Ознакомительная версия.
Мы зашли в вагон, мать отпустила мою руку, трамвай дернулся, и внутри меня распрямилась долго сдерживаемая пружина. Я вылетел наружу, вихрем пронесся к солдату, изо всех сил толкнул банку, увидал, как она падает на тротуар и со звоном разлетается на куски, далеко раскидывая сладкие красные сгустки, кинулся обратно и на ходу вскочил на подножку уже набирающего скорость трамвая.
Больше всего мне хотелось вновь увидеть лицо лишенного незаслуженного приза солдата, но, когда я обернулся, трамвай был уже далеко, и лицо над зеленой защитной гимнастеркой было почти неотличимо от массы остальных, терпеливо выстаивающих на тротуаре людей. Но военных, и вообще людей в форме я с тех пор еще долго обходил стороной. Да и до сих пор обхожу.
Так, на всякий случай.
Почему-то в каждой случайно собранной социальной группе, например, в школьном классе, кто-то оказывается экстремально умным, или экстремально высоким, или особенно толстым… В этом смысле наша группа курсантов мореходного училища представляла идеальный набор.
Лидером группы был Юдин – здоровенный, почти двухметровый двадцатилетний парень. Наверное, чтобы он не слишком выбивался среди нас, в основном пятнадцати-шестнадцатилетних подростков, командир роты майор Цаплин сразу же назначил его старшиной группы, и на построениях Юдин стоял не среди нас, а напротив, рядом с начальством. Замыкал строй Алексеев. Ростом он не выдался, но недостаток устремленных в высоту сантиметров легко компенсировался объемом тела, поэтому арьергард роты всегда выглядел солидным и непробиваемым. Разумеется, среди сотни курсантов оказались и парень, панически боявшийся воды в любом ее проявлении, и пара человек, абсолютно не переносящих малейшей качки, были лодыри и трудяги, совестливые и бессовестные, глубоко порядочные и откровенные жулики…
Жилые помещения роты состояли из анфилады нескольких больших комнат, вся жизнь проходила на виду друг у друга. Практика на младших курсах тоже проходила совместно. На двух учебных баркентинах – «Капелла» и «Вега» мы ютились в тесных кубриках, ставили паруса на высоте двадцати метров без малейшей страховки, драили до зеркального блеска многочисленные медяшки, несли вахты, управляли здоровенным штурвалом, личные качества каждого становились еще более очевидными. Не выдержав нагрузок, процентов двадцать курсантов роты отсеялись.
На старших курсах последовали практики на судах загранплавания, и ситуация кардинально поменялась. Попасть за границу, хоть одним глазом заглянуть за железный занавес в советское время хотелось всем и каждому. В реалии этой привилегии удостаивались считанные единицы: спортсмены, артисты, работники посольств. И моряки торгового флота.
За несколько месяцев до распределения на практику нам раздали анкеты для оформления морских виз. Количество вопросов в анкетах поражало воображение. Визовый отдел интересовали не только номера детского сада семнадцати-девятнадцатилетних претендентов на визы, но и мельчайшие подробности биографии родителей и даже бабушек с дедушками. Заполнение анкет растянулось на несколько недель, полузаполненные листы опросников валялись повсюду.
Однажды, занимаясь уборкой помещений на очередном дежурстве, я вытащил несколько таких листов из-под койки, чтобы положить их на ближайшую тумбочку, и глаза невольно выхватили из текста слова: «отец – осужден как враг народа». В кубрике было пусто. Читать чужие записи без ведома их владельца, конечно, нехорошо, но ведь анкета как раз и предназначена для чужих глаз… Оправдание для себя отыскать можно всегда. Я не удержался и прочитал перечень статей, по которым отец моего соседа по кубрику, Александра Α., был приговорен к десяти или пятнадцати годам лагерей за сотрудничество с фашистами. Схожая статья оказалась и у матери Александра, только срок ей достался поменьше, кажется, лет восемь. Очевидно, где-то там, в сибирских лагерях родители Александра и нашли друг друга. Я спрятал анкету под подушку Александра и о своей находке никогда и никому не рассказывал. Разумеется, с такой биографией родителей о морской визе можно было и не мечтать. На третьем курсе нам стало ясно, что детям родителей с какими-либо закавыками в биографии, а также детдомовцам или тем, у кого к данному моменту родителей не осталось, виза не светит. Если тебя выпускают за границу, в стране должен остаться заложник – как минимум, мать или жена с ребенком. Многие курсанты начали создавать собственные семьи. Кому-то это помогло, кому-то – нет. Максимум, на что могли рассчитывать неудачники, – это место в порту на буксире или земснаряде…
Двадцать лет спустя после окончания нами училища Советский Союз распался, при оформлении виз уже никто больше не интересовался биографией родителей претендента или тем, есть ли у него в семье родной человек, которого можно оставить заложником. Но на флоте к этому моменту из нашего выпуска остались немногие. Кто-то из них стал капитанами, кто-то по непостижимой причине не реализовал свое образование и остался матросом. Железный занавес пал, и мореплавание потеряло ореол загадочности и исключительности. Большая часть выпускников нашла себе место на берегу. Но какие-то, очень редкие контакты мы между собой все же поддерживали. Поэтому я не очень удивился появлению в моем офисе того самого Александра, сына врагов народа. Пришел он в поисках работы. Мы разговорились. Оказалось, оставшись без визы, что практически исключало возможность какой-либо морской карьеры, Александр не сдался, получил еще одно образование, на этот раз юридическое, но и здесь помешала биография. Чем он только ни занимался за прошедшие годы. Даже страусов разводил в родной Латвии. А потом уехал на заработки в Англию. Еще несколько лет спустя Александр купил автомобиль, дом-прицеп и вернулся на родину.
– По-моему, – сказал я, – теперь у тебя есть резон искать работу на серьезном уровне. Гражданин с юридическим образованием, с зарубежным опытом, с прекрасным английским, достойным приличной должности возрастом, биографией… Я чуть было не сказал «…биографией сына врагов советского народа, а стало быть почти политически репрессированный», но вовремя удержался. Мы вместе обсудили возможные варианты и остановились на конкурсной должности руководителя гражданского Департамента недвижимости в Министерстве обороны. На какой уровень сам себя спозиционируешь, на таком тебя и будут воспринимать. – Верно! – оценил он мои доводы. – Спасибо тебе огромное за хороший совет, с меня страусиное яйцо.
Александр ушел и больше не давал о себе знать. Ну все, решил я, столько лет не виделись, теперь получил хорошую должность и поплыл себе по волнам молочной государственной реки среди кисельных берегов, чего старых товарищей вспоминать! Какие уж там яйца!
Несколько месяцев спустя я подъехал к дверям центра, где располагается наша контора, и увидал, как из припаркованного у входа грузового автобуса вытаскивают ящики с каким-то офисным оборудованием. Грузчик в фирменном рабочем комбинезоне выпрямился, и я узнал Александра. Мне трудно было скрыть разочарование.
– А как-же Департамент недвижимости?
В конкурсе на замещение должности Александр участие принял, по всем показателям набрал очень приличное количество баллов, а вот на заключительном собеседовании срезался. Вроде бы, по официальной версии, членам комиссии что-то не понравилось в биографии. Скорей всего, конечно, просто на это место давно был присмотрен свой человек, а тут вдруг кто-то со стороны лезет…
Так и остался для новых властей врагом народа.
Ненавижу писать письма. Да и вообще их теперь пишут редко. Увидел, к примеру, на интернетовской доске объявлений что-то вроде «девушка двадцати двух лет приятной наружности познакомится с парнем от двадцати до пятидесяти», отправил эсэмэску в три-четыре слова, и частная жизнь практически гарантирована.
Во времена моей молодости познакомиться с девушкой было куда сложней. Разве что на дискотеке или на улице с заранее заготовленной фразой: «Девушка, как пройти в библиотеку?» Но и девушкам в этом смысле было не проще. Поэтому некоторые, порешительней, брали судьбу в свои руки и… писали письма в заведомо мужские коллективы. Время от времени подобные послания с пометкой «любому курсанту» попадали в мореходное училище.
Однажды мой ближайший на тот момент друг Славик, как и все мы немного сексуально озабоченный, подошел ко мне с таким письмом от студентки по имени Наташа из подмосковного города и сказал, что девчонка вроде интересная, хорошо бы написать ей что-нибудь в ответ. Вот только никак не придумать, что именно. У нас как раз начиналось скучнейшее теоретическое занятие по военной подготовке, по ходу лекции полагалось что-нибудь записывать, и я с удовольствием взялся помочь другу. К концу лекции у меня было готово добротное ответное письмо. Донельзя довольный Славик переписал мои каракули аккуратным почерком и отослал по указанному адресу.
Ознакомительная версия.
