Снайпер проявил себя – он точно никуда не ушел, все это время он наблюдал за тем, что делает солдат. И теперь, когда остался последний рывок, снайпер начал обстрел. Он забавлялся. Он почувствовал себя богом и дал это понять солдату. Он не только дал ему понять, что не позволит вытащить последнего раненого друга, но и царапнул его последним выстрелом.
Солдат опустился в укрытие и перевязал рану. Отчаяние душило его, он не мог оставить своего друга и не мог ему помочь – если снайпер его убьет, погибнут все. Солдат заплакал – он не хотел, чтобы его друзья погибли, он не хотел умирать. Он поднял глаза к чужому небу – блекло-голубая, словно выцветшая пустыня. Совсем не то, что наш синий русский простор, с пушистыми белыми, словно крылья ангелов, облаками.
Когда-то давно, когда он был мальчишкой, родители привозили его на лето к бабушке в карельскую деревню, на свежие, натуральные продукты и вкусный воздух. По воскресеньям бабушка ходила в церковь и брала его с собой. Он с интересом рассматривал иконы и убранство церкви, ему нравилась служба и музыка. Он был ребенком, и вопросы религии его совсем не интересовали, но красота маленькой деревенской церквушечки тронула его душу. Чем – он не знал и не задумывался об этом.
Когда его призвали и стало понятно, куда его отправляют, провожать его собралась вся семья. Приехала и бабушка. Она стала совсем маленькой – или это он вырос?
Бабушка надела ему на шею образок. Он засмеялся – молодость самонадеянна. В этом счастливом возрасте кажется, что одной левой, как Илья-Муромец, ты положишь армию врагов, что море перейдешь вброд, и уж точно, пуля пролетит мимо тебя.
– Милый, не смейся, это Михаил-Архангел, победитель темных сил, великий воин, защитник. Он защитит тебя в бою, – бабушка погладила его по голове, как маленького, и ушла утирать слезы в другую комнату.
Он носил образок не снимая – сначала не хотел обидеть бабулю, а потом просто о нем забыл. Действительность оказалась совсем не такой, как представляли они – молодые, веселые парни. Парни, которых любили и ждали. Была война – он стал Солдатом.
Длинный стон раздался совсем рядом с ним. Снова. Снова. Снова… Он не мог больше этого выносить. Человеческие силы имеют предел. Стоны лейтенанта переворачивали ему душу. За что? За что он так наказан? Лучше бы он сам сейчас лежал там, на открытой полосе под прицелом снайпера, и умирал. Он не мог простить себе, что не смог вытащить своего командира, своего друга. Всего каких-то десять метров. Разве это расстояние? Он мог бы его преодолеть за несколько секунд. Если бы не жажда, ранение и снайпер. Помощь, ему нужна помощь.
– Эй, Солдат…
Он повернулся на голос. Рядом с ним сидел парень в военной форме. Род войск он определить не смог, но парень точно был нашим.
– Что делать будешь? – парень смотрел благожелательно и спокойно.
– Не знаю. Не пойму, где снайпер. Сил нет.
– Есть у тебя силы. И где снайпер, ты знаешь. Закрой глаза. Я помогу.
Солдат закрыл глаза. Он испытывал странное чувство – казалось, что его душа вылетела из тела и парит над этим проклятым местом. Вот его товарищи лежат в окопе, вот его тело привалилось к склону. Душа пролетела немного дальше – вот его командир стонет на открытом месте. А что это за точка? Что блеснуло сейчас в солнечном луче? Это прицел снайперской винтовки? Солдат открыл глаза и засмеялся. Так вот ты где залег, милашка, сейчас, подожди совсем немного…
Позиция снайпера была на удивление простой: ее плюсами были неожиданность и время залегания на позицию. Все – больше никаких плюсов.
– Полезем? – парень улыбнулся.
– Полезем.
Солдат немного выдвинул из укрытия дверь, которой он прикрывался, – чтобы хоть на несколько минут удержать на этом предмете внимание снайпера.
Сам он подполз к раненому товарищу и вытащил у него из-за пояса наградной револьвер его деда, воевавшего в Великую Отечественную. Другим оружием Солдат воспользоваться не мог, но товарищ держал этот револьвер в хорошем боевом состоянии и всегда носил его с собой как талисман.
Солдат отполз от укрытия и стал подниматься по склону вверх. Рядом с ним лез парень в военной форме. Склон был почти отвесный, с узкими, острыми скалистыми уступами. У Солдата кружилась голова, несколько раз он почти сорвался, но парень поддерживал его на отвесной стене, давая возможность уцепиться за выступ. Рана Солдата открылась и болела, кровотечение усиливалось с каждым шагом, с каждым перемещением руки. Солдат этого уже не чувствовал. Он думал только о сверкающей точке. И когда он увидел ее прямо перед собой – он выстрелил. Больше она не сверкала.
Дальше он почти ничего не помнил, как он спустился вниз – тоже, иногда ему казалось, что тот парень опустил его на своих плечах. Но это невозможно. Потом, когда он выздоравливал в госпитале, обрывками стали возвращаться воспоминания.
В госпитале он впервые задался вопросом – откуда взялся тот парень? Высокий, широкоплечий, красивый парень со странными, очень взрослыми глазами на юном красивом лице, в военной форме, род войск, к которым он принадлежал, Солдат определить так и не смог.
Он дождался вместе с ним подмогу, а потом… Куда он потом пропал? Солдат очень жалел, что не смог его поблагодарить за помощь. Он попросил командование, чтобы ему помогли отыскать того парня, но ему сказали, что с ним никого не было – только четыре раненых друга.
Это было очень странно. Он ясно помнил эти удивительные, большие и мудрые глаза на юном лице и непонятную, но явно военную форму.
Когда президент вручал Солдату Звезду Героя, он сказал много теплых слов о нем, его друзьях и всех тех, кто с честью выполнял свою боевую работу. После праздничного банкета Солдат вышел прогуляться – он испытывал столько чувств, что ему было необходимо побыть в тишине одному.
Солдат стоял на набережной, с наслаждением вдыхал свежий летний воздух – город был очень красив в свете огней. Рядом с Солдатом послышался легкий шорох. Он обернулся – тот парень стоял рядом с ним и улыбался.
– Ты молодец, – сказал он Солдату глубоким приятным голосом.
– Ты тоже. Спасибо тебе, – ответил ему Солдат.
– Ты позвал, и я пришел. Если что – я рядом. Всегда.
Солдат пришел в себя от легкого жжения под парадным мундиром. Он все так же стоял на набережной. Один. Неужели у него от перенапряжения начались галлюцинации? И что там жжется?
Он полез под гимнастерку и нащупал образок – он нагрелся и жег ему кожу. Солдат удивился и вытащил образок наружу. Он держал его на ладони и рассматривал словно в первый раз – с образка на него смотрели знакомые, удивительно взрослые глаза, сияющие на юном лице.
Кто она такая? По большому счету – никто.
Почему в его жизни все происходит именно так? Он стоял у окна, с тоской смотрел, как облетевший тополь с каждым порывом ветра терял последние листья, как ветер гонит их прочь по слякотной земле.
Ему всегда становилось тоскливо в это время года – поздняя осень действовала на него угнетающе. Он не хотел оставаться в городе в это унылое, грязное, серое время – он тяжело вздохнул. Как хорошо сейчас где-нибудь на Барбадосе…
В конце концов, он ведь тоже человек, у него могут быть свои слабости, фобии, мании. Ну плохо ему поздней осенью в городе, под низким серым небом, в мелкий нескончаемо моросящий холодный дождь! Ему не нравится мрачное карканье ворон, грязные брызги, летящие из-под колес проезжающих мимо машин и пачкающие его начищенный «Майбах».
Ему категорически не нравилась поздняя осень в этом городе, она его угнетала. Он вздохнул, отвернулся от окна и сел за стол – очередная сделка ожидала его внимания. Новые поставщики предлагали ему бриллианты по смехотворной цене, но выдвигали одно-единственное условие, которое делало эту сделку почти невозможной.
Он сам презирал себя за это «почти», но тем не менее его отлаженный мозг профессионального дельца просчитывал все возможные варианты.
Почему бы и не попробовать? Что в этом такого? Он может хотя бы спросить… или нет?
Он вздохнул и откинулся в своем удобном кожаном кресле, выполненном на заказ специально под его параметры. На людях, с партнерами, коллегами, на официальных приемах он всегда был подтянутым, собранным, «закованным» в сшитые за границей на заказ костюмы, крахмальные сорочки, дорогие аксессуары – и ему нравилась такая «броня». Но постоянно он не мог в ней находиться, ему требовалось хотя бы несколько минут полной расслабленности, одиночества, немножечко отрешенного от действительности сна. Кресло давало ему такую возможность, его специальная конструкция и нежнейшей выделки кожа давали отдых его телу, даря расслабление мышцам и отдых душе. Только не на этот раз.
Желанное успокоение не шло. Он встал и начал ходить по просторному кабинету, обдумывая, как же все-таки справиться с этим «почти».
