Обходя дом, проверяет: окна, печная заслонка, холодильник – приоткрыть дверцу, – теперь электричество… Внимательно, словно сверяясь с невидимым списком. Шарит в сумке, проверяя, всё ли на месте: деньги, косметичка, мобильник…
Фарфоровые статуэтки, несущие караульную службу, сияют первозданной чистотой. Хоть сейчас – в музей.
– Ну вот, – она останавливается напротив, как экскурсант, которого привели в этот зал, но тотчас же уведут. – Не поминайте лихом. Что могла – сделала.
Контуры расплываются, будто уходят под воду. Не давая им времени опомниться, она выходит на веранду. Напоследок оглядывает стол, за который больше никто не сядет. Спохватывается: репродукции. Что-то должно остаться на память. Снять, захватить с собой?.. Прислушиваясь к скрипу ступеней, спускается с крыльца. Одна ступенька качается.
– Хватит. Сколько можно. Я и так… – Перед глазами плывет трава, тощие кустики, березовый ствол. Она перешагивает, запирает за собой калитку. Так и не подняв глаз, идет мимо чурбака. Жаль, что не сожгла их в печке: и рай, и ад, и сестрицу Аленушку. Спалить – и концы в воду.
Садится в машину. Разворачивается, осторожно объезжает яму. Окажись на ее месте другая девочка – талантливая, не обманувшая родительских ожиданий, – наверняка бы оглянулась… В зеркале заднего вида шевелятся ветки, завалившие тропинку. Машина движется медленно, но это не ее вина. По такой дороге не больно-то разгонишься.
Машина сворачивает на Еловую. Дерево, лежавшее поперек улицы, успели распилить. Краем глаза отмечает поваленный забор, столб, рухнувший на яблоню, усыпанную мелкими яблоками, – ее любимый сорт. Созревает осенью. Осенью она будет далеко.
Из леса выползает машина с прицепом. И к бабке не ходи: дрова.
«Кру́гом, кру́гом… Пришельцы. Березы как бритвой срезало. – Вспоминает женщину, державшую на руках младенца. – Правда, Васенька?..»
Старуха, копошащаяся за забором, разгибает спину, приложив ладонь козырьком, смотрит вслед.
«Как же его?.. Вася, Петя… Смешно, но так и не вспомнила. Ничего. Европа – не Россия. Там отчеств нет…»
Вниз уходит тропинка, та самая, где чуть не сбила коляску – свернула вовремя. Спасла.
Снова дрожат руки.
– Да что ж это!.. – Она перехватывает вспотевший руль. Выезжая на асфальтовую дорогу, притормаживает, пропуская раздолбанную «семерку». Пристраивается в хвост. Чертова «семерка» еле плетется.
– Ну давай, милый, давай… – включает поворотник. По встречной движется «рафик». За ним какой-то придурок на мотоцикле: в прицепе свежие чурки. Кому горе, а кому праздник – бесплатных дров.
«Семерка» уходит в боковую улицу. Столб, стоящий на самом углу, перекосило. С забора свисают рваные провода.
Машина приближается к ДЭКу. Даже издалека заметно шевеленье. Воскресный рынок, всегда полно людей: покупатели, продавцы. «Конец света, а всем хоть бы хны!» Мясной ряд – красноватые комки плоти. Овощи. Свежие: картошка, морковь, пузатые кабачки. Прошлогодние огурцы в стеклянных банках. Стекло играет на солнце. «Жаль, что нет яблок… Местных – белый налив. Я бы купила». У самого входа расположился мужик с корзинкой. Она притормаживает: белые, подосиновики, опята. «Чем-чем, а грибами сыта по горло. С меня хватит», – раздраженно, будто во всем виноваты грибы.
Водонапорная башня завалена упавшими деревьями. Два мужика тащат длинную лестницу. Тот, что сзади, сует руку в карман, вынимает телефон.
«Неужели наладили?.. – не сбавляя скорости, она роется в сумке. Сжимает в кулаке. Ни с того ни с сего загадывает: если одна – ничего нет. Если две… – На телефонном дисплее светятся две рисочки. Она закрывает глаза. В руках невыносимая дрожь. – Значит, все-таки…» Съезжает к обочине. Кладет локти на руль, утыкается лбом. Со стороны может показаться, что водителю джипа стало плохо – мало ли, спазм или сердечный приступ.
«Совсем сдурела, хоть в цирке показывай…» – снова смотрит на телефон, будто боится, что вторая рисочка исчезнет… Торопливо лезет в бардачок, вставляет зарядку – одно движение, и…
«Ну вот… Теперь порядок». – Включает поворотник:
– Ладно, поехали, – вслух, будто она уже не одна.
Мимо станции, мимо помойных баков. Отсюда до ореховского шлагбаума километра три. Самый опасный отрезок. Сплошные повороты. Асфальт – серая змея. «В смысле, змей. Учитывая сложившиеся обстоятельства…» Она едет, не глядя по сторонам, не обращая внимания на поваленные деревья. «Тойота», мелькающая сзади, идет на обгон, проскакивает, едва разминувшись со встречной «Шкодой». Водитель, счастливо избежавший столкновения, газует, уходя вперед.
Подъезжая к шлагбауму, она ворчит:
– Видали, гонщик хренов…
Метрах в ста от платформы загорает пустая электричка. Переезжая рельсы, надо оглянуться: налево, направо. Всюду, куда ни глянь, упавшие стволы. Со стороны Соснова катится дрезина: мужики в ватниках. Не иначе бригада дровосеков. Сворачивая на грунтовку, она слышит вой бензопилы. Там, где стоял лес, – сплошные проплешины. В прорехах виднеется небо – серое и пустое. Перевалив через камень, вросший в дорогу, джип нащупывает асфальт, приосанивается, будто чуя приближение трассы.
– Молодец, – она подбадривает – не то себя, не то верную машину. Считай, почти выбрались. А ведь могли и застрять.
Джип поводит боковыми зеркалами, прислушиваясь недоверчиво: с его-то лошадиными силами…
– А представь – поезд. Не в ста метрах, а прямо у шлагбаума. И что б мы делали – прыгали?
Очень хочется закурить. Она шарит в бардачке, вытаскивает пачку. Покосившись на телефон, выбрасывает в окно.
Правая полоса свободна, на встречной – сплошная сосиска. Похоже, пробка до самого Соснова: владельцы дач наслушались радио, кинулись проверять. Баклажановый жигуленок притормаживает. Она кивает благодарно, въезжает на свою полосу.
– Ну все, теперь отдохнем.
Джип рычит недовольно. Рычи не рычи, по такой дороге и захочешь, не обгонишь. «Форд-фокус», идущий впереди, подмигивает, съезжая на обочину. Перед ней открытая фура, груженная бревнами: огромные стволы. Она увеличивает интервал: если что, будут выскребать из асфальта – никакие подушки не помогут. «Форд-фокус» – за рулем крашеная блондинка – пристраивается сзади.
«Ну ты и сучка, – она поднимает руку, шевелит пальцами. Блондинка с искусственными волосами – и где они берут такие мертвенные оттенки? – улыбается виновато. – Ладно, – она кивает. – Живи».
Легковые машины, идущие по встречке, нагружены тяжелой поклажей: обрезки досок, брус, старый холодильник. Не автомобили, а ишаки.
По обочине мелькает щитовая реклама: продажа участков, домов, стройматериалов. Некоторые щиты перекосило. Особенно этот, на синем фоне:
СЕГМЕНТЫ
ПАЛЬЦЫ
НОЖИ
«О господи!..» Скорей бы доехать, вырваться из этого пространства, искаженного, где все шиворот навыворот: ножи – не ножи, пальцы не пальцы, а черт знает что, нормальному человеку не догадаться. Под мостом, перекинутым через овраг, – заросли белых зонтиков. Толстые стебли – высокие, в человеческий рост, – карабкаются по склону. Этим ничего не страшно – ни бури, ни ураганы… Два парня у самой дороги. Скинули рубахи. Один сложил ладони лодочкой. Другой наклоняет пластиковую бутылку, сливает ему на руки. Она не видит лиц.
ЭЛИТНЫЙ КОТТЕДЖНЫЙ ПОСЕЛОК.
ПРОДАЖА ЗЕМЛИ
На щите – улыбчивое семейство: отец, Егор Петрович, мать, Нина Федоровна, их дети, Сергей и Наталья…
«Главный инженер советских душ может спать спокойно. Его дело не пропало. Расплодились и размножились, наполнили землю. – Щиток мигает красным – бензин почти на исходе. Надо заехать на заправку. Лесовоз, ползущий впереди, закрывает обзор. Такое чувство, будто бревна слегка покачиваются. – Плохо закрепили? Не может быть. Они же не идиоты. Если бревна покатятся…»
Поворот на Лемболово обозначен гигантским щитом:
ВАША ДАЧА БЕЗ ВАС ПЛАЧЕТ
Правый глаз снова слезится. Она протягивает руку, жмет на кнопку. Прохладный воздух льется свежей струей. Она вдыхает глубоко, с наслаждением, будто не воздух, обработанный кондиционером, а чистый кислород.
Поворот на Васкелово. Ее дорога прямо. Знак «40».
У забора – скамейка, на скамейке – старик со старухой. Мужик – наверняка их сын – тащит сноп соломы. Спиной, лица не видно. Зачем им солома – в такую-то жару?
Дальше – пост ГАИ.
Тяжело качнувшись на повороте, лесовоз забирает вправо. Прижимается к обочине. Гаишник идет вразвалочку, направляясь к кабине. Водитель открывает дверь, спрыгивает на землю – маленький и тощий. Она думает: кожа да кости. Даже странно, что доверили такую огромную машину. Смотрит в зеркало, подмигивает крашеной блондинке: «Ну? А ты, дурочка, боялась». Девица отворачивается, прячет бессмысленные глазки – делает вид, что ничего не помнит. Щелкнув поворотником, она жмет на педаль. Левая часть дороги свободна. Мгновенно набрав скорость, джип вырывается вперед – с легкостью, как на крыльях, обгоняет тихоходов. Впереди пустая полоса. Знак «Обгон запрещен», но ей и некого, на этом отрезке она – первая.
