– Опа, вот и я! Добрый день, Ашот Назарович! – воздух окрасился легким ароматом дешевого алкоголя. – Извините, вчера не пришел, важное мероприятие на весь день случилось: праздновал свое восемнадцатилетние, ну и сегодня по вчерашнему поводу, понятное дело, припозднился несколько. Виноват, опять виноват и даже не спорю! Зато передаю вам горячий привет от дяди Андрея, он вчера на моей днюхе очень тепло отзывался о вас. А как ваши дела, как жена: вышла уже на работу или детишки еще болеют?
– Слушай, ты понимаешь, что нельзя в таком виде на работу приходить? – Ашот побагровел. – Здесь ведь люди, а не скот, и им не все равно, кто за рулем.
– А я и не за рулем вовсе, а у руля. Рядом стою. Мне вообще пофиг все это, я водилой работать не собираюсь, мне больше компы по душе. Просто затевать до армии что-то серьезное глупо, после еще успею вдоволь научиться и наработаться. Я здесь только из-за предков, так сказать, из уважения к старшим. Прихоть у них, чтоб не болтался до службы, а посмотрел на жизнь с разных сторон… в том числе и с изнанки, – с ехидством добавил Юрец.
– Ну-ну, с изнанки, посмотрим, кем ты работать будешь, если вообще будешь, а не останешься висеть на шее у родителей до собственной старости. Они, так полагаю, ждут не дождутся, как спровадят тебя в армию и передохнут годишко-другой.
– Да не, родители меня любят и из родного дома не гонят, да и вся Россия для нас, русских, родной дом, и потому служить я дома буду. Дома служить – не на чужбине жить. И нам каждый уголок России – свой, родной и близкий, – с пафосом закончил паренек.
– Демагог, лень прикрываешь патриотизмом, а для родины ничего не делаешь. Кто любит родину, тот старается работать для нее так, чтобы не стыдно было за свою работу.
– Мне не стыдно, я наблюдаю, а еще не работаю. Стыдно будет, если вдруг плохо работать буду. Ну, это нескоро случится. Вот вы, Ашот Назарович, очень хорошо работаете, значит, любите родину, но почему-то больше мою, чем свою. Вашей стране, уверен, нужны хорошие работники, но вы работаете здесь. Или вы свою родину не любите?
Ашот вцепился с огромной силой в руль так, что пальцы его побелели, но старался при этом сохранять спокойный тон человека, имеющего превосходство в разговоре:
– Для меня сейчас семья и есть родина. И если в семье все хорошо, дети здоровы, сыты и обуты, то и будущее есть у моей родины, и будущее это будет прекрасно.
– Ну, тогда здоровья вашей жене и детям, Ашот Назарович! Сегодня непременно выпью с отцом и дядей Андреем за их прекрасное будущее. – И повернувшись в сторону Гаджи, добавил: – А ты что тут стоишь? Место пассажиров за турникетом, вам возле кабины стоять не положено.
– Я не пассажир, я Гаджи. Меня Андрей Александрович сюда учиться поставили.
– А, тогда привет, меня Юрцом зовут, – и парень радушно улыбнулся, только что не стал трясти руку, как тот студент во Дворце, хотя улыбкой был на него очень похож.
Через пару остановок Юрец спрыгнул с подножки автобуса, пообещав с понедельника не огорчать наставника.
– Вот, видишь, какой подонок, маменькин сынок. Еще о родине рассуждает, недоумок. – И водитель, расслабившись, откинулся на спинку кресла, ослабил хватку руля и вообще почти с некой демонстративной небрежностью стал вести автобус одной левой рукой, показывая, кто в доме главный, а правой поглаживая, как бы успокаивая себя самого, крупный набалдашник рычага коробки передач. – Да, я уже не удивляюсь ничему, у них вся молодежь такая: пьют, ругаются, старших не уважают, и еще каждый молокосос себя считает самым крутым. Нация, короче, спивается и деградирует, и я как немой свидетель наблюдаю это падение день за днем через чистые стекла своего автобуса.
Ашот объявил остановку и после вынужденной паузы, связанной с высадкой-посадкой пассажиров, продолжал:
– Да куда они без нас? Сами работать не умеют, если бы не мы, у них давно бы вся экономика рухнула. Ленивый, пьющий народ, а еще и очень жадный, вот и не платят нам нормально за то, что делать сами не могут, да еще и не хотят научиться.
Утром следующего дня Юрец протягивал девушке на ресепшн паспорт с квитанцией об уплате госпошлины. Белокурая красавица расплылась в приветливой улыбке и сообщила, что осталось пройти минимум формальностей: сдать несколько экспресс-тестов на наследственные заболевания и инфекции, а также пройти осмотр у врача-венеролога. Стоимость этих процедур несколько обескуражила молодого человека, но он не подал виду и с улыбкой просунул в окошко пятихатку, которую давно заныкал для этого визита, так как с первого дня знакомства возненавидел высокомерного и наглого Ашота, это двуличное и корыстолюбивое создание, спустившиеся с гор со своими горскими представлениями о цивилизованной жизни. Парень, как подарка, ждал с нетерпением своего дня рождения, чтобы наконец расквитаться с заносчивым кавказцем через унижение его жены и ощутить всю полноту превосходства над этим нерусским человеком.
К полудню формальности медицинского характера были закончены, и новоиспеченный ассимилятор был готов к выполнению почетного долга. Медицина прошла без эксцессов, и лишь неподдельное удивление вызвала работа молодого венеролога. Девушка, как показалось Юрцу, значительно дольше, чем того требовал регламент обследования, копошилась своими миниатюрными ручками, облеченными в тонкий латекс, досконально и со всех сторон исследуя область, которая скрывалась в трусах молодого человека. Ее глаза, спрятанные за толстыми фотохромными стеклами в тонкой оранжевой оправе, при ярком освещении кабинета казались подслеповатыми, что, по-видимому, по замыслу доктора, и должно было оправдывать столь тщательную пальпацию, но пухлые губки в тон оправы и прерывистое дыхание выдавали в ней не только профессиональный, но и глубоко личный интерес к происходящему.
В клиентском зале Юрец быстро отыскал по базе данных жену наставника. В принципе для этого достаточно было задать поиск женщины в возрасте от 30 до 37 лет и дальше, из пятидесяти представленных компом кандидатур выбрать свою жертву. Жена Ашота с обнаженной грудью улыбалась клиенту с экрана монитора. Парень мышкой навел на корзину и дважды щелкнул по ней. На экране появилась надпись: «ВРЕМЯ ОЖИДАНИЯ 33 МИНУТЫ». Он подтвердил ожидание и, расслабившись, откинулся на спинку мягкого кресла, невольно подражая манере Ашота показывать себя хозяином положения.
В родном городе Виктора памятники архитектуры соседствовали с современными алкомаркетами, но это соседство не имело противостояния в своей основе, так как история давно поросла мхом, причем в прямом смысле слова, а если бы и не поросла, то можно было бы при желании, напротив, узреть ее продолжение в современном облике города. Традиция выпивать, и выпивать крепко, передавалась в легендах из поколения в поколение. Пиво появилось в жизни Вити рано, еще в шестом классе, но только после уроков как непременный атрибут долгих прогулок с друзьями на развалинах старой крепости, которая возвышались почти в центральной части города, и подступы к ней были усеяны различными отбросами. Здесь в изрядном количестве встречались опорожненные чекушки и более вместительные емкости из-под крепкого алкоголя, смятые пивные банки, докуренные до самого фильтра дешевые сигареты, использованные презервативы и человеческие испражнения рядом с собачьими – свои физиологические потребности тут справляли и люди, и животные. С вершины холма открывался вид на город, который своими мрачными очертаниями гармонировал с крепостными стенами и являлся как бы продолжением последних. Повседневная жизнь подростка и других жителей прекратила свое движение и остановилась в прекрасной поре детства старожилов города. Делать ничего не хотелось, да особенно и нечем было заняться. В городе по-настоящему работали только магазины, где наиболее трезвая часть горожан пыталась продать друг другу различные и не очень нужные товары. Им скорее важен был процесс торговли, нежели ее результат. Так они боролись со спячкой, проникшей в каждый дом, и любая активность несла с собой возможность покинуть мир тяжелых сновидений и обрести надежду на лучшую реальность.
Дождь молотил по городу третьи сутки. Язвы грязных луж покрыли асфальт. Вороны изредка покрикивали, другие птицы и вовсе смолкли. В Россию пришла осень. Виктор засунул в рот бутерброд с ливерной колбасой и запил остывшим чаем, который дожидался его с вечера. По-видимому, чашку давно не мыли, и кислый запах портвейна ударил ему в нос. Родители еще спали, и их зычный храп с трудом приглушали кирпичные стены. В школу идти не хотелось, но сегодня намечалась большая потеха над заикой Костяном: ребята договорились облить мочой его штаны, а он, Витька, должен был принести для этих целей бутылку из-под кефира с широким горлом. Все в классе знали о предстоящем мероприятии, включая, возможно, и самого Костяна, но ему деваться было некуда: из дома дорога вела только в школу, а из школы домой. Наспех одевшись – времени до начала уроков уже оставалось в обрез, Витя сунул бутылку в пустой портфель и выбежал на улицу.
