Завязался душевный разговор.
– И знаешь, что я тебе скажу, подруга. – Пожилая дама хлопнула девицу по коленке. – В Москве народ в соболях катается и на золоте ест. Я еще по телевизору поняла. У нас в Угре тоже квартиры есть, не думай! Только сортир на улице и отопление – если двести ведер воды в бак на чердак зимой не зальешь, да угля не купишь – ложись да помирай. А у вас квартиры – тепло да простор! Машины кожаные, магазины – светятся! Поняла я: хочешь жить – езжай в Москву. Да не вышло…
– Простите, а кем вы в Москве хотели устроиться? Просто в вашем возрасте… – неделикатно спросила девица.
– А что, сорок лет – это старость уже? И нянькой могу, и домработницей. Что, кура плохая была, невкусная? – угрожающе спросила дама. – Не понимают москвичи ваши во вкусной и здоровой пище! Устроилась, наварила, наготовила, а они давай в сортир бегать! Нам надо на парууу, да вы не ко дворууу… Рыбу хотят сырую, в какую-то дрянь завернутую. Ну, думаю, если вы с моей еды обосрались, то с рыбы завернутой точно сдохнете. Ну да и рванула домой. От добра добра не ищут. А ты кушай, кушай, москвичка, поправляйся! Ничего, что жирное, от сала еще никто не умер!
Дама опрокинула еще рюмочку, хрустко закусила куриной ножкой и почти сразу захрапела. Девица исчезла на верхней полке. Ляле не спалось. Сначала от храпа, а потом… потом ей ужасно, нестерпимо захотелось есть. Еда со столика исчезла, но запахи остались и не давали ей покоя.
«И не позвали, – грустно подумала она. – Будто меня и нету. Чем я им не понравилась?»
Ляля вышла в тамбур.
– Кувшинкин, стоянка семь минут! – прокричала проводница кукушкой в часах и исчезла в своем купе.
Ляля приготовилась к выходу, прижав деньги к животу. Она боялась оставлять их без присмотра, поэтому вокруг талии у нее имелась небольшая припухлость.
В тамбуре радостный мужик учил своего молодого и, видимо, новоприобретенного друга:
– Нет такой болезни, от которой бы водка не вылечила! Еще мама моя говорила – все болезни от водки. А Аристотель что сказал? Лечите подобное подобным. Следовательно, что? То, что от водки, – лечи водкой же!
Давление понизилось – стопочку! Повысилось – выпей, сосуды расширятся – читал про сообщающиеся сосуды? Воот! Они сообщатся, давление и понизится.
Простуда – водку с медом и перцем, понос – с перцем и солью! От анорексии, говорят, хорошо, от косоглазия… От облысения отлично, если с чесноком настоять. От радикулита – с червями дождевыми, на месяц в землю закопай – цимес!
Какие еще болезни бывают? Перечисляй, все вылечу. Водку даже рак не выносит, он от нее морщится. Единственно – стригущий лишай нужно йодом лечить, тут – да, тут ты меня поймал, водка не поможет. Хотя непонятно, если по Аристотелю – нужно было бы лишай здоровой кошкой натереть.
Друг кивал и морщился. Видимо, его тошнило.
«Надо бы попробовать, – подумала Ляля. – Интересный способ, никогда не слышала».
Поезд затормозил, она не без труда спрыгнула с крутой лесенки и кинулась в здание вокзала. Увы – магазин был прочно закрыт. Но из соседней двери вывалились жизнеутверждающие люди. Они пели хорошие песни и выглядели счастливыми.
– Только самолетом можно долететь! – пели они. – А перекаты, да перекаты, послать бы их по адресу! – заводили люди.
«Почтальоны, наверное», – поняла Ляля и спросила:
– Простите, а вы не знаете, где можно купить калорийную булочку? А то очень есть хочется…
Последнее, что она запомнила, – щекотные поцелуи бородатых людей, смятый цветочек в кулаке, очевидно сорванный с привокзальной клумбы, и песню – «Моряк, покрепче вяжи узлы, беда идет по пятам». Потом небольшой провал в памяти, кто-то хлопал ее по плечу, прощаясь.
Когда она очухалась, есть уже не хотелось. Осталось твердое убеждение, что ни одна болезнь ей уже не грозит. Однако окружающее пространство как-то странно извивалось.
Не зная, что делать, Ляля вышла на перрон.
– Поезд ушел, – сказал ей какой-то угольно-черный парнишка. – Будь осторожна.
Она отправилась на привокзальную площадь и увидела приятную, правда, очень худую брюнетку, которая в гневе пинала колесо красивого автомобиля. И она сказала:
– Простите, девушка, не могли бы вы меня подвезти?
Мара ненавидела посторонних в машине. Однако пришлось согласиться, уповая на то, что полный бак и скромный завтрак она отработает, а дальше подкинет старушонку к подходящему поезду километров через двести – триста. Она усадила Лялю на заднем сиденье бок о бок с клеткой и рванула с места. Часть ночи они провели в молчании. Ляля задремала, а Мара внезапно решила пересмотреть свою жизнь, раз все равно компьютера под рукой не было.
Итак, что она имеет к пятидесяти? Квартиру, машину, работу, деньги. Отлично, у некоторых таких богатств нет и никогда не будет. Из развлечений… ну подруг не было, мужей тоже, были какие-то… Мара даже из хулиганства составила донжуанский список, поморщилась и выбросила, очень уж жалким он получился, причем грешил записями «Неизвестный № 6».
Одно время Мара увлеклась эзотерикой и даже таскала с собой колоду Таро, но разочаровалась, когда карта, обещавшая ослепительное счастье и исполнение всех желаний, привела ее к опечатанному офису граждан, которые были должны ей нехилую сумму денег. Может, конечно, это был намек на то, что следует бросить все и пойти по дорогам, но момент был совсем не подходящий.
Кроме того, слишком часто выпадала карта «Шут». Дурак с узелком на палке и лохматой собакой, бегущей по пятам, вызывал смутное раздражение. Мара предпочла бы что-то более романтичное, «Папессу» там, или «Дьявола» на худой конец. Ей совершенно не хотелось падать в пропасть, да еще быть пришлепнутой сверху блохастым противным псом.
Редкие спиритические сеансы тоже были нерадостны. Духи ругались нехорошими словами, обещали всяческие несчастья, а потом не желали уходить, долго хлопая дверьми и форточками.
Маре стало грустно. Возлюбленный, к которому она ехала, внушал большие сомнения, а больше у нее никого и не было. Как вредно, оказывается, делать перерыв в работе – начинаешь задумываться…
«Может, все-таки завести попугая? – подумала она. – Хоть будет живая душа в доме».
Но, обдумав идею хорошенько, Мара от нее отказалась. Живая душа обещала в скором времени стать неживой, потому что вряд ли ее станут регулярно кормить. А потом, если вдуматься, чем попугай так уж отличается от духа? Так же матерится и говорит глупости. Только мусору от него больше.
«Может, взять да и выйти замуж?» – Мара даже рассмеялась от нелепости этой идеи. Ей представились истощенные тела попугая и мужа, дружно вцепившиеся в дверцу пустого холодильника.
«Зря поехала. Как будто нашептал кто… Милиционер этот просто гипнотизер: „В машине расчленяйте, в машине“… Вот зараза!»
Под утро на пути явился щит, перекрывающий дорогу. «Объезд – пять километров, ремонтные работы», – гласил он.
Мара, сжав зубы, вывела свою Ласточку на кочковатый и несимпатичный объездной путь. Дорога была проселочной, ветки норовили поцарапать потные бока машины, в салон моментально налетела всякая кусючая дрянь, банкоматов на горизонте также не ожидалось. На повороте раздался неприятный звук, и машина пошла боком. «Прокол», – поняла Мара и злобно стукнула кулаком по рулю. Руль взвыл, Ляля подскочила на сиденье.
– Приехали?
– Приехали. Сиди здесь, пойду посмотрю, что там, за поворотом. – Маре совершенно не улыбалось самой менять колесо. Она предпочла бы найти смышленого крестьянина. Хлопнув дверью и скинув босоножки на шпильке, Мара отправилась по пыльной дороге и скрылась из виду.
Ляля, поскучав сзади, пересела на переднее сиденье, воровато попыталась крутить руль. Близоруко нагнувшись, рассмотрела неведомые приборы и кнопочки.
«И водить не научилась! А сейчас бы ехала сама – красотища! Полную машину зверей бы напихала и Машку с Пашкой взяла. Останавливайся где хочешь, гуляй, кузнечиков корми, кротов в норках выглядывай! Нет, никого бы не взяла, одна бы ехала – сама себе королева!»
Ляля нажала что-то, с хрустом открылся бардачок. Она одним пальцем деликатно пошевелила содержимое. Карта, солнечные очки (быстро заглянув в зеркальце, примерила), какая-то яркая упаковка, конфеты наверное. Пригляделась, покраснела и скорей сунула обратно:
– Как красиво сейчас делают… Интересно, а вкус клубники зачем?
Еще сильнее покраснела, нашарила под картой пачку сигарет, вытащила одну, зажала губами.
«Курить, наверное, очень приятно… Вот сейчас и попробую!»
Вылезла из машины, устроилась на обочине, свесив ноги в канаву, и выпустила дым паровозной струей. Оказалось противно, тошнило.
«Ну одним запретом меньше, – подумала отчаянная Ляля и мысленно поставила галочку в списке безумств. – Курила! И водку пила!»
Она гордо посмотрела в поле. По полю пробирался кто-то маленький. Над маленьким взлетала всякая мошкара и шевелилась высокая трава. Вскоре стало ясно, кто это.
