Как мы видели, ни сам Самсон, ни даже его братец Людвиг не получили от короля Иеронима Неутомимого и королевы Виктории той доли родительской любви и внимания, на которую вправе рассчитывать все дети, независимо оттого, чьи они – королевские или дети дровосека.
Недостаток внимания со стороны родителей привел к тому, что Людвиг, как мы уже упоминали в начале повествования, хотя и погиб почетной для принцев смертью от непомерного и опрометчивого чревоугодия, но все же погиб-то он по недогляду, да и рановато, так и не успев вкусить радостей жизни в качестве полновесной королевской единицы.
Самсон же, заделавшись, отчасти по желанию родителей, отчасти по душевной склонности, студентом Сорбонны, и вовсе не оправдал надежд родителей, всегда стремившихся к ясности и простоте в отношениях и получивших в лице младшего сына не наследника, а какое-то одно сплошное недоразумение.
С самого раннего детства Агния проявила склонность все делать в соответствии со своими желаниями, которые очень напоминали капризы.
В соответствии с традицией она получила домашнее образование.
Не сказать, что ей не повезло с преподавателями. Первый же ее учитель, естественно выписанный из Парижа, мсье Пьер Жиро, выдававший себя за сына знаменитого генерала, пораженный красотой юной двенадцатилетней принцессы, как истинный француз не устоял перед прелестями легкомысленной ученицы и после нескольких дней колебаний возложил свое трепещущее от вожделения тело на алтарь греховной любви.
Остальные учителя, числом не менее десяти, по степени стойкости к чарам юной прелюбодейки мало уступали первопроходцу.
Надо сказать, что в Агнии главным было то, что она шла к цели, не разбирая дороги. Препятствий, если она своим коротким носиком чуяла наслаждения или интересную забаву, для нее не существовало. Слово «мораль» в ее лексиконе отсутствовало. Счастливица не знала нравственных страданий, ей были недоступны переживания юниц, соблазненных и покинутых. Агния всегда грешила сознательно и с удовольствием.
Ее любовная связь с преподавателями не была тайной ни для кого, кроме Самсона и его венценосной супруги. Самсон в это время вовсю предавался блуду с разными шлюхами из числа хорошеньких и молоденьких фрейлин, и ему было не до дочери, а Лидия же была занята тем, что беспрестанно меняла прически, часами на клавикордах играла сонаты Вивальди и скрупулезно подсчитывала измены ветреного муженька.
Воспитанием дочери не занимался никто, что, увы, является нормой в наш сумасбродный век и что дает родителям возможность лицемерно попенять своим вконец развинтившимся чадам на отсутствие у тех должного уважения к старшим, на ненависть к чтению, на ранние половые связи и на многое другое, в чем они себя, естественно, упрекать никогда не станут.
Когда секс стал Агнии приедаться – случается в жизни и такое – она увлеклась чтением. Она и помыслить не могла, что это занятие так ее захватит.
У нее был природный дар все схватывать на лету. Правда, она не утруждала себя попытками проникнуть в сложности, без которых иные авторы не представляют себе художественной литературы.
Иногда ей попадались книги, рассчитанные на подготовленного читателя. Тогда она как бы парила над книгой, следя лишь за поведением героев и не задумываясь над смыслом их высокомудрых рассуждений о смысле жизни и прочей ерунде, которая могла отвлечь ее внимание от развития сюжета.
Это позволяло экономить время. Знали бы авторы, в муках рождавшие свои штучные шедевры, как обходятся с их творениями, не писали бы для своих героев столько нудных многостраничных монологов и красивых литературных отступлений.
А начинала она с книжек в ярких суперобложках. Там и шрифт покрупнее и предложения покороче, и смысл прочитанного мгновенно доходил до ее куриных мозгов.
Агния, опуская при чтении длинноты, одним духом добиралась до финала, где злодея ждала петля, а героя – крутобедрая блондинка, пятисотсильный «ягуар» и саквояж с миллионом.
Действуя таким образом, Агния «проглотила» практически всю англоязычную приключенческую и детективную литературу, созданную за последние пятьдесят лет.
Насладившись погонями, убийствами, взорванными автомашинами, катастрофами, привидениями и прочими увлекательными штучками, она принялась за более серьезные книги, где финал произведения уже не диктовался законами жанра, а определялся волей и воображением литератора, вялые художественные фантазии коего нередко приводили к тому, что он не ведал, как ему в конце концов поступить с главным героем: то ли как-то очень красиво и романтично умертвить его, то ли оставить в живых, принудив двигаться по прямой, как стрела, дороге в сторону восходящего или заходящего солнца, над которым, привинченный шурупами к небосводу, победоносно красуется транспарант с традиционным «хеппи-эндом».
Шауниц не ошибался, когда докладывал королю о том, что видел принцессу Агнию с «Капиталом» Маркса под мышкой.
Но не эта книга произвела переворот в головке любознательной принцессы, а урезанное до размеров брошюры произведение Владимира Ленина под названием «Государство и революция».
Автором текста, адаптированного специально для начинающих революционеров-радикалов, был Эдолфи Маркус. Знакомый читателю как друг Лоренцо даль Пра. Каким-то образом эта книжица попала в королевскую библиотеку.
Эдолфи Маркус не только выкинул из оригинала показавшиеся ему малоэффективными и излишне мягкими ленинские методы завоевания власти, он вообще лишил Ленина авторства, вместо имени основателя первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян поставив свою фамилию на титульном листе брошюры.
Когда освобожденный из-под стражи Лоренцо в спальне принцессы, рядом с кроватью, на столике, где у правоверных католиков принято держать библию, обнаружил сочинение Маркуса, его удивлению не было конца.
Два дня ушли на изучение компилятивного труда доморощенного марксиста. Брошюра понравилась Лоренцо. Особенно сильное впечатление на него произвели страницы, где автор пространно рассуждает о государстве, в котором после победы революционных сил наступит абсолютная свобода и в котором каждый сможет делать всё, что ему вздумается.
Эдолфи не конкретизировал, что вздумается делать каждому, но Лоренцо, хорошо знавший вкусы своего друга, намек понял без труда. Ему вместе с автором рисовались необозримые просторы пойменных лугов, отведенных под плантации индийской конопли и опийного мака.
В соответствии с учением Эдолфи Маркуса, путь к свободному обществу был предельно прост, он лежал через революцию, в которой главное место отводилось взрывчатым, отравляющим и наркотическим веществам.
Автор утверждал, что нескольких бомб, начиненных тринитротолуолом в смеси с ипритом, гашишем, марихуаной и героином, было бы достаточно, чтобы разнести вдребезги какую-нибудь карликовую страну, вроде Вагании или Асперонии.
Тринитротолуол сначала взорвет все к чертовой матери, превратив города в дымящиеся развалины.
Затем в дело вступят отравляющие вещества, использование которых, правда, запрещено Женевским протоколом 1925 года, но это, по мнению автора, лишь интеллигентские глупости и демагогические буржуазные уловки, которые не стоят того, чтобы о них долго распространяться. Даже ребенку ясно, что, когда речь идет о революционной целесообразности и благе народа, для достижения конечного результата годятся любые средства.
Итак, бомбы рванут, и города будут сравнены с землей.
Оставшиеся в живых горожане, выбравшись из-под руин, либо сразу же подохнут от удушья, отравленные смертоносным газом, либо постепенно превратятся в наркоманов.
Из них, из этих выживших счастливцев, познавших нирвану, наркотическое блаженство и райское наслаждение, и будет, собственно, состоять народ свободного государства, где будут править только воля, покой и эйфория.
Прочитав труд Маркуса, Лоренцо задумался. Что-то не ладилось у Маркуса с логикой построения свободного общества. Если бомбы уничтожат большинство асперонов, которых и так-то никогда не было слишком много, то кто тогда будет возделывать поля с маком и коноплей? Честолюбивые грезы о короне побуждали его бережно относиться к своим будущим подданным.
Предания, гулявшие в течение трех последних поколений в семье Лоренцо, в чрезвычайно осторожной форме намекали на родственные отношения, возникшие между фамилией даль Пра и беспутным королем Иеронимом как раз в ту пору, когда родился Роберто даль Пра – отец Лоренцо. Бабка Лоренцо, сеньорита Тереза, якобы, согрешила в молодости, уступив домогательствам монарха, ярого приверженца сексуальных забав на полигоне из кровельного железа.
Памятуя о том, что покойный король обожал заниматься любовью с всякими страхолюдинами, можно предположить, что всё это было правдой.
Бабушка Лоренцо даже в нежную пору девичества отличалась чрезвычайно непривлекательной внешностью. Она обладала таким широким набором отталкивающих черт, что ей самой иной раз бывало тошно смотреть на себя в зеркало.