Еще один залп, и снаряды, пройдя по дуге над «Корейцем», ушли в сторону «Варяга». Именно крейсер, а не канонерка был для Уриу целью номер один.
Единственный, кто принял вызов, брошенный «Корейцем», это был «Такачихо». Заложив поворот вправо на пять градусов, японец проявил намерение загасить лодку всей огневой мощью левого борта, не понимая, что и сам подставляется.
Борт японского крейсера окутал пороховой дым.
– Стоп машины, лево руля, полный назад.
Рулевой, как сумасшедший, стал выкручивать штурвал, винты взвыли на реверсе, и канонерку начало разворачивать на месте. Благодаря этому пять из шести снарядов попали «в молоко», и только один ударил в район якорного люка. От взрыва «Корейца» качнуло, и он почти лег на левый борт. Взрывом расклепало цепь, и якорь, ничем не сдерживаемый, сорвался и ушел на дно Чемульпийского залива.
– Вот сука. – Беляев свесился с мостика и попытался заглянуть туда, куда угодил фугас. – Цепь расклепал.
С «Корейца» бабахнули одиночным.
– Александр Михайлович, голубчик, скажите им, чтобы не палили зря.
Засухин снял с крючка рупор.
– Прекратить стрельбу, – пробасил он осипшим от ветра и мороза голосом.
– Так он первый начал, ваш благородие, – крикнули с бака, где возле головного орудия суетился расчет, загоняя сорокакилограммовую чушку в орудие.
– Право, как дети малые. – Беляев поднял бинокль.
– Так что, ваш благородие, стрелять?
– Погодь чуток.
– Что? – не расслышали на баке.
– Ждать команды! Идем на сближение! – Старпом крикнул в рупор, превозмогая боль в горле.
– Заряжай! – Старший артиллерист, лейтенант Степанов, дал отмашку, и подручный комендора дослал снаряд в казенник.
– Вот це дило, а то не стрилять. – Данило Гринь принял из погреба беседку со снарядами, уложил ее на тележку и поволок к орудию.
Вернув лодку на прежний курс, Беляев снял телефон и спокойно распорядился поднять пар во всех котлах и давить на всю катушку, разгоняя канонерку до 13 узлов.
– Утопят, Григорий Павлович! – Старпом подошел к командиру и стал рядом с ним.
– Двум смертям не бывать. – Беляев высунулся из рубки. – Степанов, крейсер по курсу видишь?
Лейтенант в ответ только кивнул.
– Он твой.
– Прицел двадцать! Крейсер по курсу. – Степанов держал в одной руке бинокль, а в другой поправочные таблицы, по которым сверял расчеты. В отличие от японцев, на русских кораблях не было стационарных дальномеров и оптических прицелов, так что все приходилось делать вручную: вручную считать и вручную корректировать.
Младший комендор плавно начал вращать ручку станка, застучали шестеренки, вертлюг дернулся, и ствол стал забирать вправо, ловя своим распахнутым зевом прыгающий на волнах «Такачихо».
* * *
Штаб-офицер Масазане Танигучи подошел к Уриу, который стоял, опершись на трость из слоновой кости, и прижал сомкнутые ладони к груди.
– Господин контр-адмирал, русская лодка идет на «Такачихо».
Уриу перекинул трость под мышку и откинул руку. Ординарец тут же вложил в нее бинокль. Подражая командующему, все офицеры, стоящие в рубке, поднесли к глазам бинокли, и в адрес «Корейца» посыпались шуточки.
– Похоже, он сошел с ума.
– Наверное, хочет его таранить.
– Все гораздо проще: у них забился гальюн, и они решили, что на «Такачихо» им позволят сходить в сортир.
Дружный смех в рубке ударил по ушам, и адмирал сморщился. Молча вернул бинокль ординарцу и поднял трость. Стальной конец уперся в грудь мичмана, так неаккуратно пошутившего насчет русских.
– Не смешно!
Смех оборвался мгновенно, будто его и не было. Мичман побледнел и замер в ожидании наказания.
– Сыновья тигра не бывают псами. – Уриу опустил трость. – Если он потопит «Такачихо», я повешу вас на рее. Вы поняли меня, мичман?
Молоденький мичман, из декабрьского выпуска, не мог вымолвить ни слова, только раскрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.
* * *
– Пли!!! – Степанов с такой силой махнул рукой, что в какой-то миг ему показалось, будто она вылетела из предплечья.
Орудие с ревом извергло пламя, посылая свою смертоносную посылку «братьям с Востока».
Все, кто был на палубе, видели, как снаряд, словно по маслу, вошел в борт чуть ниже ватерлинии. Через секунду «Такачихо» вздрогнул, и из пробоины вырвался сноп огня, смешанного с пороховыми газами. Свято место пусто не бывает, и в образовавшуюся дыру хлынули темные воды залива. Японский крейсер будто споткнулся о невидимое препятствие. Зарылся в воду и стал оседать, набирая воду в трюм.
Повинуясь команде с флагмана, «Ниитака» и «Акаси» при поддержке трех миноносцев открыли по «Корейцу» ураганный огонь, отгоняя русского от «Такачихо» и давая последнему возможность завести пластырь и выйти из боя.
* * *
Уриу посмотрел на мичмана, так нехорошо пошутившего про русских. Младший офицер – почти мальчик, лет двадцати – был абсолютно седой.
* * *
Через десять минут после того, как перевязали Руднева и он вновь встал к амбразуре, последовала команда «право руля». Перебитые тяги не слушались, и пришлось перенести управление в румпельное отделение. Из-за орудийной канонады в румпельном не слышно было команд, и курс крейсера все время приходилось исправлять машинами, отчего «Варяг» шел рывками, рыская то влево, то вправо. Желая выйти на время из-под огня для исправления рулевого привода и тушения пожаров – горела мука в провизионном отделении, – командир отдал приказ: «Руль вправо».
Не успели затихнуть звонки машинного телеграфа, как лейтенант Беренс передал из штурманской рубки, что впереди засеребрились буруны, набегающие на каменистую отмель острова Иодольми.
– Стоп машина, полный назад, – тихо сказал Руднев: сказывалась слабость, которая не покидала его с момента контузии в голову.
Крейсер не успел среагировать и с грохотом, ломая в щепки деревянный фальшкиль, пополз килем по камням, разгребая их на две части. Наконец дрогнул, и замер с выступающим из воды килем. В мгновение он превратился в отличную мишень, при этом расстояние до неприятеля уменьшилось до тридцати кабельтовых. Наступил момент истины: «Варяг» не мог прорваться и не мог вернуться.
* * *
Честно скажу, в какое-то мгновение меня перестало беспокоить то, что творилось на палубе. Даже судьба Кати. Я просто забыл про нее. Нет, я не циник, я человек, который с головой ушел в свой мир – мир машин, котлов, генераторов и приводов, обеспечивая им всем работоспособность и живучесть, и пока жив этот мир, будет жить и крейсер, и все, кто наверху.
Перебитые рули внесли в размеренную жизни машинного отделения суету и некий элемент паники. Там творилась настоящая суматоха. Звонки машинного телеграфа требовали экстренных действий. Экстренные действия требовали нагрузок на все, что качалось и вращалось в паровых машинах.
Но, увы, паровая машина – не кобыла, которой говоришь «тпру», и она останавливается. При этом лошадь делает еще пару шагов, прежде чем встать как вкопанная. А что, спрашивается, вы хотите от паровых машин, вес которых исчисляется сотнями тонн? Чтобы перевести кулису на обратный ход, требовалось время, которого катастрофически не хватало. Подгонять никого не надо было: все знали, что и зачем делают.
Я был на втором этаже возле цилиндров, когда истошно затрезвонил машинный телеграф и Зорин принял команду «стоп машина, полный назад». В трюме скрежет днища по камням был сопоставим с похоронным маршем.
Два винта бешено вращались, поднимая со дна муть из ила и песка. Крейсер вибрировал всей своей мощью, пытаясь хоть на сантиметр сдвинуться из каменной ловушки. Все, кто был в трюме, слышали, как в корабль с завидной частотой стали попадать снаряды – один, второй третий… Крейсер раскачивало и болтало из стороны в сторону.
Все потуги сдернуть крейсер с места не приносили результата. Рев пара в трубопроводах, утробный вой валов, гул пламени в топках и крики пополам с командами и отборным матом – все было тщетно. Возникла ситуация, близкая к панике. Крейсер могло спасти только чудо.
Я спрыгнул на пол и побежал к Зорину, который насиловал машины.
– Давай вправо на полвторого.
– Зачем?
Вопрос был уместен, но времени на ответ не было.
– Давай! Потом объясню.
Повинуясь инстинкту, он доверился мне и не прогадал. Крейсер стал медленно разворачиваться, разгребая камни. Послышался шорох и шум клокочущей под килем воды.
– Теперь влево, – кричал я, стараясь переорать надрывный вой валов и хруст камней под днищем.
Зорин все понял и улыбнулся – это был выход из тупика. Главное – успеть разгрести под собой затор и пробить канал, прежде чем вражеский снаряд поставит на всем этом жирную точку. Краем уха я слышал, что мы еще огрызаемся, и это придало некий сумасшедший прилив сил.
Схватив переговорную трубу, я матюками вызвал главного кочегара.
