такое время года не наблюдалось. Люди шли и шли, воздавая Айше последний долг. Это продолжалось ровно семь дней, в доме Имрана побывала вся родня – из Азербайджана и Грузии, Кисловодска и Ашхабада, не говоря уже о дагестанских городах и сёлах.
Все вспоминали Айшу, её спокойный, умиротворяющий характер, доброжелательность, приветливость, мудрость, набожность, душевное благородство и огромное человеколюбие. Вспоминали всякие события и эпизоды, плакали, смеялись, и снова плакали, и снова смеялись сквозь слёзы, когда приехавшая из Буйнакска Анютка с горячностью воскликнула:
– Малика, Имран, не печальтесь, теперь я буду вашей мамой!
Марьяша, потеряв свою бабушку, испытала глубокое потрясение ещё и из-за того, что это была первая в её жизни осознанная смерть. И смерть эта была так реальна, так близка и так неумолима, что Марьяша всерьёз задумалась о смысле человеческой жизни, о том, заканчивается ли она со смертью, и для чего вообще люди являются на этот свет. Если для того, чтобы, как её бабушка Айша, нести людям свет, любовь и доброту, то почему бы не оставить её продолжать это делать ещё много-много лет, ну а если просто так, для обычного времяпрепровождения, вроде встал-поел-поспал, то для чего таким людям вообще жить на земле? Должен ведь кто-то это регулировать, думала Марьяша, пока не сознавая, что через подобные мысли она постепенно приближается к Богу, о котором она пока что не очень-то и задумывалась, но которого, выросшая в обстановке Айшиных молитв, не позволяла себе отрицать.
Дом без Айши казался опустевшим. Хотя спустя положенное время он снова наполнился оживлёнными голосами, смехом и музыкой, но ушли из него всё же неуловимый уют и умиротворяющий дух, и никто не становился здесь больше на молитвенный коврик, обращая к Небу мольбы за детей, за лад в семье, за мир и спокойствие на земле.
Конец 2-й книги
Ознакомительная версия.
