– В общем, я предоставляю слово Мурдыхаю. Говори, но помни. Война, так сказать, или мрр.
Мурдыхай с трудом приподнялся. За минувший месяц он еще сильнее сдал, на правом глазу появилось бельмо, а рыжая шерсть поседела клоками, словно кто-то белой кисточкой намазал.
– Дорогие мои, – сказал он старческим скрипучим голосом. – Дорогие мои. – И по мохнатой щеке покатилась слеза.
Слеза была большая, круглая; толпа предпочла умилиться; кошки тихо всплакнули в ответ. А Мурдыхай утерся лапой и продолжил:
– В наши мирные селения пришли собаки.
– Пичалька! – крикнул молодой нахал с хвостом в кокетливую белую полосочку; это был, конечно, Мокроусов.
На него возмущенно зашикали.
– Да. Они пришли. И мы заговорили о войне…
– Миаааа! – в ужасе ответила толпа.
– Но чему нас учит истинная вера? А учит она только добру. У котов с собаками был общий бог. Всех он питал и поил без разбору. И что же нам теперь забыть об этом?!
– Нет, не забыть! – вскричали кошки.
Они не понимали хода мысли, но старичок им нравился. Умненький такой! И добрый! Душка!
– Так из-за чего же мы решили воевать? Из-за жалких осьминогов и мышей? Наловите еще – зима нескоро! Нет, братья и сестры! Я сформулировал вчера пять тысяч триста сорок седьмое правило Кошрута. Оно гласит: прежде чем начать войну, испробуй мира.
– Гым, – промолвил Дрозофил. – А какие будут предложения? Что, тык скть, вносим в резолюцию?
– Друзья мои, отправим в горы делегацию, пусть она поговорит с собаками. Может, они голодают? Может, им надо помочь? Пять тысяч триста сорок восьмое правило Кошрута: «Кот! Помни: бог любит тебя. Пес! Помни: бог любит тебя! Бог любит нас всех! Аллилуйя!».
Голос Мурдыхая дребезжал. Но говорил он очень убедительно и твердо. А кошки уважают убежденность. Они тут же осушили слезы и восторженно вскричали:
– Аллилуйя!
– Аллилуйя! – восклицали маленькие киски, изгибаясь кренделем и прыгая.
– Аллилуйя! – басили большие коты, привставая на задние лапы и кружась на месте, как будто их манят едой.
– Аллилуйя, аллилуйя! – попискивали малые котята и толкались.
– Гым-гым, прошу потише. Успокойтесь, говорю я вам, – строго стукнул лапой Дрозофил. – Слово предоставляется Его Превосходительству Верховному Жрецу.
Жрец выступил вперед, посмотрел на толпу исподлобья, недовольно покачал головой. Нет, он не согласен с Мурдыхаем. Мы не какие-нибудь слабаки. Так? Поэтому война, война и еще раз война. До самого обедного конца. Потому что у противника тылы, в тылах обозы, а в обозах – что? Запасы. Так? Будет, чем кошачеству обедать. «Так поедим!» – заключил он.
И толпа немедленно переменила мнение. «Ура героям!» – извивались кошки. «Собираем ополчение!» – распускали когти старые коты.
Но тут Верховного Жреца сменил Папаша. Он пожевал губами, ласково взглянул поверх очков. Восхищенные коты притихли. А Папаша начал певучую речь; она журчала сладко и спокойно; он процитировал старинных мудрецов, порассуждал о сложности истории, а подытожил неожиданным призывом: надо сделать так, чтоб не было ни мира, ни войны.
Это предложение котам особенно понравилось. Поскольку отвечало их душевным устремлениям.
Дрозофил подошел к Котриарху, что-то прошептал ему на ухо, тот покачал головой. Дрозофил недовольно подергал кончиком хвоста, но возражать не стал; мол, не хочешь выступать – не выступай.
И объявил:
– Все те вопросы, которые были поставлены, мы их все соберем в одно место. И примем. На этом общее собрание объявляется…
– Нет, не объявляется! Не объявляется! – раздался сзади возмущенный голос.
Все оглянулись. И не поверили своим глазам. За спинами собравшихся стоял похудевший Мурчавес. Грязная шерсть в колтунах и колючках, хвост покрылся толстым слоем пыли.
И столько яркой воли, злой энергии было в нем, так полыхал его взгляд, что коты и кошки расступились.
Мурчавес прошел по дорожке к трибуне, стрелою взлетел на нее, изогнулся и начал вещать.
– Братья и сестры! К вам сегодня обращаюсь я, друзья мои.
(Кришнамурка где-то уже это слышала и попыталась вспомнить – где. Но память у нее была девически короткая.)
– Я глубоко разочарован. Что это такое, я вас спрашиваю? Один проповедует пораженчество. Другой призывает идти воевать. Третий вообще несет невесть что. Ни мира, ни войны – это как? Трусливая политика умурротворения агрессора?
– А ты-то что нам предлагаешь? – опять вмешался молодой нахал с полосатым хвостом.
– Я вам предлагаю поумнеть.
Говорил Мурчавес резко. Потому что знал кошачью психологию. И понимал, что только на еду и на опасность коты реагируют сразу. На все остальное – расслабленно. С перерывом на почесывание и вылизывание лап. Коту нельзя давать задуматься; нужно постоянно привлекать его внимание. Любой ценой. Хочешь – лаской, хочешь – резкостью, а хочешь – шуршащей бумажкой.
Поэтому вещал он энергично, задыхаясь от пророческого вдохновения и не останавливаясь ни на секунду:
– Да, собаки ушли. Но могут в любую минуту вернуться. Чтобы разграбить ваши спальные районы, разорить наш рынок и отменить традицию халявы. Это ясно?
– Ясно! – закричала восхищенная толпа.
– Значит, слушайте дальше. Сейчас нам не с кем воевать. Потому что собаки попрятались. Но мы обязаны к войне – готовиться. Это я говорю вам, Мурчавес!
– А как? – хором спросила толпа.
– Как? А так! Мы проведем мобилизацию!
– А что такое – эта самая мы-би-ли-зация? – осторожно спросил Дрозофил.
– Это когда крепкие коты идут на службу в армию! Когда патриотические кошки сдают излишки продовольствия! Когда мы отрекаемся от разногласий и границ! И мы все подчиняемся мне! Котославные! Вам любо это?
– Любо! – прокричали котославные.
– А вам, котолики, подходит?
– Амен!
– Принимаете, котометане?
– Ассалям!
Мурчавес говорил не умолкая; его слова летели во все стороны, как переспелые оливки при порыве ветра; в какой-то момент он поднялся на задние лапы и стукнул себя лапой в грудь, но пошатнулся и больше предпочел не рисковать.
Толпа внимала, замерев.
Она была ошарашена.
Восхищена.
Обезоружена.
Так с ними никто не общался. Было чуть страшно, но здорово.
– И да ведет нас к великим свершениям счастливая кошачая звезда, – блестяще завершил свой спич Мурчавес.
– Не надо звезд! Ты веди нас! Мы твои! – стали раздаваться крики; особенно неистовствовали молодые котики.
– Мур-ча-вес! Мур-ча-вес! – начали скандировать они, и площадь захлебнулась от восторга.
– Мурчавес! Мурчавес!
А он смотрел, прищурясь, на толпу, и наслаждался. Он смог! Он справился! И пусть ему пришлось пойти на тайные решения… но тихо, мы об этом никому не скажем… ладно!
– Качать любимого вождя! – взревели котики, и возле подиума началось столпотворение.
Ликующие котики подбросили вождя – и расступились. Это было испытание на кошкость; настоящий кот обязан вывернуться из любого положения. Мурчавес ловко крутанулся в воздухе и встал как вкопанный, на все четыре лапы. Это привело народ в неистовство: урра!
Пока все прыгали, мяукали и восторгались, Дрозофил с Мухлюэном перемигнулись и придвинулись к Мурчавесу вплотную. Подобострастно начали нашептывать в оба уха: Мурчавес, ты великий! Ты теперь наш командир! Ты вождь! Мы знали, знали! Незаслуженное счастье – жить с тобой в одну эпоху! Но послушай совета, не брезгуй – нужно срочно закрепить успех.
Мурчавес ничего не отвечал. Он только поводил ушами. Это можно было понимать и так, что он согласен, и так, что ему все равно. Впрочем, опытные интриганы поняли желание вождя и сами поднялись на подиум. Он не хочет ничего решать; рискуйте сами. Если вас поддержат – хорошо, если нет… ну что же… это будет ваша неудача.
– Граждане коты! Минуточку внимания! – вскричал Мухлюэн.
Толпа ненадолго притихла.
– Цыц! – гнусавым голосом добавил Дрозофил.
– Есть предложение, – сказал Мухлюэн. – Избрать любимого Мурчавеса вождем.
– И назначить его генералом, – внушительно добавил Дрозофил.
Предложение охотно поддержали. У кошек было праздничное настроение. Им не хотелось заниматься скукотой. Площадное буйство продолжалось.
Мурдыхай смотрел на это безобразие – и отказывался верить собственным глазам. Вольнозоркие коты вели себя как лизорукие собаки. Они ревели троекратное ура, лизались, обнимались, пускали легковерную слезу. И это все из-за чего? Из-за того, что появился вождь?! Друзья мои коты, вы потеряли гордость. Еще вчера вы были каждый за себя. А теперь у вас в единстве – сила! Все, как один! И все за одного! Тоже мне, свободное кошачество…
Новый вождь легко вскочил на скальный выступ. Смотрел на толпу сверху вниз и молчал. Он сам себе напоминал то каменное изваяние, которое нашел у входа в Рай, когда как следует расчистил заросли: могучего покоцанного льва с большим клыком и хитрым приоткрытым глазом. Ему хотелось верить, что одержана победа. Что счастье наконец-то улыбнулось. В этом его убеждал не народ; народ – он что? Пойдет туда, куда его обманешь. А вот лжеца Мухлюэна и перекормленного Дрозофила не надуешь. Эти понимают всё. И подставлять свои шкуры не станут.
