Ознакомительная версия.
Кадр тридцать шестой
Делёж
Не в добрый час придумала Настенька Разова историю своей шишки для Сети. Сказано же, что на земле – то и на небесах. Заказывали трешак – получите и распишитесь. И не то страшно, что Тыдыбыр действительно получил по крепкой балде, а что реальность страшнее самой, казалось бы, страшной выдумки.
Была суббота, и Анастасия Евгеньевна пошла в сетевую обитель гамбургеров, чизбургеров, пирожков с вишней, жареной картошки и куриных кусочков – рай для фастфудных обжор. Она редко позволяла себе эту радость. Не чаще раза в год. Ну, иногда чаще… Иногда – раз в месяц. И всегда делала это тайно. Потому что любимая мамочка не позволяла обожаемой доченьке лопать «макдосятину». Не столько из-за фигуры, сколько из-за маминой веры в то, что туда подсыпают синтетический «ожирин» и всякие страшные для здоровья «вещества». Настина мама была женщиной образованной. Но тем не менее открещивалась, как от чёрта, от аббревиатуры ГМО, при этом веря в целительную силу БАД’ов. А ещё они с Настенькой сидели на «похудательном чае», который ни разу не способствует похудению, а вот поносу до пекущих болей в анусе и нездоровому обезвоживанию – как с добрым утром. И обе Разовы – и старшая и младшая – были врачами. Мама – терапевтом. Настенька – и вовсе акушером-гинекологом. Так что какая уж тут поголовная грамотность масс населения, когда иные врачи… Как-то так, в общем.
Настенька присела со своим до отвала заполненным подносом невдалеке от «детского уголка», где праздновался малышовый день рождения. Она предвкушала пир, и ей было всё равно, что вокруг неё происходит. Слава богу, что вообще был свободный столик в субботу. Сейчас она налопается до состояния «умри, грусть!» – и её, конечно же, сразу настигнут муки совести. Ещё неделю она будет костерить себя последними словами и удивляться собственной безвольности. Но это всё будет потом, после. А сейчас Настенька испытывала вожделение на грани с половым. Она вдыхала запах фастфуда, как иные втягивают запах любимого человека. Все ароматы этой забегаловки, включая дух половой щётки и тяжкий духман дешёвой пищи, смешанные с ароматами, доносящимися из туалета (физиологические отправления, помноженные на ароматизированную брендовую хлорку), вставляли её ничуть не меньше, чем вставляет иных запах любимого тела, помноженный на дезодорант и одеколон, предпочитаемый любимым телом.
Настя впилась зубами в бутерброд и даже не заметила, как попутно прикусила и картонную упаковку. Как не замечают в пылу страсти порванный лифчик, вырванный локон и прикушенную до крови губу. Настя была в предпиковой фазе плотского наслаждения. Эндорфины уже пошли в кровь, и…
И тут грубая реальность отвлекла Настеньку Разову от эрзаца удовлетворения. Резко и пронзительно закричал ребёнок. Это был крик ужаса и отчаяния. Настя швырнула надкушенный бутерброд обратно на поднос и вскочила на ноги.
В детском уголке мужчина и женщина колотили другую женщину. Беременную. Кричали все дети. Но девочка-именниница, сидевшая во главе стола, кричала громче всех.
– Бабуля! Папочка!! – истошно верещала она, захлёбываясь. – Не бейте мамочку!!!
Перепуганные сотрудники сетевой забегаловки застыли, не зная, как себя вести. Дети разбегались в разные стороны, забывая прихватить свои цветастые пальтишки и пуховички. Именниница бросилась к взрослым. Вместе с ней какой-то рефлекторный импульс подбросил к дерущимся и Настеньку Разову. Наверное, потому что она увидала не драку, а избиение. Избиение беременной женщины. Мужчина – сильный молодой мужчина – уже повалил женщину с огромным животом на пол. Женщина – выглядящая как вполне приличная и обеспеченная пожилая женщина – мутузила беременную по голове, вырывая ей волосы и расцарапывая лицо. А мужик занёс ногу для удара. По животу. И хотя принято описывать подобные события, используя приёмы: «Как в замедленной съёмке…», но реальность не предполагает замедленности. Как раз наоборот – обострения восприятия и ускорения реакций. И Настенька Разова, как голкипер, от которого зависит исход матча чемпионата мира по футболу, мощно подбросила своё тело и накрыла беременную собой. Или, точнее будет сказать, тело швырнуло свою Настеньку Разову. Благо исходный фон был создан: это самое тело было нашпиговано «химией счастья», из-за которой в теле начинает плескаться эйфория, в состоянии которой тело готово к любым безумствам. В том числе – подвигу. Подвиг – это безумство. И не обязательно – храбрых.
И мужчина, готовящийся пнуть беременную женщину по животу ботинком, хорошо так впиндюрил этим самым ботинком Настеньке Разовой по её буйной светлой кудрявой головушке. Слава богам, он был отнюдь не кик-боксёр, потому удар получился смазанный. Настин череп снова устоял. Да и густая блондинистая грива, где каждый толстый волос был замысловато спирально извитым, – спружинила. Настя даже не сразу поняла, что это очень больно – когда тебя молотят по голове. С кафелем операционной она встретилась, уже будучи без сознания. А сейчас ей показалось, что ей на башку шлёпнулось бетонное перекрытие. Она успела подумать, а как же бокс?.. А как же кино, где все молотят друг друга и тут же вскакивают и бегут, как новенькие? И отрубилась. Благо к тому моменту сотрудники уже разморозились, стали оттягивать мужика и бабу от беременной. А менеджер вызвала полицию, которая прибыла, надо отдать должное, моментально. И «Скорую», которая прибыла ненамного позже. Всё-таки вызов был не куда-нибудь, а на детский утренник, и подстанция находилась близко. Настя уже пришла в себя и, прижав к голове столбик круглых мясных лепёшек, добытых, судя по их состоянию, прямо из вечной мерзлоты, любезно предоставленных ей сотрудниками сетевой едальни, сидела в «Скорой» рядом с беременной. Она уже предъявила коллегам удостоверение врача своей больницы. И туда беременную, находящуюся в практически бессознательном состоянии, уже и катили.
– Сабина! Где Сабина?! Где Сабина?! – бормотала спасённая потерпевшая. Но тут у неё резко повысилось давление и начались судороги.
– Эклампсия! Интубируйте! Лейте! – закричала Настенька коллегам, подскочив и долбанувшись обо что-то головой. – О, мой бог! – простонала Настя.
Фирменные пакеты с напакованной в спешке – по распоряжению менеджера – Настиной едой, она оставила коллегам из «Скорой».
– Ургентный звонок! – заорала Настя, втопив кнопку этого самого звонка до упора.
В роддоме не было ни Мальцевой, ни Панина, ни Родина, ни Поцелуевой. Мобильные не отвечали. В обсервации дежурила одна из пенсионерок, от которых никак не могла избавиться Татьяна Георгиевна. На пятом дежурил опытный и грамотный врач, но он был в операционной главного корпуса.
И Анастасия Евгеньевна Разова прооперировала женщину. Трижды перекрестившаяся про себя пенсионерка ей проассистировала. После основного этапа – извлечения – начав давать ей умные советы. За что была изгнана из операционной. Нет, не Настенькой. Анестезиологом. Настя послойно ушила всё с операционной сестрой. Некоторое время женщину подержали на ИВЛ, но показатели были стабильными, экламптического статуса ничто не предвещало. И женщину, уложенную в ОРИТ, сняли с ИВЛ.
– Как вас зовут? – спросил анестезиолог после извлечения трубки.
– Сабина… – слабо прохрипела она.
– Сабина, как ваша фамилия?! У вас при себе не было документов! – чётко проговорил анестезиолог.
– Где… Где Сабина?! – продолжала хрипеть женщина, кардиомониторы начали попискивать, привлекая внимание к учащению сердечного ритма и повышению кровяного давления.
– Не волнуйтесь, Сабина. Сабина, вы в родильном доме! Вам сделали кесарево!
– Сабина! Моя! Дочь! – прохрипела женщина, перекрикивая сбесившиеся мониторы.
– Ваша дочь прекрасно себя чувствует. Он в детском отделении.
– Моя! Старшая! Дочь! – страшно просипела женщина и начала биться в кровати, пытаясь не то выгнуться, не то встать и бежать.
– Вырубай её, идиот! – командно заорала Настёна.
Дежурный анестезиолог моментально подчинился и вырубил женщину «по вене». Затем вопросительно посмотрел на Тыдыбыра. Ничуть не обидевшись ни на «идиота», ни на командный тон.
– Как предварительно догадывается Штирлиц, – сказала Настя, – истошно вопившая в Макдональдсе девочка – и есть старшая дочь Сабина этой пока безымянной тётеньки. В общем, смотрите тут за ней. Я пошла.
– Куда?
– На поиски.
– Кого?
– Сабины, разумеется, – и выражение её лица дало понять вопрошавшему, что слово «идиот» она в этот раз просто опустила – как потенциально обидное.
Настя разыскала телефон забегаловки. Менеджер не знала, где Сабина. Каких-то детишек тут же разобрали родители. Иных пришлось успокаивать. В панике и сумбуре никто не обратил внимание на саму, собственно, виновницу торжества. Папу и бабушку Сабины увёз полицейский «бобик».
Ознакомительная версия.