Ознакомительная версия.
– Поле Урд дало нам руну Турс, – заговорила Сванхейд, и Рерик вздрогнул: эта грозная могучая руна словно полыхнула ему в лицо своей великаньей силой. Где-то в глубинах вселенной задрожал громовой раскат. – Руна Шипа… Силой ее столкнулся ты в споре с твоим братом и тем породил зло, но вместе с тем и освободил силу для новой жизни. Ты пошел через точку перелома, ты изменил твою судьбу навсегда. Все, что случится дальше, вырастет из твоих решений того дня.
– Поле Верданди дало нам руну Альгиз. – Голос Сванхейд зазвучал нежнее, будто она обращалась к любимому существу. – Руна Лебедя – воистину добрый знак для тебя. Это значит, что ты не один перед твоей судьбой. Фюльгья рода защищает тебя, а за ней в твою жизнь пришел и другой защитник и помощник – посланный тебе самим Одином.
– Поле Скульд вырастило руну Райдо. Готова повозка, готов и сам путник к долгой дороге. Трудное путешествие тебе предстоит, долгий рост и становление.
– Но что же… что же будет в конце пути? – едва сумел выговорить Рерик, горло перехватило от волнения.
– Пока я вижу только это. Ведь судьба созревает и протягивается вверх и вперед по мере того, как настоящее становится прошедшим, а принятые сегодня решения отвердевают и служат основой для будущего. Ты идешь вперед, раздвигая для себя границы Мидгарда, и время твое идет вперед вместе с тобой.
– Мне говорила одна… мудрая женщина, там, в Хейдабьюре. Она сказала, что на родине от меня не останется ни следа, ни памяти. И что если я пройду… через Бездну, то найду для себя и своих потомков целый мир. Это и значит – расширить границы Мидгарда?
– Да. Ведь ты отказался от родства с твоим братом, потому что не хотел быть младшим и предпочел быть единственным человеком в своем роду: и младшим, и страшим, первым, как великан Бури, не имевший рода, но ставший основой всех родов смертных и бессмертных. Ты – основа и источник судьбы для того мира, который создашь. Ты – Один того народа, который поведешь за собой. И так же, как Один, ты останешься для него непостижим.
Она говорил отрывисто, голос ее дрожал, и сама она дрожала, но Рерик знал, что нельзя сейчас ее трогать, нельзя прерывать вопросами, чтобы неосторожным словом или движением не столкнуть невзначай с призрачной тропы между небом и морем, не вырвать из чутких пальцев тонкую нить, вдоль которой пророчица следует от источника Урд в сияющие дали будущего – в бесконечность.
– И что же… – Он все-таки решился задать вопрос, который сейчас был для него самым важным. – А твоя и моя нить еще когда-нибудь пересекутся? Или мы расстанемся, когда ты уйдешь к Бьёрну сыну Эйрика, и не встретимся больше?
– Один направляет мои пути, – уже тише, почти спокойно сказала Сванхейд. Дрожь ее унялась, три става она положила назад на платок и стала медленно собирать деревянные палочки вместе. И Рерику послышалась грусть в ее голосе. – Я избираю, но выбор делаю не я. И счастье твое в том, что наши нити сейчас расходятся. Возможно, в будущем они пересекутся вновь. Если обоим нам удастся осуществить то, что предначертано. Моя мать предсказала, что мне предстоит стать прародительницей великого рода воинов и правителей. Тебе предсказано, что ты станешь основателем великого многочисленного рода, который будет многие века держать под своей властью огромнейшую страну. Но чтобы попасть в тот мир, где предсказанное сбудется, тебе нужно сначала пройти через Бездну. И если мы снова встретимся, то только… позади Бездны.
– А ты? Ведь и тебе придется пойти через Бездну!
– Я пройду через нее не раз. Таково мое предначертание – проходить через Бездну и проводить через нее тех, на кого пал выбор. Я – избирающая на смерть…
Рерик молчал. Она дала ему надежду, и он был готов на все, лишь бы их нити, такие похожие, сплелись вместе – пусть и позади Бездны. Но она сказала что-то такое… Рерика не испугало слово «смерть» – слишком много раз он видел в глаза ее саму, чтобы бояться одного слова. Но так говорить могло только инакое существо, нездешнее, пришедшее из иных миров и тем самым сделавшее разлуку совершенно неизбежным следствием встречи.
– Сейчас я могу лишь указать тебе путь, – тихо сказала Сванхейд, уже убравшая ставы в рог на поясе, и подошла к нему вплотную. – В жизни не бывает ничего случайного. И то, что нити наших судеб пересеклись здесь и сейчас, тоже не случайно. Сейчас ты поможешь мне выполнить мое предназначение, пусть и против твоей воли. А после я помогу тебе выполнить предначертанное тебе. И когда когда вновь Орел сядет на твое плечо, а Дракон свернется у ног, дерево твоей славы взрастет и поднимется, ты станешь тем, для кого предназначена я.
Как во сне, видя слишком близко ее лицо, облитое лунным светом, Рерик поднял руки и обнял ее. Его вдруг захлестнуло возбужение, поскольку тьма Бездны, в которую он заглянул, всегда рождает в смертных неистовое желание жить. Возможно, потому Сванхейд так волновала его с самого начала – что тень этой бездны таилась в ней всегда.
– Но если ты попытаешься торопить судьбу, то вместо своей славы примешь чужую смерть, – шепнула она, почти прижавшись губами к его уху.
И на этот раз слово «смерть» отрезвило его. Он не испугался – а просто понял, ясно осознал, будто увидел, что если он попытается сейчас занять место того, к кому толкает Сванхейд сделанный не ею выбор, то они рухнут в эту бездну прямо сейчас и погибнут в ней навсегда – оба.
Хоть Сванхейд и сказала, что нити их сплетутся лишь в далеком будущем, Рерик чувствовал, что они уже связаны, что они уже стали парой и что отныне они будут взаимно определять жизненные пути друг друга, даже в разлуке, даже не зная друг о друге ничего. Их нити сплелись в будущем, но они ведь тянутся через настоящее и даже через прошедшее. А Бездна и сейчас царила вокруг них – эта лунная ночь, эта узкая воздушная тропа между морем и небом. Они уйдут отсюда, но их тени навсегда останутся, чтобы заглядывать в Бездну. И будут терпеливо ждать, когда настанет срок. Девять дней, девять лет – неважно, ибо там нет времени. Решение принято, зерно судьбы посеяно. И дерево славы пустилось в рост…
Когда они вернулись в усадьбу, Рерик постучал, приказал Гауку открыть, и женская тень во франкской накидке скользнула к девичьей. И уже наутро вся усадьба знала, что Рерик конунг среди ночи ходил куда-то вдвоем с Сигварой.
– Он, видно, и накидку-то эту, изюбрю, ей подарил, чтобы не холодно было ночами гулять! – посмеивались домочадцы.
– А чем в доме плохо?
– Видать, конунга боятся.
– А как будто он и так не узнает!
Гудлейв конунг, разумеется, обо всем узнал одним из первых. И когда Рерик вышел из спального покоя умываться, несколько позже остальных, двоюродный брат уже поджидал его снаружи. Не мог даже дождаться, пока позовут на стол.
– Я слышал, ты совсем поладил с Сигварой! – улыбаясь, хотя и не так чтобы очень дружелюбно, сказал он Рерику. – Что же, она хорошая женщина, и надеюсь, ты не разочаровался.
– Кому это знать, как не тебе, – так же ответил Рерик.
– Да уж конечно, она будет не худшей спутницей для человека, которому так не везло с невестами и который неизвестно когда обзаведется женой. Не хочешь ли взять ее с собой?
– Ты и в самом деле готов мне ее отдать? – Рерик сделал вид, что удивлен. В действительности он был очень обрадован: не приди эта мысль в голову Гудлейву, он не далее как сегодня должен был сам попросить успупить ему Сигвару. – Отдать мать твоего сына?
– Сына я в любом случае оставлю себе. – Гудлейв слегка нахмурился. – Пока он у меня один, да и не могу я допустить, чтобы моя кровь росла… неизвестно где. А Сигвару забирай, раз уж она так тебе приглянулась. У меня скоро будет жена… вероятно, я надеюсь, мне удастся в скором времени найти подходящую невесту, высокоро рода… и так далее, – поправился он. Ведь предполагалось, что Сванхейд уедет-таки к Бьёрну сыну Эйрика в Свеаланд, когда поправится. И только сам Гудлейв знал, что поправится она не раньше, чем уедет Рерик, а руническая кость будет вынута из ее постели.
И отъезд Сигвары Гудлейва устраивал. Он знал ее пылкий боевитый нрав, а к тому же не вполне был к ней равнодушен, поэтому ее ревнивые глаза и упреки грозили отравить его будущее счастье с Сванхейд. Держать двух жен в одном доме – до добра не доведет, в этом он убедился на опыте своего воспитателя Рагнара. А к тому же и совесть его была спокойна: ведь он не продает мать своего сына каким-то заезжим купцам, передавая неведо в чьи руки, а поручает знатному благородному человеку, своему ближайшему родичу, неженатому к тому же.
– Тогда мне остается только поблагодарить тебя. – Рерик учтиво наклонил голову. – Это истинно родственная щедрость. Я уверен, мы с тобой расстанемся хорошими друзьями. Надеюсь, что со временем смогу вознаградить тебя.
Одевшись, Рерик пошел в гридницу. Столы уже поставили, но еду только подавали. Бабка Рагнхильд сидела на женской скамье, сложив руки на коленях и уставясь в пространство с таким оцепенелым видом, будто во всей вселенной дел для нее не было и не предвиделось.
Ознакомительная версия.
