Ознакомительная версия.
Тем не менее:
– Кого и когда вы готовите?
– Грибкова в августе, – глазом не моргнув, соврал я.
– Не надо ждать августа! Готовьте сейчас!
– Он в отпуске, будет только через месяц.
Ярыгин не тот человек, которого можно бесконечно кормить «завтраками». Он убрал свой ежедневник в сторону, сложил руки на столе, сузил глаза, и, слегка покраснев лысиной, зачитал мне все обязанности комсомола перед партией. Проще говоря, мои – перед ним. Самой главной обязанностью, чуть ли не святым долгом было «пополнение рядов КПСС наиболее сознательными и достойными представителями ВЛКСМ».
Всё, разговор закончен!
Ещё не всё? Ага, нет, вот он финал:
– Берите машину, к вечеру должен быть кандидат!
Совсем худо дело, если «на вы» перешёл!
Сел я в старенькую парткомовскую «Волгу», поприветствовал нашего водителя Колю Астапенко.
– Ну что, работаем сегодня вместе?
– Работаем! – весело отозвался Коля. Ярыгина он уважал, но побаивался. С комсомолом ему было намного проще. – Куда едем?
Хороший вопрос! Действительно, куда?!
Согласно разнарядке райкома партии мы должны были строго соблюдать следующие пропорции приёма кандидатов – трое рабочих, один ИТР. Затем снова – тройка работяг, служащий…
Если хорошенько искать, то из инженерно-технических работников ещё можно было кого-то нарыть – для карьеры нужно, дело понятное. А вот из рабочего люда в партию вступать дураков уже не было. На дворе стоял 87-й год, когда народ, внимательно штудируя газеты, анализировал прочитанное и начинал понимать – в этой жизни можно запросто обойтись без «руководящей и направляющей силы общества». В самом деле, к чему эта партия?! Только деньги терять на взносах, дармоедов райкомовских кормить.
В то время либеральные мыслишки посещали не только головы простолюдинов.
В феврале сидели мы с Ярыгиным вот в этой самой «Волге», припаркованной на стоянке магаданского аэропорта, пили водку и закусывали грибочками солёненькими. Причина у нас была уважительная – ждали самолёт в Певек. Летели туда в местный ГОК по обмену опытом, а рейс из-за непогоды всё откладывали да откладывали. Надо же как-то время скоротать, вот мы и нашли себе занятие. Бедный Коля захлёбывался слюной и каждый раз, когда мы наливали, он выскакивал из-за руля на улицу покурить. Делал это он так часто, что мы даже стали беспокоиться – не простыл бы наш водитель!
После того как почали очередную бутылку «Пшеничной», Ярыгин, сдвинув норковую шапку на затылок, блеснул озорным оком и спросил:
– А вот если честно, как думаешь, нужны мы или нет?
– То есть? – не понял я.
– Ну-у… – секретарь парткома ГОКа развёл руками. – Нужна наша работа?
– Кому? – мне хотелось конкретики.
– Людям… – Ярыгин вновь свёл руки вместе.
– Людям? – Перед глазами у меня возник образ нагло ухмыляющегося контуженного в Афгане Игоря Тарана, который послал комсомол в известном всем направлении. Общественной работой он не занимался, на собрания не ходил, взносы не платил. Всю статистическую отчётность мне портил, гад! Приехать бы на карьер, найти обрезок трубы потяжелее…
– Нужны! – я густо выдохнул свежачком.
– Да? – Юрий Николаевич настраивался на иное развитие беседы, но щекотливая тема не получила развития у консервативной молодёжи. Он как-то сразу сник, и вяло закончил разговор:
– Ну-ну…
– Давай, куда поближе, – был намечен маршрут заскучавшему водителю. – Поехали на ЗИФ.
Комсомольцы на золотоизвлекательной фабрике все как на подбор – симпатичные, жизнерадостные, образованные. Поэтому партия им была совсем не нужна. Посидели мы с энергетиками в перерыве смены, чайку попили, посмеялись. Они весело так, от души, а я, делая вид, что мне тоже смешно, уже перебирал в голове кандидатов из ГОФ.
До посёлка Галимый долетели быстро. Начальник обогатительной фабрики Роман Валентукявичус и секретарь партбюро Наталья Гайдаржи никак меня не порадовали, ничем не обнадёжили. Не хотят, видите ли, их рабочие в партию вступать, и всё! Несознательные, мол. Ладно, злорадно думал я, секретарь комитета комсомола ГОКа – вам не авторитет. Вот специально приеду сюда с Ярыгиным, и посмотрю, что вы ему петь будете! Над репертуаром придётся серьёзно поработать, товарищи, там такие дешёвые номера не проходят.
На крыльце АБК встретил своего товарища Олега Аржанова.
– Олджия, – говорю ему, – выручай, брат!
И скоренько о своих проблемах ему поведал.
– Ты вступи, – предложил я товарищу, – а там посмотришь, надо тебе это или нет.
Товарищ и рад был помочь мне в беде, но через три дня улетал в отпуск, на материк.
Счастливый человек!
Машина держала курс на Дукат. Коля зачитывал свой новый аудиотом рассказов из бесконечной серии «А у нас на Украине». Я, почти не слыша его, перебирал в голове картотеку цеховой организации рудника «Дукат». Кузьмин, Арапов, Шевцов – все ИТР. Сидоркина в декретном отпуске. Кто там в детском саду из нянек есть? Они ведь тоже рабочие. А почему мы на рудник «Индустриальный» не заехали? А кто там, Прищепа? Бульдозерист, отслужил армию. Только вот у Прищепы и с комсомолом беда полная, а тут… Да и зачем ему это, если папа – главный инженер комбината? Мажор, блин! Мажор-бульдозерист.
Заехали в детский садик, потом на кислородную станцию. Через котельную – в ЖКХ посёлка. Лавируя между БелАЗами – «сорокачами» и «малышами» – взлетели на карьер. Там как раз взрывали. Это, конечно, зрелище! Сначала видно только высокую стену взрыва, а спустя мгновения до ушей докатывается низкая звуковая волна.
Будто между прочим, встретил смену у выхода из подземки. Постояли с мужиками, покурили, пошутили. Забросил удочку – всё без толку.
Вечерело.
Проезжая мимо гаражей БелАЗов, вспомнил, что давненько не бывал здесь. Кто знает, может, тут зацеплю кого-нибудь? Остановились, вышли из машины. Смотрю – шагает к нам парень. Невысокий, крепкий такой. Приглядевшись, я узнал его, и память оперативно выдала информацию из учётной карточки:
Баев Александр Иванович, 1960 года рождения.
Русский.
Образование среднее специальное.
Водитель БелАЗа рудника «Дукат», бригадир комсомольско-молодёжного коллектива. Женат, воспитывает сына.
Я тихо застонал от счастья: удача сама шла в руки!
Поздоровались, поговорили о том, о сём. Издалека подошли к главной теме.
– Да я и сам думал об этом, – Баев почесал в затылке.
Состояние у меня было близкое к обмороку.
Все тридцать четыре километра от Дуката до Омсукчана я ехал с маской Гуинплена на лице. С нею же зашёл в партком.
Ярыгин всё понял и был лаконичен:
– Кто?
– Баев, – я никак не мог смыть улыбку.
– Хорошая кандидатура, – откинулся в кресле секретарь парткома. Ранее он был начальником рудника и знал почти всех работающих там. – Когда собрание?
Поздним вечером, уже дома, снял я с себя костюмчик пыльный – в химчистку, скинул рубашку почти чёрную – в стирку, а сам с удовольствием залез в ванну. Лёг, закрыл глаза и замер в неге.
Как начинался этот день, так он и закончился – хорошо!
Лето 85-го года в Магадане ничем не порадовало.
Ни свет ни заря выскочит из-за сопки солнце, чуть пригреет до обеда, а потом – свежий ветерок, задувая с бухты Нагаева, летит через весь город в сторону бухты Гертнера, или наоборот, разницы никакой. Вечером картина тоже почти всегда одинаковая – туман да морось. С куртками и плащами народ вообще не расставался. Если в начале дня ещё можно было продефилировать без демисезонной одежды, то вечером уже никак – свежо, однако!
Такое вот обычное магаданское лето.
Дружная компания молодых людей, многие из них – музыканты, частенько засиживались допоздна. Многие из нас тогда работали в ресторанах, и собраться всем вместе можно было только после работы, уже за полночь.
С начала июня набирала ход очередная всесоюзная кампания, страна – от мала до велика – боролась с пьянством и алкоголизмом. Удельные князьки – секретари обкомов и райкомов КПСС – со всех ног бросились исполнять указ своего нового генсека. Там и сям, словно грибы после дождя, появлялись и буйно расцветали общества трезвости. По указанию всё тех же усердных, где не надо, партийных чиновников, под корень вырубались виноградники, которые десятилетиями заботливо разводили и выращивали, холили и лелеяли поколения мастеров этого благородного дела.
В винно-водочных магазинах день ото дня сокращалось количество декалитров спиртосодержащих продуктов, а у дверей выросли длиннющие очереди страждущих припасть к исчезающей влаге. Давка, ругань, драки… Прорвавшийся к прилавку всегда покупал много, очень много. Он брал для себя, для друзей, для соседей. Над головами толпящихся за счастливчиком к выходу проплывали полные ящики, хозяйственные сумки, авоськи.
Ознакомительная версия.
